Сезам, закройся!

Хмельницкая Ольга

Валентин Эмильевич с трудом перевел дух.

«Ты? – с изумлением услышала Марина Яковлевна, и ее третий глаз судорожно заметался. – Старая вахтерша назвала профессора на „ты“? Они что, давние любовники?»

Утюгов стоял и смотрел на старушку. Из глубоких ран на ее лице сочилась кровь, во взгляде читалась тревога. Пчелкина открыла аптечку и, достав вату, бинт и перекись водорода, принялась промывать раны Василисы Егоровны.

– Отсюда надо бежать. Нам с ними не совладать, – прохрипела старушка.

– Мы

тоже решили, что это будет лучшим выходом, – сказала бухгалтерша, – у меня в столице живет взрослая дочь с маленькой внучкой, неужели я их больше никогда не увижу! Я не хочу умирать!

– Но прежде чем уйти, – медленно сказала Марина Яковлевна, – надо, чтобы профессор избавил нас от уродства.

И она решительно повернулась к директору.

– Где кровавый обмылок? – спросила инспекторша.

В ее голосе послышались истерические нотки.

Профессор посмотрел на нее тяжелым взглядом. В глубине его глаз таилась боль.

– У меня его нет, – отрезал он.

– Но он хоть существует? – спросил Коршунов, потирая жабры – они отчаянно болели. Он огляделся. Воды в графине больше не было.

– Нет, не существует, – отрезал Утюгов.

– Но я его видела! – закричала Пчелкина. – Видела!

Вахтерша насмешливо посмотрела на секретаршу.

– Сонечка, – сказала она, – вам-то обмылок зачем? Вы же всю свою красоту потеряете.

– Неважно, – отрезала Софья, повернулась и взглянула на Виктора. – Я люблю этого человека и не хочу, чтобы он умер без воды. А это скоро произойдет, если мы отсюда не выберемся. Витя, извини, что не сказала тебе этого раньше.

Алексей Гришин, безучастно сидевший на диване, открыл глаза.

– Пчелкина, – сказал он. Казалось, Алексей делает над собой усилие, чтобы разговаривать, – а тебя не волновал вопрос, заинтересовался бы тобой Коршунов, увидев твое реальное лицо? Красавицам-то хорошо, они всем нравятся. А толстую, кривую и горбатую – он бы тебя такую любил? Я не уверен.

Соня растерялась.

– Любил бы, – громко сказал Виктор, морщась и тяжело дыша. – Я вообще люблю все натуральное. Кстати, я очень сочувствую тебе, Алексей, ты потерял сегодня свою девушку…

Гришин снова закрыл глаза. Его лицо было бледным.

– Ну ладно, давайте тянуть жребий, – сказала Дрыгайло, – с нашими уродствами разберемся после, тем более что шеф не признается в существовании обмылка. А если мы тут еще задержимся, крысы окончательно обнаглеют, и вырваться будет еще сложнее.

И Зинаида Валериевна взяла в руки коробку из-под торта, в которой лежали сложенные бумажки.

Полковник и Комиссаров ушли. Богдан склонился над Лизой, чувствуя себя так, словно это он, а не она, был убийцей.

– Бедная девочка, совсем ребенок, – пробормотал он. – Как же так получилось? У меня с самого начала были

плохие предчувствия.

Минина застонала. Она тяжело дышала, из груди ее вырывались хрипы. В душе Овчинникова все перевернулось от ужаса. Он наполнил шприцы, уложил фонарик на листья и сделал ей в плечо четыре укола согласно схеме, озвученной Разянцевым перед уходом. При этом Бог-дан изо всех сил старался, чтобы его руки не дрожали.

– Ты только держись, не умирай, – сказал он девушке, – а то я никогда этого себе не прощу!

Лиза закашлялась. Богдан протянул руку и коснулся ее лба. Ему показалось, что температура немного снизилась. Девушка еще раз кашлянула. Мужчина перевел луч фонарика на лицо Лизы. Ее светлые глаза были открыты.

– Лиза, ты слышишь меня? – спросил Овчинников.

– Да, – одними губами прошептала Минина. – Где я?

– В лесу, в норе, – ответил Богдан. – Ты, главное, не шевелись. У тебя серьезная рана в спине.

– Да, спина очень болит, – сказала Лиза. – А еще… рука.

Ее голос был еле слышен. Богдан протянул руку и еще раз коснулся лба девушки. Теперь он был уверен, что температура у нее немного упала.

– Как меня зовут? – задала вопрос Минина. – Мы знакомы с тобой?

Богдан замер, как будто натолкнулся на невидимую преграду. Его брови удивленно поползли вверх.

– Елизавета, – сказал он. – Ты – Лиза Минина.

Девушка тихонько засмеялась. Ее голос звучал, как колокольчик. Потом она снова закашлялась.

– Хорошее имя, – сказала Лиза. – Милое такое…

Богдан прислонился к стене норы. Такого поворота событий он не ожидал.

– А что ты вообще помнишь о себе? – спросил он.

– Ничего. Вообще ничего, – ответила девушка. – Я не знаю, сколько мне лет, где я живу и есть ли у меня дети.

– Детей, по-моему, нет. Возраст – около двадцати. А вот где ты живешь, я не знаю, извини. Но мы все выясним в любом адресном бюро, это просто, – ответил Богдан.

– Значит, ты не мой парень? – спросила Лиза.

Он почувствовал, как она улыбнулась в темноте.

– Нет, – серьезно ответил Овчинников, – нет, мы просто знакомы. Для тебя, дорогая моя, я слишком стар.

В ране на спине стрельнуло, и девушка застонала от боли. Богдан тут же сделал ей еще один укол, на этот раз обезболивающий. Некоторое время они молчали. Овчинников ждал, пока лекарство подействует, а Лиза отдыхала, чувствуя, как утихает мучительная боль. Снаружи завыл ветер и застучал дождь. Богдан наклонился и потеплее укутал девушку в свой пиджак.

– А по профессии я кто? – спросила Лиза после паузы.

– Биолог, – сказал Овчинников. – Ты биолог, милая моя.

Он уже знал, что никогда и ни при каких обстоятельствах никому не скажет, кем является Минина на самом деле. И прежде всего – ей самой.