"Сезам, откройся!"
Шрифт:
Поскольку информация посла вполне устраивала центральные инстанции, недовольство информацией представительства КГБ росло и создало к 1975 году реальную угрозу отзыва меня «как не обеспечивающего поставленные задачи». Только неприятные события июня 1976 года подтвердили правоту оценок и прогнозов представительства и опровергли благодушную позицию посольства. Можно сказать, не было бы счастья, да несчастье (поляки) помогло (смотри «эпизод второй»).
В общем в работе по информационной линии мне пришлось с самого начала столкнуться не просто со стереотипами мышления в Центре, которые не отвечали действительности, которую я наблюдал в Польше. Если пользоваться научной терминологией, то можно сравнить сложившиеся
Вот и мне пришлось преодолевать такие «парадигмы» Центра, которых придерживались ЦК КПСС, МИД СССР и, следовательно, руководство КГБ в отношении оценок польского партийного руководства и, в частности, первого секретаря ЦК ПОРП Е. Герека, члена Политбюро ЦК Ф. Шляхтица и других.
Вот когда я понял все трудности, с которыми сталкиваются ученые-новаторы, и я искренне посочувствовал им, испытав на себе почти двухгодичное недовольство моей строптивостью в отстаивании новых оценок положения в Польше, ломавших прежние стереотипы.
Поскольку одним из главных критериев разведывательной информации является достоверность, получаемые сведения я передавал в Центр максимально точно, без внесения в них посторонних моментов, невзирая на то, расходится ли она со сложившимися в Центре оценками или в чем-то подтверждает их. Это и позволило мне добиваться максимальной достоверности и объективности.
Ошибочная позиция Пилотовича ускорила его отъезд из Польши. С новым послом Б. И. Аристовым у меня сразу же сложились не только хорошие личные отношения, но, что главное, полное единство в понимании задачи объективного анализа положения в стране. За пять лет совместной работы у нас только однажды возникло серьезное расхождение, но не в оценках, а в совершенно другом плане.
Это было то второе осложнение, возникшее в один из напряженнейших моментов процесса изменения в руководстве в партии, описанных в эпизоде третьем.
Поскольку посол знал о моих встречах со многими членами высшего польского руководства, чего ни я, ни польские деятели не скрывали от него, он посчитал это нарушением установленного порядка в дипломатической практике.
В один из вечеров, в канун IV Пленума ЦК ПОРП в сентябре 1980 года, Борис Иванович вдруг пригласил меня к себе и заявил, что мне следует прекратить встречи с польскими деятелями, занимавшими высшие посты в партии и правительстве, поскольку-де эта номенклатура входит в компетенцию посла и он один должен встречаться с ними. Естественно, я аргументирование отклонил притязания посла, заявив, что его тезис в принципе не верен и мне дано право встречаться с любым человеком, если он этого пожелает. Кроме того, заметил я, мое знакомство с этими деятелями началось давно, еще до его приезда, и если я вдруг перестану откликаться на их желание побеседовать со мной, это будет не только некрасиво, но и неестественно после многих лет общения и, очевидно, может быть воспринято с нежелательными последствиями и для посольства. Но посол не пожелал понять абсурдность своего требования. Тогда я предложил передать этот вопрос на рассмотрение наших руководителей: Громыко и Андропова, с чем он согласился.
На другой день Аристов сообщил мне, что в Москве решено все оставить так, как есть, сохранить статус кво, но я «должен информировать его о результатах бесед». Последнее
В целом наше сотрудничество с послом было плодотворным и настолько хорошим взаимодействием, что многие наиболее ответственные оценки положения в Польше и наши предложения в Центр мы составляли и подписывали вместе.
Многочисленные операции заочного проникновения позволили сделать много любопытных наблюдений за личностями, в общем-то, незаурядными, видными политическими деятелями, игравшими на различных этапах польской истории 70-х и 80-х годов ведущие роли.
Например, я убедился, что многие из них не склонны были к анализу самих себя, к обстоятельной самооценке своей личности. А ведь это позволило бы корректировать свое поведение, уточнять свои жизненные цели, устранять многое из того, что порою искажает впечатление окружающих о них, снижает эффективность деятельности и даже портит жизнь.
Наиболее разительный пример тому мой постоянный собеседник Станислав Каня. Он, я думаю, никогда не смотрел на самого себя глазами других. Будучи исключительно энергичным человеком, деятельным политиком, особенно в области организации политических комбинаций, он всегда сам определял действия за других, поступал так, как подсказывал ему его самоуверенный характер, и допускал массу ошибок, будучи хорошим тактиком, оказывался подчас беспомощным в определении долговременных перспектив, был слабым стратегом.
Не умея критически подходить к самому себе, он не принимал и критику со стороны других, что усугубляло его ошибки.
Интересно в этой связи определение, данное американским психологом Майклом Розенбергом, наших представлений о самих себе. Он считает, что в них всегда содержатся многие «я»: то, которое соответствует представлению личности о себе в данный момент; динамическое «я», то есть такое, каким личность хотела бы стать; «я» идеальное, то есть такое, каким личность могла бы стать при максимально благоприятных условиях; наконец, возможные в будущем «я», то есть реально доступные.
Кроме того, существует «я» такое, которым было бы приятно видеть себя, то есть идеализированное, являющееся комбинацией из истинного, идеального и будущего.
Помимо этих образов «я», у каждого человека имеется много показных «я», различных личин, представленных на обозрение с целью прикрыть негативные, сугубо интимные или болезненные черты и характеристики истинного «я».
Беседуя с разными по своим истинным «я» собеседниками, я пытался разобраться в тех возможных «я», которые могли и на самом деле определяли их поведение, действия, степень откровенности со мной.
Как отмечал в своем программном выступлении на заседании польского сейма в апреле 1981 года в связи с назначением на пост премьера Ярузельский, «польские проблемы оказались в орбите активной враждебной деятельности. Строятся расчеты… превратить нашу страну в «Троянского коня» в социалистическом содружестве».
В период кризиса 1980–1983 годов наша информация подтверждала этот тезис Ярузельского. Но чтобы вскрыть всю иезуитскую политику враждебных социализму сил не только, да и не столько против Польши, как против Советского Союза, приходилось использовать весь свой опыт и все доступные нам возможности получения информации. Кстати, уже упоминавшийся автор подчеркивал важность для правильного прогнозирования способности определять и взвешивать различные факторы, оказывающие влияние на развитие обстановки, и понимать динамическое переплетение этих факторов (Хильмен Р. Внутриполитическая подоплека разработки политики в области обороны и внешних сношении. Нью-Йорк, Харпер и Роу, 1971).