Сезон охоты на Охотника
Шрифт:
— Если то, что написано в этом документе, правда, — возразил Сергей, — а если нет?
— Опыт — критерий истины! — зевнул Олег и встал. — Ну, я тебе все сказал, дальше сам соображай. Будь здоров!
5 сентября 1994 года, 5.30.
— Конечно, я не поверил до конца Олегу. Да и не доверять Хладову, моему боевому командиру, для меня казалось невозможным! Короче, проснувшись утром, я склонился к тому, чтобы рассказать обо всем Хладову. Днем по телефону я получил приказ от Хладова: вылетать военно-транспортным самолетом в Душанбе. На душанбинском аэродроме я провел всего несколько часов, переоделся в военное обмундирование и вылетел тем же самолетом в Баграм. Там меня встретил Хладов и тут же повез к себе на инструктаж. Я устал, но в кабинете у Хладова было хорошо: отличный чай, прохладный воздух кондиционера. Хладов поставил задачу: завтра на рассвете вылетаю на вертолете в район на границе с Пакистаном. Выдвигаюсь к развалинам мазара на склоне горы. По данным разведки, там обычно находился пост наблюдения, но к моему появлению он должен был быть ликвидирован
— И какое ты принял решение? — спросил Андрей.
— А никакого! Так мне тогда казалось, во всяком случае. Я готовился к операции, прошел последний инструктаж. На следующий день вертолет доставил меня в назначенное место. Я быстро добрался до мазара. У входа лежали свежие трупы „духов“ с поста наблюдения: спецназовцы бесшумно убрали их минут за пятнадцать до моего появления. Я занял позицию, приготовился. И тут я понял, что подсознательно уже принял решение. Потому что еще вчера я выбрался в город и купил в лавке женские колготки. Половину отрезал и выбросил, а половину положил в карман. И в вертолете сверялся со своей снайперской книжкой, уточняя поправку на второй выстрел. Я надел чулок на ствол винтовки, чтобы гильзы остались в нем. И изготовился к стрельбе. Объект появился в точно указанное время. Я отлично видел его в прицел и сразу узнал, хотя он был в темных очках. Когда он приблизился до двухсот метров, я выстрелил в шедшего рядом с клиентом телохранителя. Тот повалился сразу, и все на мгновение, на долю секунды замерли. И я тут же выстрелил второй раз. Поднялась беспорядочная стрельба, но мне было наплевать: даже если бы они поняли, откуда я стрелял, им пришлось бы долго карабкаться по склону горы. Я выбросил одну гильзу, а вторую вместе с чулком спрятал в карман. Спецназ отвлек на себя погоню. Я добрался до вертушки без проблем. Потом уже в воздухе через открытую дверь незаметно выбросил гильзу. От чулка я избавился уже на аэродроме.
— И что было дальше?
— А ничего! Я доложил Хладову, что кто-то выстрелил сразу после меня, но откуда, я так и не смог установить.
— И он поверил?
— Вначале мне показалось, что да. А спустя месяц я принимал участие в рейде на перехват каравана. Место для засады было идеальное, я уложил водителя головной машины с первого выстрела, и машина наглухо заблокировала проход между скалами. А дальше спецназ за минуту расстрелял всю колонну. Мало кто успел выскочить, — да и тех тут же уложили. Сработали четко, что и говорить! Плохо только, что часть „духов“ в этом месте устроила контрзасаду на гребне. Наше выдвижение они прохлопали, но вот потом нам пришлось несладко! Сверху поливали свинцом, а спецназовцы, уходя от обстрела, двинулись в мою сторону. А еще я должен был эвакуироваться отдельным вертолетом, — так всегда настаивал Хладов и с ним считались, хотя многим это не нравилось. И кратчайший путь к месту посадки вертолета лежал за гребнем. Мне не оставалось выбора, и я полез навстречу огню. Мне повезло: „духи“ заметили движение спецназа и бросились перекрывать им дорогу. Когда я выбрался на гребень, то там „духов“ уже не было: бой шел слева от меня. Я скатился с гребня и бросился к низине, куда должен был опуститься вертолет.
Сергей затянулся сигаретой, желваки заиграли на скулах.
— Я увидел вертушку и потерял контроль над собой. Я бежал, задыхаясь, и орал, как ненормальный. Вертушка зависла над площадкой, до него оставалось метров семьдесят-восемьдесят, — и тут с гребня ударил крупнокалиберный пулемет. Очередь легла позади меня, осколок выбитого пулей камня ударил мне по ноге. Я упал, и очередь прошла у меня над головой. Но это был уже не пулемет. Что это было, я понял, когда поднялся и посмотрел в сторону вертолета. В открытой двери вертолета я увидел бойца нашего подразделения сержанта Красильникова. Он целился из автомата; я увидел, что он стреляет, и пули взрыли землю передо мной. Я снова упал. Над головой пронеслась очередь пулемета: я оказался под перекрестным огнем. Что было делать? И я снова поднялся и побежал к вертолету. Как сейчас помню: поднятая лопастями пыль забивает легкие, — и ужас от близости смерти! Подбегая к вертолету, я увидел, что Красильникова нет в дверях. Пулемет дал еще очередь, пули ударили по шасси и фюзеляжу. Я увидел искаженное лицо летчика: он орал что-то мне, но я ничего не слышал. Я запрыгнул в дверь. Вертолет тут же развернулся в сторону гребня и дал залп НУРСами из УБ. Больше по нам не стреляли.
