Северские земли
Шрифт:
И эти опасения были оправданы, повод к войне – или хотя бы локальной битве – был слишком удобен, чтобы его не попыталась разыграть хотя бы одна из сторон.
Наконец, настал день похорон. Упокоиться князь должен был не под плитами собора, как большинство его предков, а в построенной рядом семейной усыпальнице. Мода на склепы пришла из Польши[1] и родовые некрополи быстро стали популярными и в Литве, и в Москве.
[1] Само слово «склеп» происходит от польского sklep — «свод, подвал».
На похороны собрался, кажется, весь Белёв.
Меж тем батюшка, Антипа, воевода и четверо дюжих дружинников отправились вскрывать усыпальницу. Саркофаг князю сделали заранее, рядом с женой, он сам его осматривал, ещё будучи живым и остался вполне доволен. Поэтому сейчас оставалось только поставить внутрь саркофага гроб, да накрыть тяжелой каменной крышкой - для чего и были взяты дружинники.
Дверь в склеп ладили надёжную, с защитой от воров, со множеством замков и засовов, поэтому настоятель собора довольно долго гремел ключами и лязгал запорами. Наконец дверь, нещадно скрипя, открылась.
Подождав немного, чтобы воздух проветрился, двое дружинников запалили факелы и батюшка, перекрестившись, первым шагнул внутрь. Подойдя к захоронениям, отец Варфоломей кивнул на нужный саркофаг, и густым басом скомандовал дружинникам:
– Крышку снимайте, только аккуратно, тяжёлая, и вот здесь у стеночки ставьте.
Меж тем глазастый Антипа заметил, что на соседнем надгробии лежит какой-то длинный предмет. Он протянул было руку, но от резкого толчка отлетел в сторону, едва не потеряв равновесие. Это воевода пихнул его плечом, твёрдым до каменности.
– Куда лапки тянешь, пёс?!
– зло бросил предводитель дружинников и сам взял находку в руки.
Это оказался свинцовый футляр, обычно используемый гонцами для хранения важных грамот, с обеих сторон опечатанный сургучными печатями.
– Вон оно что!
– протянул воевода.
– На надгробии княгини покойной, значится, грамотка лежала. Вот оно что значило - "жена скажет". Духовная это княжья, завещание его. Видать, князь Гаврила, нам никому не доверяя, сам его сюда спрятал.
– Вестимо, так! – кивнул и священник. – Ключи от склепа только у меня, да у него были.
– Как управляющий княжеством, я требую...
– начал было Антипа, но воевода без единого слова сунул ему под нос скрученную из пальцев дулю. Потом, посерьёзнев, военачальник вперился взглядом в дружинников:
– Вы свидетели будете, что грамота здесь до нас лежала.
– Не изволь сумлеваться, командир.
– огладил бороду старший из них.
– Хоть перед царём всю правду обскажу, как оно было.
Остальные согласно кивнули.
Тогда воевода подошёл к настоятелю, и, поклонившись, двумя руками протянул тому пенал.
–
Поп перекрестился, принял грамоту и ответно поклонился.
– Не сомневайся, Василий.
– они оба родились и выросли в Белёве и знали друг друга тысячу лет.
– Сберегу, и волю княжью не порушу. Перед поминками и огласим.
Воевода удовлетворённо оскалился и повернулся к стоящему у стены Антипе:
– Вот так вот, тиун. На особу духовного звания, надеюсь, твоя власть управляющего не распространяется?
– и коротко хохотнул.
– Тебе здесь не жить!
– не сдержался взбешённый Антипа.
– А я с тобой по любому вместе служить не буду, гнилой ты, - очень серьёзно ответил воевода.
– Вот только сдаётся мне, всё не по-твоему складывается, духовная тебя не порадует, иначе бы ты сейчас не дёргался. Но даже если твой хозяин верх возьмёт... Я сам уйду. Мне проще - я со своим опытом без места не останусь, ещё и торги за меня устроят. У меня имя своё, не заёмное, я его сам сделал. Это ты без хозяина никто, пёс шелудивый.
Он повернулся к священнику и спокойно сказал:
– Пойдём наружу, отче. А то народ волноваться начнёт.
***
Волю князя огласили, как и обещали, перед поминками.
Сначала воевода рассказал всем, что случилось в склепе, потом дружинники побожились перед богом и людьми за истинность его слов. Потом вперёд вышел отец Варфоломей и показал всем футляр, подняв над головой. Затем батюшка сломал обе печати, выдернул шнур, открыл пенал и извлёк грамоту.
Раскрутив свиток, он хорошо поставленным голосом начал чтение.
Это действительно оказалась духовная князя и была она довольно длинной. Как любой рачительный хозяин, князь Гаврила подробно описывал, кому из друзей, дальних родичей и глав неименных родов что оставляет в память о себе.
Потом был длинный список поминальных вкладов городским церквам, даров монастырям, щедрой милостыни нищим и убогим.
Наконец, дело дошло до семьи. Все присутствующие обратились в слух.
– А дочери своей Арине я оставляю княжество своё Белевское, и все земли его, и луга и леса его, и города и сёлы его до самой смерти ея. А муж её Семён да будет ей помощью, защитой и обороной.
А буде Господь немилостив, и призове к себе дочь мою, владеть оному Семёну княжеством, пока внук мой Ждан або иные внуки мои от Арины в возраст не войдут и княжество во владение не примут.
А внуку своему первому Ждану, або другим моим внукам от Арины, коли Ждана заберёт Господь, оставляю свой клан белёвский, а отцу их Семёну управлять, но не владеть кланом назначаю, пока Ждан або другие внуки в возраст не войдут.
А дочери своей Алине назначаю ренту личную с княжества в 750 рублёв ежегодно до самой смертии ея.