Сезон испытаний
Шрифт:
Вернувшись в главную часть дома, они поднялись наверх. Здесь располагались пять спален, одна из которых вполне могла служить детской комнатой. Когда Сэнди осматривала ее, в голову ей пришла еще не совсем оформившаяся пока мысль, заставившая на секунду нахмуриться, но она отвлеклась, поскольку Тони распахнул дверь в главные покои.
Никакое воображение не могло нарисовать ей столь впечатляющую картину, как эта спальня. Посреди большущей, полной света и воздуха комнаты, где пол был чуть приподнят, возвышалась широченная не застеленная кровать. Чуть выгоревший, роскошный когда-то штоф матраца, высокое,
— Я собирался постелить свежие простыни для нас, — смущенно признался Тони, ероша ей волосы на затылке и ласково поглаживая шею. — Но вот не успел.
Приподнявшись на мысочки, Сэнди поцеловала его в краешек губ.
— Не бери в голову, — прошептала она. — Нам они не понадобятся. Все равно бы мы их измяли.
Их обоих охватило страстное желание. Тони быстро спустил на ее шортах молнию. Она одним махом стянула через голову свою желтую майку. Он нащупал застежку лифчика, она — пуговицу на его поясе. Ее кружевные трусики, его плавки — все полетело на пол, и постель приняла их, осев под разом рухнувшими телами.
Я уже никогда не отпущу ее, лихорадочно думал он. Чего бы мне это ни стоило, мы будем вместе, мысленно клялась она. Обычно Сэнди всегда помнила о таблетках или заранее просила мужа быть осмотрительным.
Сейчас они оба забыли об осторожности. Им стало не до любовной прелюдии, распалявшей желания, которой они всегда с наслаждением предавались. Ему не терпелось взять ее до дна, до взаимной щемящей боли, чтобы растаять, раствориться в сладостной всепоглощающей муке. А она, вся распахнувшись, сама шла ему навстречу.
Сначала он вошел в ее податливую, влажную плоть не глубоко, вызвав едва слышный стон истомы, потом погрузился глубже, ощущая встречное призывное движение. Она вздымалась и опускалась под ним, и когда он ударом настигал самое средоточие ее чувственности, из груди Сэнди вырывался крик восторга. Боже, как это подхлестывало! Его силы удваивались, мощь посылов нарастала, ритм убыстрялся, приближая миг максимального блаженства.
Вроде бы они умело производили чисто физические движения — то сближаясь, то удаляясь. Как вдох и выдох. Но, как бы бросая вызов всякому разумному толкованию, одновременно происходило слияние и тел, и душ. В этой общности они стали единым восторженным целым, чем-то большим, нежели сумма личностей в отдельности. Их воссоединение, начавшееся на острове, стало окончательным и полным.
— Тони... Тони... О... Я так люблю тебя! — сквозь стоны вымолвила Сэнди. Она и не заметила, что произнесла заветные слова вслух.
— Я тоже люблю тебя, Рыжик, — выдохнул он, слизнув скатившиеся из ее глаз слезы.
Задрожав, они потеряли последний контроль над собой. В лихорадке экстаза, охватившего одновременно обоих, их тела конвульсивно забились, истово напряглись и в восхитительном изнеможении затихли.
Чтобы освободить Сэнди от своей тяжести, Тони осторожно соскользнул вбок, поцеловал прикрытые веками глаза. Губы ее дрогнули в тихой, покойной улыбке. Она зевнула и прильнула к нему.
На замшелом дубе за окном залился пересмешник, на колокольне церкви святого Патрика пробил колокол. Они, в конце концов, задремали.
Пробужденные некоторое время спустя свежим
— Пожалуй, лучше, если бы спальня выходила окнами на другую сторону, — неуверенно произнес Тони, не решаясь сразу спросить о вещах, тревоживших его куда серьезнее. — Ты не находишь?
— Совсем не обязательно, — отозвалась Сэнди. — По сравнению с Нью-Йорком здесь прекрасно, как в раю.
— Она может принадлежать тебе, если захочешь...
Сэнди погладила его по щеке, озорно взлохматила хохолок волос на затылке.
— Только вместе с хозяином. На другое я не согласна.
Хоть у него и радостно дрогнуло сердце, Тони поколебался, прежде чем ответить.
— Ты знаешь, каким счастьем это было бы для меня, — признался он. — Но... как быть с твоей работой?
Не уверенная пока еще, чем окончательно займется, оставшись в Брансуике, Сэнди могла все же заверить его совершенно искренне, что уже не считает себя замужем за журналистской карьерой.
— Признаться, я устала от газетной гонки. Не успеешь сдать один репортаж, а уже надо приниматься за следующий. Посидеть за книгой — совсем другое дело. Спокойно обдумать главу за главой и каждое утро стучать на машинке. Если никто не мешает, можно многое успеть, пока вы спите.
— Кто вы? — весь напрягшись, в догадке спросил Тони.
— Ты и Лизи, — просто ответила Сэнди. При упоминании имени девочки он испытующе заглянул ей в глаза.
— Мать сказала тебе о моем желании удочерить ее, да? — спросил Тони. — Я сам хотел сообщить тебе, да все не мог. Опасался, как бы ты не подумала, будто я не без корысти ухаживаю за тобой... Клянусь, Рыжик, это не так.
Сэнди нежно ткнулась ему в грудь.
— Да знаю я, что это не так. Правда, я еще не свыклась с перспективой стать матерью десятилетней девочки, но Лизи мне очень нравится. Дай мне время постепенно освоиться с новой для меня ролью хотя бы пока мысленно...
— Это все, о чем я только мог просить тебя, — горячо воскликнул Тони, осыпая жену благодарными поцелуями.
Пока сгущались вечерние сумерки, они говорили о будущем. О своем доме, о том, как построят совместную жизнь здесь. О Фрисколе, где можно постоянно проводить уик-энды, а главное — о нежелании расставаться друг с другом ни на минуту. Скорая разлука им, впрочем предстояла. Сэнди нужно вернуться в Нью-Йорк, закончить статью, закруглиться с делами в «Виндоу», оформить свое увольнение — отпустят ее не раньше чем через полтора месяца, закон для всех одинаков, тем более в еженедельнике будет происходить смена власти, и ни Джеймс Матьюс, ни Роджер Рид не захотят оставить редакцию в столь ответственный период без опытного сотрудника.
Еще ей предстоит упаковать вещи, разобраться со всем накопленным за годы барахлом, выбросить ненужное... Но как бы там ни было, Сэнди обещала выкроить время, чтобы разок-другой прилететь в Брансуик.
Обрадованный такой возможностью, Тони был готов на все.
— Не удивляйся, если вдруг увидишь меня на Манхэттене, — сказал он, обнимая ее за плечи, когда они качались на качелях, повешенных между старыми деревьями во дворе дома. — Я не уверен, что смогу выдержать без тебя даже несколько дней.