Сезон летающих деревьев
Шрифт:
Девочка радовалась тому, как легко удалось достать желание. Ей даже показалось, что хиго ждал её у входа в Витки. Когда Фэйми вышла из пещеры в Поддонье, он был уже тут как тут. Девочка протянула ладонь, и огонёк уютно устроился в ней, точно свеча в плошке. Оказывается, он был несчастным и потому так отчаянно переливался яркими цветами. Зелёные глаза Фэйми заполнились множеством бликов. Она приблизила огонёк к самому уху, но ничего не услышала. Это настораживало. Обычно хиго шумные. Только и делают, что вопят о заключённых в них желаниях, а этот был тихим и скромным.
Сегодня наступило полнолуние — время, когда тёмные обитатели Поддонья набирались сил и резвились, как мыши в зерне. Лучший урожай хиго случался именно в такие ночи, поэтому Фэйми не побоялась зайти за арку. В ненадёжном свете вертлявые тени успевали вволю потешиться над девочкой. Они караулили её за каждым углом, норовя ухватить за подол платья, а то и выставить острый камень, об который в полумраке можно пораниться или споткнуться. Заблудиться здесь было легче лёгкого. Чего стоили одни только ложные туннели, упиравшиеся в тупики. Но Фэйми давно научилась отличать настоящие от теневых, и её нельзя было обмануть так просто.
Всего чуточка волшебства могла отогнать кошмары от Геллы и влить в дряхлое тело бабушки новую жизнь. Злобные сущности проникли в дом из-за Фэйми, и девочка хотела это исправить. Она знала, что когда начнёт испытание, никто ей не поможет, а если вернуться домой — всё будет кончено. Желания могли попасться какие угодно, лёгкие и трудные, безвредные или опасные, но Фэйми уже решилась.
Завидев, что девочка несёт хиго, обитатели пещеры пришли в ярость. Они шипели, раздваивались и тянулись к огоньку, но Фэйми гнала их прочь. Тени стали колючими и ершись из всех углов. Они прятались за камнями и ползли по трещинам, стараясь забраться в складки платья или под подол, где обитал мрак, чтобы оттуда добраться до желания. Свет надежды, заключённый в хиго, манил и раздражал их.
Фэйми бежала так быстро, что пряди её чёрных волос развевались за спиной, как водоросли, подхваченные сильным течением. Она перепрыгнула через расщелину, откуда потянулись к щиколоткам тёмные пальцы и, не давая себе отдышаться, припустила дальше — к арке, из которой лился свет. Фэйми не заметила, как маленькая гадкая тень, выбравшись из-под камушка, скользнула ей в туфлю. Девочка взвизгнула и стряхнула обувь, но не выпустила из рук хиго.
— Бабушка! — Фэйми споткнулась о порог и растянулась на деревянном полу.
Огонёк завис в воздухе рядом с её макушкой. Теперь ему ничто не угрожало, и Фэйми позволила себе немного похныкать из-за разбитой коленки и потерянных башмачков. А ведь отец только-только купил их на осенней ярмарке. Теперь тени утащат чудные туфельки в самый тёмный закоулок Витков и спрячут там, где их невозможно будет найти. Мама ужасно рассердится.
Фэйми хотела вернуться и поискать обновку, но хиго выглядел таким испуганным и одиноким, что она не решилась его оставить. Да и обуви наверняка уже нет на прежнем месте. Потерять что-то в Витках — хуже, чем уронить монетку
Девочка поднялась и отряхнула подол зелёного платья с вышитой на груди птичкой. Бабушки в комнате не оказалось. Через открытое окно дул ветер, колыхавший белые занавески. На столе стоял погашенный фонарь, серебрившийся в ровном свете луны.
Половица позади неожиданно скрипнула, и Фэйми вздрогнула. Из арки, опираясь на клюку, вышла бабушка. Она была маленькая и сгорбленная, как растаявшая свеча. Бабушка держала в руке пучок серебристой полыни. В Витках он светил ярче лампы, а если потрясти, рассеивал вокруг множество искр. Тени терпеть не могли полынь, и бабушка любила докучать им, вооружившись душистым веником.
— Явилась наконец! — рассерженно сказала она. — Сколько тебе повторять, чтобы ты не ходила в Поддонье в полнолуние? Сегодня у тебя отобрали обувь, а в другой раз могут и без ног оставить!
Она вынула из кармана фартука блестящие башмачки, и Фэйми залилась краской.
— Хиго только в полнолуние такие яркие, в другие дни я их плохо вижу, вот и хотела сегодня поискать.
— Я же сказала, что запрещаю тебе проходить обряд! — лицо бабушки сделалось жёстким, губы сжались в тонкую линию. — Даже не думай меня ослушаться! Иначе я перестану считать тебя своей внучкой.
Из-за бабушкиной спины неожиданно вылетел фиолетовый хиго и принялся метаться по комнате. Через мгновение он запутался в пучке подвешенных к балке трав, но тут же высвободился.
— Каков негодник! — бабушка пригрозила ему клюкой. — Всю дорогу прятался возле меня от теней, да так и пробрался в дом. А я его так гоняла, так гоняла! Вся вспотела, как будто водой облилась.
— Я тоже нашла одного, — Фэйми сконфуженно указала на янтарный огонёк, вокруг которого уже вился фиолетовый непоседа.
— В полнолуние они сыплются как бусины с порванной нитки, — отмахнулась бабушка. — Скоро можно будет совать их в банку и ставить у кровати вместо светильников. Подогрей чаю, что-то я утомилась.
Она уселась в мягкое кресло, а Фэйми зажгла спиртовку и поставила на неё крохотный чайничек, воды в котором хватало ровно на две чашки. Фиолетовый хиго проследовал за ней от посудной полки к шкафу, где стояла вазочка с печеньем, затем к столу и обратно.
— Какой приставучий, — раздражённо сказала бабушка. — Брось-ка его за арку, я пока закрою портал. И второй захвати. Нечего им тут делать.
Золотистый огонёк парил над столом, освещая накрахмаленную скатерть и букет полевых цветов в глиняной вазе.
— Знаешь, бабушка! — Фэйми собралась с духом, развернулась и посмотрела ей прямо в глаза. — Это мой, а не твой выбор! И ты можешь не считать меня своей внучкой, раз так хочешь. Я согласна.
Бабушка вздохнула. Черты её лица смягчились.
— Милая, мне будет гораздо спокойней, если ты проживёшь тихую мирную жизнь, как твоя мать. Я почти семьдесят лет служу людям, а они называют меня за это полоумной старухой. Когда-нибудь ты вырастешь и встретишь хорошего юношу, а он сбежит от тебя, как только узнает, что ты не от мира сего.