Северный пес
Шрифт:
— Он получил свое в прошлый раз.
— Получил, да мало.
Неприязнь неприязнью, но желать смерти своим же солдатам… Хаген, пожалуй, хватил через край. Неудивительно, что он теряет людей.
— Видимо, Рондра придерживается на этот счет другого мнения, — суховато сказала Джулия. — Да и Борон тоже. Не тебе решать, кого ему забирать к себе, а кого оставлять здесь.
— Что-то ты чересчур печешься об этом псе, — Хаген, хотя и был погружен в пучины меланхолии, все же сообразил, что Джулия ведет речь вовсе не о Дитрихе. — Ходишь хвостом, смотришь на него вот такими круглыми глазами, — он показал, какими. — Уж не любовь
— А ты никак ревнуешь? — поинтересовалась Джулия невинным тоном.
— Я похож на идиота?
— Когда вот так плюешься от злости безо всяких на то оснований — очень…
Ответной реакции она дожидаться не стала, ушла. Вряд ли Хаген в таком состоянии мог сказать что-нибудь толковое. Скорее — продолжит плеваться.
Касот не желал отпускать незваных гостей. Несмотря на возросшую численность отряда, медейцам приходилось несладко; к границе с Медеей пробивались с боями, словно Рондра решила испытать их на прочность.
Джулия неоднократно ловила себя на том, что начинает бояться. Это она-то, никогда ничего не страшившаяся! Ее это обеспокоило, ведь страх в сражении не мог привести ни к чему хорошему. И если бы еще она боялась за себя, так ведь нет! Как только она замечала рядом с собой Пса (а он так и крутился неподалеку), она лишалась всякого покоя, потому что этот сумасшедший бросался в бой так, словно жил последний день, а каждый касотец был его личным врагом! Разумеется, о себе он вообще не думал и вел себя как настоящий берсерк. Мало того, он даже не носил доспехов. Да какие доспехи, он даже щит никогда в руки не брал, предпочитая орудовать своей бастардой, как двуручным мечом.
Причина всего этого безумия, как подозревала Джулия, была проста: Псу не терпелось умереть. И сделать он это решил, совмещая приятное с полезным, смерть в бою с помощью ближним. То, что у ближних каждый раз, когда они видели его перекошенную яростью физиономию и дикий оскал, все внутри обрывалось, его, конечно же, не занимало. Джулия боялась и злилась одновременно. Зря, что ли, она выхаживала идиота, что он так заторопился к Борону?
Она долго не решалась поговорить с ним. Ей казалось, все равно ответа не дождаться; кроме того, в эти дни они очень редко виделись. А если вдруг и снизойдет до ответа, что она может услышать такого, чего и так не знает? Можно было подойти к Галейну, у которого сложились с Псом отношения, похожие на приятельские. Но едва ли Галейн был в курсе всего, что творилось в сумрачной и непонятной душе новоявленного берсерка. Скорее всего, его так глубоко просто не допускали.
Наконец, представился удобный момент для разговора. Отряд пересек Серебряную, и с этой минуты как отрезало: касотцы отстали, словно бы река стала для них границей, пересечь которую они не смели. Медейцы не стали задумываться над причинами такой боязни, они просто вздохнули с облегчением и встали недалеко от Серебряной лагерем, выставив по всему периметру множество часовых.
Джулия, у которой впервые за несколько недель выдался свободный вечер, решила дойти до реки и ополоснуться. Вся грязь и кровь прошедших сражений словно облепила ее с ног до головы, и ей не терпелось смыть с себя всю гадость вместе с усталостью. Еще днем, когда разбивали лагерь, она приглядела местечко, как нельзя лучше подходящее для уединенного купания. Низкий берег был не слишком удобен для схода в воду, поскольку весь порос
Предвкушая удовольствие от купания в прохладной воде, Джулия подошла к реке, раздвигая руками густые гибкие ветки. Уже темнело, и потому она не сразу поняла, что облюбованное ею местечко уже кто-то занял. На темную фигуру, почти сливавшуюся с поваленным стволом, она обратила внимание только тогда, когда фигура эта распрямилась во весь немаленький рост и грубо поинтересовалась, кого и зачем сюда принесло. По голосу нетрудно было узнать Пса.
— А я могла бы и мечом тебя ткнуть, — заметила Джулия. — Надо предупреждать о своем присутствии.
— Ты сюда пришла позже, ты и предупреждай, — нелюбезно отозвался Пес, остановившись в тени дерева. Джулия совсем не видела его, только слышала. — Тебе чего здесь надо?
— Искупаться хотела.
— Иди отсюда. Купайся в другом месте.
— А ты что, реку купил?! — возмутилась Джулия. — Я тебе мешаю?
— Мешаешь.
— Интересно, чем?
— Шуму от тебя много.
— Я больше не буду шуметь, — Джулия продолжила раздеваться. — Я тихо-тихо…
Из тени донесся сдавленный вздох сквозь зубы, и ничего больше. Джулия, восприняв молчание как знак согласия, сбросила с себя последнюю одежду и поспешно вошла в воду.
Погрузившись в прохладные струи Серебряной, она испытала такое удовольствие, что даже забыла про оставшегося на берегу Пса и о том, что хотела поговорить с ним. Она думала только о том, как хорошо было бы никогда не выходить из воды, и плавать вечно… вечно… И никогда больше не держать в руках оружие, не видеть крови. Когда, наконец, она с сожалением направилась к берегу, прошло довольно много времени, совсем стемнело. Джулия вспомнила про Пса и подумала, что он, должно быть, уже ушел.
Он сидел у самой кромки воды, опустив руки между колен и задумчиво изучая блики света на поверхности реки. Когда Джулия ступила на землю, он поднял к ней лицо, и она увидела, что щека его снова нервно дергается. Он смотрел словно бы сквозь Джулию, и не замечал ее наготы.
— Не верится — так давно это было, — сказал он негромко. — Я сидел здесь, спиной к реке, и не смел обернуться; а они плескались позади меня, и смеялись…
— Ты уже был тут? — Джулия, поежившись, присела рядом с ним на корточки. Ей было прохладно, от воды тянуло холодом, но одеваться она не спешила.
— Вот в этом самом месте. Мы остановились недалеко отсюда; Оге и Ив ушли к мосту, — он коротко кивнул вверх по течению реки, указывая направление. Там находился мост, по которому отряд недавно пересекал Серебряную. В течение войны мост уже несколько раз переходил из одних рук в другие. В данное время его удерживали медейцы. — Девчонки захотели искупаться, но я не мог отпустить их одних…
"Девчонки" — это он, наверное, имел в виду медейскую принцессу и ее подругу. Что ж, четыре года назад они и впрямь были девчонками. Во всяком случае, для него.
— Скажи, Джули, — все так же тихо сказал Пес, глядя на воду, — тебе приходилось когда-нибудь предавать проклятию имя человека, которого ты любила больше всего на свете?..
— Как можно проклинать любимого человека?
— Можно… Я думаю иногда, что понес наказание за те слова, что мой язык повернулся сказать, и продолжаю расплачиваться до сих пор…