Сезон охоты на людей
Шрифт:
И теперь она, исколотая обезболивающими лекарствами, неподвижно лежала в палате интенсивной терапии города Бойсе, соединенная проводами с электрокардиографическим аппаратом, ровное бибиканье которого свидетельствовало о том, что, несмотря на все переломы и боль, ее сердце работало спокойно и бесперебойно. На кровати сидела ее дочь, комната была заставлена цветами, рядом находился ее муж, а дверь охраняли два копа из городской полиции Бойсе.
– Что же все-таки случилось? – спросила наконец Джулия.
– А ты не помнишь?
– Очень мало. Со мной говорили полицейские. Бедный мистер Феллоуз.
– Он
– Кто это сделал?
– Полиция, кажется, считает, что это был какой-то псих, случайно оказавшийся в горах. Возможно, мальчишка из милиции, [45] с головой, набитой дурацкими идеями, или кто-то еще, не сумевший справиться с искушением направить винтовку на людей.
45
Милиция в США – добровольцы из числа гражданского населения, считающиеся военнообязанными и прошедшие определенную подготовку, но призываемые на военную службу лишь в случае войны или чрезвычайного положения, а также оказывающие помощь полиции.
– Они кого-нибудь поймали?
– Нет. На дешевом термосе, который они нашли, не оказалось ни одного более или менее четкого отпечатка. Вообще-то у них почти ничего нет. Пара гильз да несколько неясных следов в пыли.
Джулия скосила глаза. Ники увлеченно раскрашивала большую книгу с картинками из мультфильмов Диснея. Комнату заполнял аромат цветов, смешивавшийся с запахом дезинфекции.
– Мне ужасно не нравится видеть тебя здесь, – сказал Боб, – Тебе здесь не место.
– Но я здесь, – ответила она.
– Я попросил Салли Мемфис приехать и побыть с тобой. Она беременна, уже на третьем месяце, но рвется помогать. Я позвонил дочери Дэйда Феллоуза, и она сказала, что у ее отца было еще одно ранчо в округе Кастер, в далекой укромной долине. Я хочу, чтобы, когда тебе станет лучше, Салли перевезла тебя туда. Я хочу, чтобы ты и Ники были в безопасности.
– Что ты хочешь сказать?
– Ники, лапочка, почему бы тебе не пойти выпить кока-колы?
– Папа, я не хочу кока-колу. Я только что ее пила.
– Хорошо, милая, но, может быть, все-таки попьешь еще? Или знаешь что, принеси бутылочку папе, ладно?
Ники отлично понимала, что ее хотят выставить. Она неохотно встала, поцеловала мать и вышла за дверь.
– Я не стал говорить полицейским, – сказал он, – потому что они все равно не смогут найти никаких подтверждений и, даже если найдут, ничего не смогут сделать. Но я не считаю, что это какой-то свихнувшийся Джонни с винтовкой. Я думаю, что мы имели дело с классным серьезным профессиональным убийцей, и еще я думаю, что именно я тот мальчик, за которым он охотится.
– С какой стати?
– Для этого есть много оснований. Как ты знаешь, я был замешан в кое-какие дела. Я не знаю, с которым из них это связано. Но это означает, что, пока я не выясню все до конца, ты, оставаясь рядом со мной, подвергаешься большей опасности, чем будучи поодаль. А мне нужны развязанные руки. Я должен полазить вокруг, все осмотреть, выяснить кое-какие моменты.
– Боб, если тебе кажется, что полицейские из Айдахо недостаточно опытны, то ты должен обратиться в ФБР.
– У меня нет ничего, с чем им пришлось бы считаться. Я должен найти серьезные доказательства. А иначе меня просто упрячут в сумасшедший дом.
– О боже, – сказала она. – Это будет еще одна из твоих штучек, да?
Наступила длинная пауза. Боб подавил внезапно вспыхнувший в груди гнев и почувствовал слабую боль.
– Что ты имеешь в виду под «штучками»?
– О, эти твои крестовые походы. Ты уходишь и ввязываешься в какую-то передрягу. Ты ничего об этом не рассказываешь, но через некоторое время возвращаешься, измученный и счастливый. Тебе снова удалось выжить и сделать то, что ты умеешь делать лучше всего на свете. Ты опять на какое-то время становишься снайпером. Война для тебя так и не закончилась. Да ты никогда и не хотел, чтобы она закончилась. Ты слишком сильно ее любишь. Теперь я вижу, что ты любишь ее сильнее, чем кого-либо из нас.
– Джулия, любимая, ты сама не знаешь, что говоришь, у тебя угнетенное состояние из-за болеутоляющих. Я не хочу, чтобы ты тревожилась. Мне просто нужно немного времени, чтобы кое-что выяснить.
Она печально покачала головой.
– Я так не могу. Теперь это коснулось моей дочери. Война. Она убила моего первого мужа, а теперь вошла в мою жизнь, и ты хочешь уйти и снова, снова воевать, а моей дочери, которой всего лишь шесть лет, пришлось увидеть смерть человека. Ты хоть немного представляешь себе, какая это травма? Такого не должен видеть ни один ребенок. Никогда.
– Я согласен с тобой, но что есть, то есть, и с этим необходимо разобраться. Мы не можем закрыть на это глаза. Сама собой проблема не исчезнет.
Джулия заплакала.
– Попроси у кого-нибудь помощи, – сказала она, заставив себя успокоиться. – Обратись к Нику, он работает в ФБР. Позвони какому-нибудь генералу из морской пехоты: у них у всех есть большие связи. Позвони кому-нибудь их тех писателей, которые так хотят написать книгу на пару с тобой. Согласись принять хоть какую-то помощь. Возьми немного денег со счета моих родных и найми телохранителей. Хватит тебе быть Бобом Гвоздильщиком. Будь Бобом-мужем, и Бобом-отцом, и Бобом – человеком, имеющим свой дом. Я не могу больше выносить того, что это снова вторглось в нашу жизнь. Я думала, что все закончилось, но оно никак не заканчивается.
– Милая, я ничего не выдумываю. Ничего. Ну умоляю тебя, ты расстроена, ты пережила ужасное происшествие, ты находишься в том состоянии, которое мы называем посттравматический стрессовый синдром, а в этом состоянии все снова и снова проносится перед твоими глазами и ты все время сердишься. Я тоже перенес все это. Время вылечит тебя, твое сознание, точно так же, как и тело.
Джулия ничего не ответила. Она смотрела на Боба, но больше не видела его.
– Но я должен с этим разобраться. Ладно? Позволь мне только выяснить.