Северный пес
Шрифт:
Без труда он купил место на истрийском торговом паруснике — Свафнир знает, к какому виду он относился, Грэм никогда не разбирался в кораблях. Торговец носил непритязательное имя «Элизия» и был не самым высококлассным в своем семействе, но Грэма такие тонкости не волновали. Ему важнее было поскорее попасть в Минран, конечный пункт назначения, а капитан заверил, что его «Элизия», несмотря на невзрачный вид, весьма быстра. Грэм, в свою очередь, с поразившей его самого дотошностью выспросил у капитана, что за город Минран, где находится, далеко ли от Карата. Ответ его немного разочаровал. Минран располагался на Латере, то есть так далеко, как только возможно. Грэм и сам не знал, зачем ему вдруг понадобилось побыстрее оказаться в Карате, но он решил не заниматься на этот раз самокопанием.
Поднимаясь на борт, он поднял глаза и невольно вздрогнул: на палубе мелькнули вдруг рыжие локоны, будто языки огня. Волосы подобного цвета в его мыслях намертво сроднились с белокожим курносым личиком. Он сделал над собой усилие, заставив успокоиться, и обругал себя за глупость. Уж кому-кому, а Ванде нечего делать на борту истрийского парусника. Но что же, спросил он себя, показалось мне, что ли? Через минуту он понял, что нет, не показалось. Вот только огненная шевелюра принадлежала не Ванде, конечно же, а одному из матросов, совсем юному парню лет семнадцати, еще недавно, вероятно, бывшему юнгой. Грэм не успел рассмотреть его как следует, но успел заметить и его невысокий рост, и тонкое, даже изящное, сложение (совсем не подходящее для моряка), а так же зеленые глаза над россыпью веснушек, глаза мучительно знакомые. Он не сумел сразу сообразить, кого же они ему напоминают, и решил разузнать, кто такой этот рыжеволосый юноша, так же органично сочетающийся с компанией загрубевших, развязных матросов, как колибри — с толпой кур.
Каюта оказалась всего-навсего крошечным темным закутком, в котором с трудом размещалась пара подвесных коек. Грэм криво усмехнулся, но возмущаться не стал. В конце концов, корабль вовсе не был предназначен для перевоза пассажиров, и вряд ли даже капитан живет в намного более роскошных апартаментах. А когда Грэм плавал в качестве гребца, ему вообще не полагалось никакого личного закутка, в лучшем случае — крошечный пятачок под навесом на палубе, а то и просто под открытым небом.
Спустя какое-то время Грэм стоял на палубе, опершись на борт, и смотрел на удаляющийся берег Наи. Там, на материке, оставалась вся его жизнь, и не оставалось, кажется, ни одного человека, который пожалел бы об его отъезде. Грэм прикрыл глаза. Прожить тридцать два года, наворочать дел — и оказаться никому не нужным, без привязанностей и без целей. Надо еще постараться, чтобы так жить… вот он и постарался.
Наверху, где с полминуты назад что-то грохотало с явственно жестяными нотками, теперь переругивались два голоса. Один их них принадлежал Мэнни — звонкий и на удивление наглый, никогда Грэм не слышал у него такого. Как и тех выражений, которые мальчишка употреблял. Звук здесь, в каюте, был сильно приглушенный, но уж что было слышно — то было слышно. Второго голоса Грэм не знал, что неудивительно, поскольку на борту корабля он находился всего-то несколько часов, а голос принадлежал кому-нибудь из матросов.
В любом случае, стоило подняться и посмотреть, по отношению к кому это Мэнни позволяет себе такие выражения. Грэм промокнул влажным полотенцем щеки и подбородок, бросил его рядом с тазиком для умывания и, натянув тяжелый камзол из черного бархата, вышел на палубу.
