Северный ветер
Шрифт:
Я глаза вытаращила:
— Какие еще такие соревнования?
— Районные, — говорят, — по фигурному вождению. В «Вишневых горках», на стадионе, будут проводиться.
— Да вы смеетесь! — чуть не плачу в ответ. — Я спать до смерти хочу...
А мне:
— Поспать, Тоня, всегда успеешь. Подумай о чести родного совхоза.
Делать нечего, пришлось ехать.
Команду нашу возглавил сам завгар Маяковский Василий Данилович. Он первый и выступал. Три ошибки сделал: колечко не снял со столба, по доске одним задним колесом проехал, а не обоими, еще на последнем, самом трудном управлении срезался.
Ездили на одном и том же
Села в кабину — низко, ничего впереди не вижу. Все смеются надо мной. Положила на сиденье чей-то полушубок, вроде ничего стало.
Поехала. Первая фигура — «Заезд в гараж». Надо было в один прием развернуться на узенькой дорожке и задним ходом войти в ворота. Ну, да места много было.
А вот на восьмерке я свалила флажок. Думала, он слева должен остаться. А судья вдруг говорит: справа. Уже поздно было отворачивать.
На последней фигуре тоже сплоховала. Надо было на скорости остановиться у черты сперва передними колесами, а потом — задними. Передними колесами я правильно остановилась. А задними немного не дотянула — машина-то не своя.
В общем, второе место мне присудили. И приз: часы настенные с боем. Они у меня в комнате висят.
Я бы не стал утверждать, что женское дело, — водить грузовые машины. Скорее всего, это дело сугубо мужское. И если бы кто-нибудь из женщин у меня спросил совета: идти ли работать шофером на грузовую машину, я ответил бы: нет, лучше не надо. Потому что очень уж тяжелая для женщины эта работа.
Но ведь можно и так рассудить: если Тоня Яровая выбрала себе мужскую профессию, значит, на свете нет другой профессии, которую она сумела бы полюбить так, как эту. А любимая работа не может быть слишком тяжелой.
Ей предлагали перейти на легковую машину, да она не согласилась. Я спросил — почему.
— Всякому свое, — ответила Тоня. — Мне нравится в далекие рейсы ездить. Нравится, что в грузовике я сама себе хозяйка, подчиняюсь только дорожным правилам и маршруту, который указан в путевке. И почти всегда уходишь в рейс и возвращаешься из рейса с новым пассажиром, который чего тебе только не расскажет в дороге. А на легковой машине — что... Привез ты начальника, скажем, на зерноток, и он там занимается своими делами час, другой... А ты дремлешь в машине, смотришь, как другие шоферы нагружают кузова зерном, везут хлеб на элеватор, возвращаются и снова становятся под погрузку...
Да, всякому свое, ничего не скажешь. И, наверное, очень даже неплохо, что в мужском коллективе совхозного автопарка есть такая Тоня Яровая.
1972 г.
Рустам Валеев
ДОЛЖНО ЖЕ БЫТЬ В ЖИЗНИ ЧТО-ТО ТАКОЕ...
1
Друзья как будто бы не понимают его скоропалительного решения, а ему не хочется долго объяснять. Он только говорит:
— Должно же быть в жизни что-то такое...
— Да, да, — кивают друзья.
На их лицах недоумение: зачем такие разговоры и почему Мансур Кадыров, компанейский парень, не пьет пива и портит им культурный отдых?
Они выходят из кафе, небрежно набросив на плечи шуршащие плащи.
— Должно же быть в жизни что-то такое... — говорит Мансур Кадыров.
И вот он уже в Челнах. Он стоял перед дощатой, почерневшей от сырости будкой с вывеской «Энергорайон», осунувшийся от волнений, и говорил себе, что согласится работать только по своей специальности, потому что он не бетонщик и не плотник, а вечный монтер. Может, он подспудно надеялся, что монтеров на стройке хватает и тогда он вернется в Казань, не мучаясь от укоров совести.
Едва ступив на порог, он ощутил тошноту от табачного дыма и от того, что с утра ничего не ел. Над самодельной электрической печкой сидели двое. Это были мастера.
Тот, что поближе, развернул трудовую книжку Мансура, а второй заглянул через плечо первому и сказал:
— Да ты, брат, не работал на высоковольтных линиях.
— Не подходишь ты нам, — сказал первый и помолчал. — Ну, напиши заявление.
— А чего писать, — сказал Мансур почти с горечью, — чего писать, если я не подхожу?
Мастера ничего ему не ответили.
Он повернулся будто для того, чтобы придержать распахнутую ветром дверь, и услышал за спиной:
— Да вон Стрельников идет.
Мансур увидел человека, легко шагающего в огромных резиновых сапогах через захламленный пустырь. Тот, кого называли Стрельниковым, остановился перед входом и спросил:
— Дюмин не звонил?
У него было округлое бледноватое лицо, широкий нос надежно удерживал толстые очки, одет был Стрельников в брезентовый плащ, клетчатую кепку; сапоги на его ногах казались вблизи еще огромнее. Что-то дрогнуло в душе у Мансура. Во-первых, он ободрился, каким-то внутренним чутьем поверив, что Стрельников не откажет ему. Во-вторых, он понял, что заднего хода ему не будет.
— Квартиру долго придется ждать, — сказал Стрельников, возвращая ему трудовую книжку. — Зарплата восемьдесят рублей. Плюс двадцать процентов премиальных. — Он слегка усмехнулся: — Ночевать-то есть где? Ну, поедем со мной.
Мансур послушно пошел за Стрельниковым, думая, что если у того большая семья или грудной ребенок в доме, то ни за что не останется ночевать.
На краю пустыря стоял грузовик с крытым кузовом. Стрельников неловко перевалился через борт, крикнув: «Залезай!» Они ехали долго, в проеме брезентового покрытия мелькали самосвалы, автокраны, «вахтовки». Затем поплыла степь с желтыми холмами...
— Там у нас вагончик, — проговорил Стрельников, мельком глянув на чемоданчик Мансура. — Будет где пристроиться и обсушиться. Да!.. — как бы осенило его. — Там, кажется, найдутся для тебя сапоги.
Перед его глазами мелькали названия городов — Магнитогорск, Калинин, Ижевск, Ивано-Франковск и еще множество разных, известных и безвестных. Они были выведены на спецовках строителей во всю спину. Незнакомые девчата (ребята сдержанней) бросались друг дружке в объятия только потому, что оказались землячками. А широко раскинутые Челны тоже были как собрание городов: вот деревянные, с резными ставнями, с палисадниками дома — это, пожалуй, некий райцентр; а вот глядящие на Каму девятиэтажные — ни дать ни взять Дербышки, новый район Казани; а за дымкою полей подобно миражу снова поднимаются высокие дома — Новый город; а вот веселой крашеной грудой раскиданы поселки из передвижных домиков. И все это Челны...