"Сезам, откройся!"
Шрифт:
Период руководства партией и страною, выпавший на долю Кани, был исключительно тяжелым. Шла упорная борьба новой нарождавшейся системы государственного устройства против старой, антисоциалистическая оппозиция все шире захватывала своим влиянием рабочий класс и интеллигенцию, выступая с антикоммунистических позиций, тесня монопольное правление партии, которая была вынуждена сдавать один важный рубеж за другим.
В этих условиях Каня не сумел найти путь к восстановлению доверия к партии польских трудящихся, не смог мобилизовать партийный актив вокруг четкой программы выхода из кризиса,
Единоборство Кани во главе все более сомневающейся в нем партии с Лехом Валенсой во главе оппозиции и идущим за ней большинством рабочего класса клонилось в пользу последних.
Для представительства КГБ и для меня лично важно было внимательно следить за развитием положения во всех основных очагах зарождавшихся социальных конфликтов, которые следовали с конца 1980 года один за другим.
Та информация, источники которой находились в партийном руководстве, по-прежнему имела первостепенное значение. Все остальные «очаги», такие, как окружение Леха Валенсы, другие руководящие центры оппозиции, деятельность клерикальных кругов и примаса Польши во главе с католическим епископатом, довольно полно освещались той информацией, которую получали правоохранительные органы и службы безопасности. Сотрудники представительства получали такую информацию на основе соглашения о взаимном обмене оперативными материалами, а также дополняя ее сведениями, получаемыми на доверительной основе в личных беседах с польскими коллегами. Это была та информация, на основе которой польские спецслужбы докладывали свои анализы и оценки положения в стране руководству партии и государства.
Для критической оценки этой информации нужно было знать реакцию руководства ПОРП на оценки спецслужб, а также перепроверять через моих собеседников соответствие этих оценок действительному положению дел в партии и стране. Тем более что они были не свободны от известной ведомственной тенденциозности и учета политической конъюнктуры.
Состоявшийся в середине 1981 года внеочередной IX съезд ПОРП не внес ожидавшегося коренного перелома в положении в партии. Скорее наоборот. Каня, сделав ставку на так называемых центристов, проявил присущую ему энергию и опыт в закулисных делах с тем, чтобы не допустить избрание на съезде в руководящие органы партии тех активных партийных деятелей, которые критиковали его стиль руководства. Так, способные политические руководители Т. Грабский, С. Кочелек и ряд других принципиальных представителей внутрипартийной оппозиции не вошли в новый состав Политбюро и Секретариата ЦК ПОРП.
Таким образом, Каня лишился поддержки наиболее способных партийных деятелей, вместо которых около Первого секретаря оказались люди, подталкивавшие его на бесперспективные компромиссы и конъюнктурные решения, без четкой линии и какой-либо ясной программной установки на выход из кризиса как в стране в целом, так и в партии. В результате руководство партии проявляло растерянность перед стихийным развитием событий, умело направляемых антисоциалистической оппозицией в русло своей программы захвата власти.
Трехмесячный послесъездовский период, который характеризовался лихорадочными метаниями Кани из одной крайности в другую, привел к очередному фиаско его как Первого секретаря. Назрела новая смена руководящей команды в стране.
Решение об отставке Кани и избрании в качестве Первого секретаря ЦК ПОРП Ярузельского свершилось на IV Пленуме 18
На этот раз мне пришлось столкнуться с еще более сложной ситуацией, чем в сентябре 1980 года. По моим достоверным сведениям, полученным перед заседанием Политбюро от ряда участников предстоявшего обсуждения, в том числе из бесед с Ярузельским и Каней, было ясно, что Каня, можно сказать, вошел во вкус положения первого лица в государстве и не имел никакого желания покидать свой пост, забыв начисто о своем прежнем заявлении о несоответствии для него «шапки Мономаха». Он явно не желал критически оценить результаты своего руководства партией.
Ярузельский, в свою очередь, который уже с февраля 1981 года был премьером и вдоволь вкусил неимоверных трудностей управления разрушенным хозяйством страны в условиях глубочайшего кризиса, по-прежнему не соглашался на предложение большинства членов Политбюро возглавить партию.
Третий кандидат — С. Ольшовский, — наоборот, горел желанием дорваться до власти, добиваясь реванша за поражение в сентябре 1980 г. от Кани.
Для нас было ясно, что уход Кани предрешен, предстоящий Пленум ЦК решит это однозначно. Настроение большинства членов Центрального комитета было таковым, что Каня должен был бы проявить инициативу и сам заявить об отставке. Но он так и не понял своего действительного положения руководителя, потерявшего доверие партии, кризис в которой при нем только углубился.
При создавшемся положении шансы Ольшовского резко возрастали, если Политбюро не удастся добиться изменения позиции Ярузельского.
Поскольку в случае согласия В. Ярузельского избрание его было обеспечено, что хорошо понимал Ольшовский, он делал все, чтобы поддержать известную ему позицию Ярузельского, настраивал на это и своих сторонников.
Все должно было решиться на заседании Политбюро, исход которого был крайне небезразличен нам, поскольку негативное отношение к Ольшовскому за прошедший год его деятельности под руководством Кани не уменьшилось, а скорее возросло из-за его политических зигзагов.
Итак, мне было не только важно сразу же знать результаты заседания Политбюро, но и крайне интересно побывать заочно на этом заседании. В этом мне помогли как герой заседания, с которым я сумел перекинуться несколькими словами в основном по телефону, так и те члены руководства, с которыми мне удалось побеседовать перед началом Пленума, в ходе Пленума, во время перерыва его работы и по окончании.
На основании весьма выразительных, порою очень эмоциональных (С. Каня), сдержанно взвешенных (В. Ярузельский), остро критических (М. Милевский, Б. Стахура) и даже иронических (С. Ольшовский) рассказов мне удалось довольно подробно воссоздать ход обсуждения на Политбюро.
Оценивая возникавшую перед моим мысленным взором картину десяти озабоченных своими думами и размышлениями участников обсуждения, слушая в передаче моих собеседников их высказывания, я отбрасывал то, что явно было плодом субъективного отношения, продиктованного симпатией или антипатией к выступавшим на заседании. Из всего услышанного вытекало, во-первых, что Каня не ожидал, что все члены Политбюро легко согласятся с его отставкой. Во-вторых, Ярузельский почти до конца заседания оставался верен своей натуре, уклонялся от определенного «да», выдвигая разные аргументы, «выторговывая» оставление за собой всех предыдущих позиций — премьера и министра обороны.