Сеятель бурь
Шрифт:
– «Кто жалеет мелкие фигуры, не жалеет короля», – с усмешкой процитировал я. – Это из книги «Наставления к шахматным баталиям» Отто Рациуса.
– А-а, – почтительно глядя на меня, протянул Тишка. – Стало быть, вот оно что! Не взаправду, стало быть…
– Ладно, – оборвал я парнишку, – иди-ка лучше поставь самовар.
Мы с Сергеем молча глядели вслед удаляющемуся гонцу, не зная, что и подумать.
– А что это за гнетущая тишина, Берримор? – в конце концов проговорил Лис, нарушая затянувшуюся паузу, и продолжил, не дожидаясь ответа: – Местные жители говорят, что это рыбка Баскервилей, сэр! Ну шо, Капитан, я готов
Я угрюмо пожал плечами:
– Можно предположить, что Наполеону действительно удалось выйти на след крупномасштабного заговора. В конце концов, насколько я помню, это отнюдь не противоречит известной нам истории. Александр I был, несомненно, причастен к убийству своего отца. Тогда, в 1801-м, ему это не удалось. Теперь же, спустя пять лет, ситуация может измениться.
– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Лис. – Если старина Бони уже решил пощупать их за жабры, то рупь за сто, шо он им чешую от хвоста до головы напрочь очистит.
– В этом-то, наверное, все и дело. Я действительно склонен думать, что недовольные группируются вокруг цесаревича и прочих великих князей. Поскольку император Павел дышит на ладан, к этой камарилье можно причислить и ряд сановников, озабоченных сохранением своих постов. В любом случае власти в их руках сосредоточено немало, и просто так заговорщики ее не отдадут. – Я задумчиво потер невесть от чего занывшую переносицу. – Я, кажется, понимаю, о чем речь. Все на самом деле гениально, и, как это водится у Наполеона, проблема решается одним стремительным ударом, так сказать, генеральным сражением.
– Ты о чем?
– Санкт-Петербург хоть и столица, но довольно маленький город. Как ни пытайся здесь провести аресты одновременно, все равно где-то пойдут сбои. А среди таких «сбоев» могут оказаться влиятельные лица, имеющие в своем распоряжении не одну сотню, а то и тысячу штыков и сабель. Таким образом, если что-то не заладится, может начаться крупная бойня.
– Логично, – согласился Сергей. – Ну а свадьба-то тут при чем?
– Лис, свадьба завтрашнего царя Эллады и любимой сестры базилевса – достаточно веский повод, чтобы собрать под одной крышей весь петербургский бомонд, в том числе мятежников в полном составе. А скажем, на выходе из храма всех их одним махом взять под стражу и заключить в Петропавловские казематы.
– Обалдеть! – резко выдохнул Лис. – Ты шо, Капитан? Это ж скандал на всю Европу!
– Ha то он и Наполеон, а мы с тобой нет, чтобы обращать внимание на решение задачи, а не на скандалы. К тому же, вполне может быть, скандал ему только на руку.
– Это, типа, поляну на меньшее количество народу накрывать?
Я усмехнулся прагматичности Лисова предположения.
– Нет, я о другом. При шумном скандале куда проще добиться отрешения от власти Александра Павловича и всех разом великих князей. Павел I – государь взбалмошный, так что участие в заговоре собственных его сыновей может, с одной стороны, толкнуть его на слабо обдуманные поступки, и в этом ему, несомненно, поможет Наполеон; а с другой стороны – окончательно подорвать то, что осталось от здоровья его императорского величества. Таким образом, Бонапарт убивает всех прыгающих в округе зайцев.
Во– первых, наглядно демонстрирует божественной Марии Антоновне Нарышкиной, какое
Вот тут– то и выстраивается занятная ось: Жозеф I, или уж не знаю, как он будет зваться, вступив на российский трон, женат на сестре Бонапарта. Сам Наполеон —царь Греции и бог весть чего еще – в самом ближайшем времени – на сестре базилевса, а тот, в свою очередь, состоит в браке с дочерью правителя Священной Римской империи. Вот такая милая семейка получается! Но я уверен, и это еще не предел. Достигнув описанных рубежей, Наполеон, по сути, только-только вырывается на стратегический простор. А что будет дальше? – Я сокрушенно покачал головой.
– Да-а, – протянул Лис, – круто завернуто! Я вот о чем подумал. Это ж приди в прелестную головку госпожи Нарышкиной, урожденной Святополк-Четвертинской, светлая идея отфутболить Александра Палыча в туманную даль и лучистым взором обласкать своего корсиканского почитателя, и спала бы себе Европа безмятежно, не зная, возможно, даже имени генерала Бонапартия.
– Вряд ли, – с сомнением произнес я. – Во-первых, он и сам по себе незаурядный полководец, и этой славы у него не отнять. А во-вторых, в любовном треугольнике вопреки законам геометрии каждый угол по-своему туп. Если бы Бонапарт не начал охоту на цесаревича, то уж цесаревич не упустил бы такой возможности. В любом случае, по-моему, в нашей версии концы с концами полностью сходятся, так что можно докладывать начальству о сути намеченных предуготовлений… – Я сделал паузу. – Знаешь что, найди-ка, пожалуйста, ту газету, которую ты подобрал у ворот дома, так сказать, в соседнем мире.
– Где ж я ее теперь найду?! – возмутился Лис. – Это ж полгода назад было! Ее, может, уже дворня на самокрутки пустила.
– Все-таки поищи. Мне почему-то кажется, что ее сюда занесло не только для того, чтоб мы дату посмотрели.
– Ага, – скривился Лис, – а чтоб мы дату посмотрели, сюда должно было отрывной календарь пригнать!
– Кто знает? У этого дома мозги Якова Брюса.
– Жуткая история! – фыркнул Сергей. – Страшусь представить, где остальные его органы! Ладно, порыскаю, но только, чур, сначала мы идем пить чай, затем на боковую, а уж потом – утро вечера мудренее.
Я с детства обожал органную музыку. Не знаю, какова сила молитв, возносимых из-под сводов храма к престолу Всевышнего, но то, что эта божественная музыка способна смягчать жестокие сердца и волшебно излечивать душевные хвори, у меня никогда не было сомнений. А потому, оставив клиру заботиться о благолепии и ортодоксальности церемонии венчания, я почти всецело погрузился в звуки музыки, наполняющей зал храма Святой Екатерины. Конечно, если строго придерживаться канонов веры, то на венчание в католический собор должно было съехаться не более четверти всех приглашенных, однако царствование православного государя-императора, являвшегося по совместительству главой католического рыцарского ордена, уже наложило экзотический отпечаток на пластичные нравы придворного общества.