Сейчас и на земле. Преступление. Побег
Шрифт:
— Ха! На себя посмотри!
— Наплевать мне, что обо мне думаешь, только запомни мои слова.
Джек хлопнул дверцей и укатил.
Я обернулся к Бобу. Он приосанился и улыбался по-настоящему, а не прикидывался. Он глядел на меня так же, как тогда в Нью-Йорке, когда Марта боялась, что я опоздаю на работу, а я послал Хенли ко всем чертям.
— Здорово, — сказал он. — Один — ноль, пап. Спасибо!
— Ничего особенного. Давно надо было с этим разобраться.
— Я не об этом. Не только об этом. Я о том, как ты за меня заступился.
— Да понятно. Так-то
— Да ну, ты что, — он тер носком ботинка о край тротуара, — черт бы ее побрал.
— У тебя ничего с ней нет?
— Фу-у. Да вообще ничего. Ну видимся в школе, конечно, ну иногда вместе с другими ребятами ходим к автомату с газировкой или еще что-нибудь. Но…
— Будь с ней поаккуратнее, — заметил я, — не то чтобы я тебе не доверял, просто навидался я девушек вроде Джози Эдлман. Они способны доставить кучу неприятностей.
— Ну да, пап, — Боб был слегка ошарашен, — я понимаю.
И поспешил в школу навстречу своим приятелям.
Я же отправился на станцию и успел на поезд в 8.05.
С Эдлманами мы соседствовали почти одиннадцать лет. Они занимали номер 2200 по Кэнион-Драйв, в конце улицы, на юго-восточном углу, выходившем на каньон, а мы жили в номере 2208, в четырех домах от них. Когда мы сюда приехали, других строений тут не было; и мы хорошо сдружились. Джози была меньше чем на год младше Боба, естественно, они вместе играли, и Фэй Эдлман частенько пересекала два свободных тогда участка и забегала к Марте, да и мы с Джеком виделись нередко.
Так продолжалось пару лет, а потом нас разделил дом-новостройка. Мы уже не могли общаться так тесно, как раньше, и знаете, откровенно говоря, я этому даже порадовался. А когда застроили остальные два участка, мы уже встречались с Джеком и Фэй практически только на улице. В этих людях проскальзывало что-то неприятное, вызывающее недоверие. Нельзя было им доверять. Вечно случалось, что они кого-то унижали, над кем-то насмехались, и мне думалось: если они смогли обойтись так с другими, то могут так же обойтись и с нами.
Ну а дети, конечно, продолжали видеться. Дня не проходило, чтобы Боб не захаживал к Джози, и наоборот. В конце концов, они практически вместе выросли, а других ребят поблизости не было.
Годам к двенадцати — тринадцати Бобу стало с ней неинтересно. Сам он заходил к Джози все реже, а если заглядывала она, судя по всему, старался сбежать. Он или отправлялся гонять мяч на школьном дворе, или спускался в каньон поиграть в Тарзана с другими мальчишками. А то и просто подымался к себе и запирался, пока она не уходила. Марта ворчала, что невежливо так обращаться с гостями, и я пару раз пенял ему на это, но толку было не много. Он смотрел на Джози как на пустое место, и нельзя сказать, чтобы меня это печалило. Чем дальше он будет от Джози Эдлман, тем лучше. Не хочется казаться подозрительным или скабрезным, но эта девочка меня беспокоила. Я не видал еще девушек-подростков, которые были бы
Раз утром в субботу, месяца четыре назад, мы с Мартой пошли за покупками, а Боб остался дома. У нас потекла стиральная машина, и он собрался ее починить. Он как раз лежал под машиной и ставил новую прокладку, которую вырезал из подметки, когда вошла Джози.
Стояла теплая погода, и на ней были короткие шорты и то, что они называют недоуздок — да попросту говоря, бюстгальтер, — и сандалии. И все. Она присела на корточки, наблюдая за его стараниями. А потом он даже и не заметил, как она быстренько заползла к нему под машину. Он ее не просил и прекрасно справился бы сам, но она, видите ли, решила ему помочь.
Марта и я вернулись, как раз когда с черного хода заглянул Джек и поднял скандал, хотя Боб и Джози к тому времени были уже на ногах. Выглядело это, понятно, не слишком здорово, хотя я уверен, что дело и выеденного яйца не стоило. Не больно-то прилично, когда здоровый малый вроде Боба и полуголая девица вроде Джози растянулись у вас под стиральной машиной.
Я занервничал и не слишком ловко стал улаживать дело. Наорал на Боба и отослал его в свою комнату, а Джеку стал что-то мямлить, что можно было счесть извинениями. И получалось так, словно что-то правда произошло, причем по вине Боба.
Да, свалял я дурака. Мне бы надоумить Джека отвести девицу домой да встать ей по заднице и запереть. Или хоть присмотреть, чтобы она держалась от нас подальше. Он не хуже меня знал ей цену, но не желал в этом признаться, хотя и понимал, что за ней нужен глаз да глаз. Вот почему он прокрался к нам и подглядывал. А всю эту затею с мотыгой просто выдумал.
Как бы там ни было, тем утром я его отчитал, хотя надо было это сделать вовремя — ну да лучше поздно, чем никогда. Боб остался доволен, и я был рад за него.
Судя по началу, день мне предстоял хороший. И так оно и было, если не считать конца.
Я пробыл на работе около часа, когда позвонила клиентка с жалобой. Вначале она заговорила с Хенли, но когда стало ясно, что нашла коса на камень, то он переключил ее на меня, хотя и продолжал слушать по параллельной линии.
У нее в ванной потемнел кафель. Поскольку это был наш субподряд, она требовала переделать работу и грозила судом. «Элитный дом, элитная ванная, — причитала она, — а смотрится уже как старый сортир».
Ну, мы, естественно, не собирались перекидывать плитку. Невыгодно это. У человека есть какие-то деньги, но он хочет плитки разной и как можно больше. Будь он поумнее, он бы взял плитки поменьше, зато уложили бы ему ее получше. Но он на это не соглашается — и не понимает, что даром делать ничего не будут. Приходит, к примеру, подрядчик и говорит: ладно, леди (или мистер), я вам положу пятифутовый бордюр на стенах и трехцветную мозаику на полу и за все возьму три сотни. А приходите вы и говорите: нет, я этого не могу, у меня не количество, а качество. За три сотни я вам сделаю первоклассный четырехфутовый бордюр и первоклассный гладкий пол. И вот посмотрите, кто получит заказ: разумеется, первый подрядчик.