Северские земли
Шрифт:
– А я тебе про что? – поддакнул первый. – Дочек его мы сызмальства помним, но хозяйствовать-то не им. Мужик хозяином станет, а мужей их общество, почитай, и не знает совсем. Мы их и не видели никогда. А ну как упырь какой приедет, нас всех прижмёт и три шкуры драть станет? Мы бы, может, и отправили бы человечка ловкого про нового князя расспросить, и денег общество на такое выделило бы, да про кого спрашивать – непонятно. Кому из зятьёв он в духовной[1] княжество отписал – про то никому не ведомо, мы всю дворню опросили – никто не знает.
[1] Духовная – завещание.
–
– Может и не помрёт, - фаталистично изрёк собеседник. – Опять же – видал, барчук какой-то вслед за нами приехал, одет по-господски. Мож, лекаря какого князю привезли?
– Тьфу, скажешь тоже. «Лекаря привезли…». Какой ещё в задницу лекарь? Это тиун[2] князев, Оксаков, пёс шелудивый, своего воронёнка домой высвистал. Не узнал, что ли? У них же одна рожа на двоих, и та чернильно-кляузная.
[2] Тиун: здесь – управляющий.
– О, блин… Точно. А я-то думал, кого он мне напоминает?
– протянул его собеседник. – Вот уж точно народ говорит: крысы бегут с тонущего корабля, а стервятники – наоборот, слетаются.
Тут от амбара крикнули, что мешки давно разгрузили, и забирайте уже свои телеги, балаболы. Но, даже выводя лошадь под уздцы, опознавший сыночка крестьянин никак не мог успокоиться: «Лекарь… Такому лекарю… (дальше непечатно)».
Глава 4. "Поворотись-ка, сынку!"
– А ну, поворотись-ка, сынку! Экой жердиной ты вырос! Да не вертись волчком, дай рассмотреть, пять лет чай не виделись, пока ты там в училище мои деньги проедал.
Такими словами приветствовал старый Оксаков своего сына, вернувшегося к отцу после пятилетней учебы.
В последнее время что среди литовских, что среди московских дворян наблюдался настоящий образовательный бум. Даже сыну боярскому – не говоря уже про боярские и тем более княжеские роды – не то что при приёме на службу, но даже при сватании невесты могли дать от ворот поворот. Просто оттого, что тот не отучился хотя бы пару лет в какой-нибудь академии или университете – «а нам невможно с неграмотным быдлом родниться». При этом ты еще не везде и попадешь, даже если деньги водятся. В какие-нибудь Славяно-греко-латинскую академию в Москве или Академию и университет Виленский в столице Царства Литовского набирали практически одних столбовых дворян, едва ли не только Рюриковичей и Гедиминовичей[1].
[1] Рюриковичи – потомки первого властителя русской земли Рюрика. Гедиминовичи – потомки первого нелегендарного князя Литвы Гедемина. И в Московском царстве, и в Великом княжестве Литовском представители обоих фамилий считались «царской кровью» и оценивались одинаково высоко. Кстати, и тех, и других хватало среди подданных обеих государств – и в Москве гедиминовичей было изрядно, и в Литве - рюриковичей.
Но и для худородных дворян, вроде Оксаковых, предложений хватало – училища, созданные на манер иезуитских коллегиумов, в последние десятилетия открылись едва не в каждом
[2] Не примите за просочившееся современное слово. На самом деле главы учебных заведений в России изначально именовались именно «директорами». В Московском университете, к примеру, директора сократили до «ректора» только в XIX веке, в 1803 году.
Сынок ещё раз повернулся, и ядовитым тоном спросил:
– Ну что – насмотрелись, батюшка?
– Да уж насмотрелся… - не менее язвительно ответил лежащий в постели старикашка. – Глаза б мои не смотрели, если честно. Ну и рожа у тебя, Антипа!
Сынок явно что-то хотел ответить что-то колкое, но благоразумно проглотил замечание.
Молодой 17-летний Оксаков, которого, как вы уже поняли, звали Антипой, и впрямь ничем не походил на Коула Спрауса. Скорее он напоминал Фернанделя, если его, конечно, ещё кто-нибудь помнит – очень худой, очень долговязый, и с предельно лошадиным лицом. Кстати, с папашей они и впрямь были донельзя похожи. Вот только старик, отдавший свою жизнь двум пламенным страстям – деньгам и женщинам, считал себя писанным красавцем, и узнавать себя в этом отражении категорически не желал.
– Как твоя учёба? – тем временем поинтересовался тиун. – Ваш директор писал мне, что у тебя было что-то вроде припадка месяца три назад – ты никого не узнавал, дичился и говорил всякие глупости?
– Да так… - неопределённо повёл рукой сын. – Один муж не вовремя домой вернулся, пришлось с окна прыгать, а спальня у купчихи на втором этаже была. Нога подвернулась, и я башкой неудачно приложился. Сейчас уже всё прошло, мозги на место встали.
Старик недоверчиво посмотрел на сына. По его мнению, отпрыск больше всего напоминал расхаживающий по комнате скелет в дворянском платье и с саблей на боку. Разве что купчиха некромантией одержима была.
– А Дар твой как поживает? Он же у тебя тот же, что у меня – Планирование ты от меня в наследство получил.
– С Даром всё хорошо, папенька. Я его постоянно тренирую, и развивается он весьма активно. У меня уже третий уровень.
Старик вскинулся:
– А не врёшь? Больно уж быстро. У меня самого – четвёртый только.
Сынок пожал плечами:
– Могу открыть.
– А и открой, милый, - не стал противиться родитель. – В нашем ведь деле как – доверяй, но проверяй.
Сынок сделал быстрый жест, и папаша всмотрелся во что-то, одному ему видимое.
– Не соврал. – старик удовлетворённо откинулся на подушки. – Положим, третий ты максимум пару недель назад получил, но не соврал. Это хорошо, потому что скоро Дар тебе пригодится.
Старик поёрзал на кровати, и вперился глазами в сына. Похоже, наконец-то начался серьёзный разговор. Это почувствовал и сынок, который перестал метаться по комнате, бухая сапогами по половицам, и замер в углу, пожирая отца глазами.
– Я скоро помру, сынуля. – сразу зашёл с козырей отец. – В этом году у меня был удар крови[3], а потом - ещё один.