Северо-восток
Шрифт:
Очнулся я возле знакомого холма, на котором не так давно красовался Чинук. Ни нога, ни рука не болели, а вот слабость все еще ощущалась, и есть почему-то хотелось зверски. Я приподнялся на локте, оглядываясь, и тут же увидел зеленый комок со щупальцами.
– Лёня? Что произошло? Где Чинук?
«Пошел на корм удильщикам».
– А кто вытащил меня?
Предположение, что это мог сделать осьминожка, не укладывалось в голове.
Мне передалась мгновенная горечь, которую испытал бывший кио. Раньше он смог бы вытащить
– Лёнь, да ты чего? – Я попытался подбодрить его. – Ты и сейчас хоть куда. Вон как меня здорово перебинтовал, и вообще…
«Тебя вытащили болотники», – резко перебил он, явно не желая, чтоб его утешали.
– Значит, все же решили прийти нам на помощь. Лучше поздно, чем никогда, – язвительно заметил я.
«Ну они же дорожат своими детенышами», – желчно откликнулся осьминог.
– В смысле?
«При виде целых и невредимых яиц болотники чуть не завизжали от восторга. Поэтому, когда я пригрозил, что вскрою клювом скорлупу и убью детенышей, если они не вытащат тебя из Провала, болотники тут же все сделали как надо».
– Понятно… – Моя рука внезапно нащупала знакомую теплоту тантала. Штык! Слегка очищенный от грязи, он лежал рядом со мной. – Лёнька! Ты молоток! Это ведь ты его разыскал, да?
«Да, – проворчал бывший кио. – Пусть будет у тебя. Как только доберемся до Кремля… Ведь ты же собираешься рано или поздно вернуться туда? Тогда штык и понадобится… нам обоим…»
Я помрачнел. Мне почему-то казалось, что наша договоренность о том, что Лёнька помогает мне вернуться в Кремль, а я в знак благодарности убиваю его танталовым штыком, расторгнута.
«Она в силе», – мысленный голос Девяносто Девятого был непреклонен.
Ладно, там видно будет. А сейчас Кремль казался мне не ближе луны.
– Лёнь, а Ваня где? – Я встал, сунул штык за пояс и огляделся. – Он жив?
«Пока да. Без сознания, правда. И крови много потерял. Но тут до Ниитьмы рукой подать. А там хорошие врачи. Авось подлатают… Кстати, один из болотников пошел на Пятницкое кладбище. Приведут группу сюда. Обе группы, – поправился он, – и своих, и ниитьмовцев».
Второй болотник остался, чтобы охранять яйца. Он занял пост возле темной дыры бывшего подъезда и сидел там неподвижной шишковатой кучей.
Я подошел к Ивану. Он лежал там же, где его терзал био. Рана была наспех перетянута обрывками камуфляжной куртки, но из-под ткани потихоньку сочилась кровь.
«Из болотников те еще санитары, – ответил на мои мысли Лёнька. – Ничего, Ваня – парень крепкий. Главное – позвоночник не перебит… Короче, если повезет, выживет».
– Очень на это надеюсь… Кстати, а я?! – Меня аж заколотило от пришедшей в голову мысли. – Почему я как новенький?!
Мой взгляд уперся в раненую руку. О том, что произошло, напоминал лишь оторванный наполовину окровавленный рукав и свежий рубец шрама, прочертивший татуировку с фениксом. Шрам выглядел так, словно ему уже неделя. То же самое обнаружилось и на ноге.
– Лёня!!!
«Ну и чего ты ревешь, словно тебе болотник яйца оторвал? – недовольно отозвался
– Кто?! Как?!
«Как-как… Болотники отловили серва. Прибили гаденыша, вскрыли брюхо… Дальше продолжать?»
– Не надо. Я понял.
Так вот почему хочется есть! Мне ввели регенерирующий препарат. Очень ценная штука. Довоенная. Она входила в штатную аптечку сервов. Вроде эти вспомогательные роботы должны были ремонтировать не только своего хозяина – био, но и приданный ему расчет солдат. У большинства сервов запас лекарства давным-давно иссяк, но мне повезло – у данного конкретного серва кое-что осталось.
«Регенерирующего масла у него было меньше, чем хотелось, – вздохнул Лёнька. – Хватило только на тебя, а на Ивана уже не осталось».
– Ну и надо было лечить его. У него ранения серьезнее.
«Вот именно, – отрезал Лёня. – Ивана исцелить до конца масла бы не хватило. Так что он все равно не боец. Было бы в группе сразу два раненых. А так ты сможешь вернуться в строй. Такова жестокая арифметика войны: в первую очередь лечить того, от кого больше пользы. Да ты и сам это понимаешь, Богдан. Тебя же точно так же учили».
Я кивнул, вспоминая главные правила выживания:
«Если еды мало, мужчина ест первым. А женщине и детям, что останется. Он – защитник и добытчик. Если он ослабеет от голода, то не сможет противостоять врагу. Не сможет добывать пищу. И тогда погибнут все».
«В бою не трать времени на раненых, сперва разберись с врагом. Побьешь врага – всем сразу легче станет – и раненым, и здоровым». [13]
Так нас учили. Имелись и другие правила, усвоенные нами с детства. Говорят, до Войны люди жили по другим правилам – добрее, гуманнее, милосерднее. Да и сами предки были лучше нас…
13
Слова А. В. Суворова.
«Это вряд ли, – проскрипел Лёнька. – Ведь именно из-за них мы получили в наследство такой мир. Они не думали о будущем, пошли на поводу у своих амбиций, жадности и глупости… Но хватит рассуждать. Тебе надо поесть».
Он указал щупальцем на какие-то белые комочки, лежащие в подобии стальной миски. Не сразу я понял, что это такое… Мозги серва!
«Ешь давай, не кривись. Все равно другой еды в ближайшее время не предвидится. А это невкусно, зато калорийно и питательно», – подбодрил меня Лёнька.
Он прав. Органическими мозгами паука действительно можно быстро насытиться и восстановить силы. А они мне скоро понадобятся, ведь главное еще впереди – на забитом нео Рижском вокзале.
Я подцепил пальцами белесые комочки, лежащие на остатках стальной черепушки серва, положил в рот, разжевал и проглотил, думая не о вкусе, а о том, что сейчас главное – восстановить силы, чтобы стать полноценным бойцом группы.
Как там сказал Лёнька? Такова жестокая арифметика войны…