Спорщики, как оказалось, стояли у самой двери в каюту, так что Грэм, открывая ее, едва не пришиб их — движения его были иногда очень уж порывистыми. К счастью, оба успели отскочить в сторону, пнув при этом (вторично) загрохотавшее ведро. Грэм остановился и по очереди смерил спорщиков взглядом. Мэнни имел вид необычайно задиристый, и только появление дядюшки немного смутило и остудило его. Оппонентом его оказался тот самый рыжеволосый юноша, чья шевелюра привлекла внимание Грэма в первую же минуту появления на «Элизии». Теперь Грэм смог рассмотреть его внимательнее и снова удивился изяществу его сложения. Юноша был невысок, особенно по сравнению с ним самим, но, несмотря на тонкость стана, достаточно крепок. Кожа его была необычно смуглой для рыжеволосого человека, и на ней почти терялась богатая россыпь веснушек. Буйная шевелюра цвета пламени спадала на
— Так, — ровным голосом сказал Грэм. — И что у нас тут?
— Все в порядке, князь, — юноша коротко взглянул на него и поклонился. — Прошу прощения, это моя вина. Воду я сейчас уберу.
Похоже было, что вину на себя он взял не потому, что Мэнни был воспитанником знатного господина, занявшего одну из лучших кают. Скорее всего, ему просто не хотелось связываться с наглым восьмилетним пацаном.
— Твоя вина, говоришь?.. — медленно переспросил Грэм и перевел взгляд на Мэнни. Тот смотрел в сторону и делал вид, что происходящее его не касается. Он ждал удобного случая, чтобы улизнуть. — А мне сдается, что тут поработал вот этот молодой человек. Мануэль?..
— А что? — скандальным голосом сказал Мэнни, задирая нос до неба. — А чего он ведра на ходу ставит?!..
Юноша смерил его красноречивым взглядом, но промолчал. Грэм, с трудом сдерживая усмешку, суровым голосом спросил:
— Я полагаю, ты уже извинился? Мануэль?
Мэнни скисал на глазах. Видимо, добило его официальное обращение — никогда прежде Грэм не называл его полным именем.
— Не успел еще, — буркнул Мэнни.
— Ну так извинись сейчас.
Возможно, не надо было давить на мальчишку, тем более, что Грэм заметил, как в серых глазах разгорается нехороший огонек; но и наглость его следовало поумерить. Грэму вовсе не хотелось, чтобы Мэнни вырос таким же самоуверенным хамом, каким был его отец (при всех прочих своих достоинствах).
— Прошу прощения, — буркнул мальчик еще менее любезно.
Грэм сначала хотел было придраться к тону, но потом решил удовлетвориться и этим. Да, придется поговорить с мальчишкой как следует…
— Иди, — сказал он. — Только, ради богов, смотри себе под ноги.
Без единого слова Мэнни ушел в каюту. Грэм проводил его взглядом, усмехнулся и, наклонившись, поставил опрокинутое ведро к ногам юноши.
— Благодарю, князь, но зря вы… — начал было тот, вспыхнув.
— Как тебя зовут? — перебил Грэм, решивший узнать любым способом, и побыстрее, где же он видел раньше эти малахитовые глаза.
Юноша удивленно взглянул на него, откинув со лба челку, но ответил, старательно пряча удивление:
— Мое имя Лайонель Эрк, князь…
Вот так-так! Грэм вспомнил солнечный день, залитый светом маленький задний дворик, и рыжеволосого взлохмаченного пацана, который с благоговейным восторгом разглядывал гравированный клинок его бастарды. Неудивительно, что черты лица парня показались ему знакомыми.
— Лал, Безымянный меня побери… — пробормотал он, отступая на шаг. В голове у него образ семилетнего мальчишки никак не хотел связываться с красивым парнем, стоящим перед ним сейчас. — Скажи-ка, а твоего отца зовут Брайан…
— Эрк, — закончили они вместе. Теперь Лал уже не мог скрывать свое удивление; зеленые глаза его заняли почти пол-лица.
— Вы знаете моего отца?..
— Знаю. Или, сказать, точнее, знал. С тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло много времени, — Грэм оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь, на что можно было бы сесть. Продолжать разговор вот так, стоя, ему не слишком хотелось. Но в видимых окрестностях не нашлось ничего подходящего для сидения, и он предложил: — Может быть, ты смог бы зайти ко мне для разговора, когда у тебя выдастся свободная минутка?..