— А что же Красильников?
— Он лежал на полу весь в крови и хрипел: в него попали две пули калибра 12,7. Я наклонился над ним и услышал, что он пытался сказать: „Прости, Серега, это Хладов… он приказал… сказал, что ты продался… а я не верю… но стрелял… в тебя… прости!“ Когда мы прилетели на аэродром, он уже умер.
— А что Хладов?
— Он встретил меня на аэродроме как ни в чем ни бывало. Попросил меня лично доставить тело Красильникова на Родину, в Алтайский край. Красильников был из верующей семьи, Хладов даже разрешал ему крест носить и отпускал причащаться. Красильников очень боялся, что его не смогут похоронить по христианскому обычаю. Ну, я и отвез его на Родину, похоронили как положено. А в Афган я уже больше не вернулся: Хладов отправил меня на курсы усовершенствования, а потом сделал инструктором подразделения. Короче, я стал „невыездной“. И все эти годы я чувствовал за собой его неусыпный взгляд. Вот так! А теперь он вдруг словно сорвался с катушек
— Почему?
— Затем я и еду в Москву, чтобы расставить точки над „i“.
Они ехали некоторое время молча. Затем Андрей осторожно спросил:
— А зачем ты все это мне рассказал?
— Ну… должен же я кому-то это рассказать! Может, ты книгу напишешь. И вообще, ты имеешь право знать, во что так неосторожно влез!
— Тогда еще один вопрос. А эта… таинственная незнакомка… она тут при чем?
— А-а, Танюша, — вздохнул Сергей. — Понимаешь, когда я вернулся домой после всей этой череды командировок, то узнал, что мой брат крепко подсел на иглу. Я пытался его вылечить, но было уже поздно, — он вскоре умер от передозировки. Мать не выдержала всего этого, слегла с инфарктом и вскоре тоже умерла. Я узнал, кто подсадил его на иглу и продавал ему наркотики. Оказался некто Левин, мразь и подонок. Я следил за ним, хотел с ним разобраться, но тот ходил все время со своими братками. Однажды я шел по улице и увидел девушку, стоящую на перилах лоджии седьмого этажа. Слава богу, лоджия выходила на лестничную клетку. Я успел добежать, стащил ее с перил. Так я и познакомился с Таней. Она рассказала мне свою историю. Был у нее любимый человек, они собирались пожениться, — даже кольцами обменялись. А он оказался наркоман со стажем, героинщик. Она-то надеялась, что он вылечится, он уверял ее, что все под контролем. А потом однажды за дозу отдал ее Левину. Просто привел ее в бывший клуб рабочей молодежи, где тусовался Левин со своими приятелями, — и отдал! Ну они ее там по очереди… прямо на бильярде… А ее друг валялся тут же в углу под кайфом. А Левин сказал ей, что она теперь его собственность: дескать, друг продал ее как приложение к кольцу. И кольцо на палец надел, сволочь!
Сергей глубоко вздохнул: его жгли воспоминания.
— Ну я и сказал Тане, что давно собираюсь разобраться с Левиным. Она сказала, что поможет. Выманила Левина одного за город, на дачу. Я там их уже ждал. Я по случаю купил новый пистолет „TT“, хотел пристрелить эту тварь. А Таня сказала, что сама… Она его и застрелила. А потом у Левина палец с кольцом — с ее кольцом, — отрезала и выбросила в выгребную яму. Тело я вывез и бросил в лесу. Сказал ей, что если дело раскроется, все возьму на себя. Вот так!
— А как ты стал работать по заказам?
Сергей невесело засмеялся.
— Совсем глупо получилось. Спустя неделю после разборки с Левиным на меня вышел один человек, известный как Саша Адвокат. Он действительно был адвокатом. Но на жизнь зарабатывал тем, что брал заказы на убийства, — вроде посредника между исполнителем и заказчиком. Этот Адвокат встретился со мной и передал пять тысяч долларов. Он сказал, что за пару недель до этого ему заказали Левина и эти деньги вроде как мои. Я спросил, откуда он знает, что это я. А он только засмеялся и предложил поработать на него. А меня к этому времени зло такое взяло на эту прогнившую власть: страна разваливается, люди нищают, жрать нечего, а разная мразь повылезла из всех щелей и жирует, добивая страну! И никто их не может остановить! Не знаю, может, я и глупость сделал, что согласился, но я уже не мог оставаться в стороне! Я предупредил, что буду работать только против наркоторговцев. Адвокат согласился: ему что, я у него не один такой. Я выполнил шесть заказов и не жалею: это были настоящие акулы наркобизнеса, до них было не так легко добраться. А большую часть денег я отдавал в фонд для лечения наркоманов. Оставшаяся сумма покрывала расходы на подготовку. Себе я ничего не брал, — нельзя на крови наживаться, западло это!
Андрей скептически ухмыльнулся. Сергей покосился на него.
— Не веришь? Ну и хрен с тобой! Только я правду говорю. Для себя мне немного нужно, а я к тому времени уже работал охранником, так что и чистых денег хватало.
— А Карамов? — напомнил Андрей.
— Тут немного посложнее получилось. Я собрался ехать в Сербию, братьям-славянам помогать, — я же все-таки профессиональный военный, как-никак! Связался с одним человеком, а тот сказал: людей у нас хватает, а вот хорошо бы современное вооружение. Если начнется агрессия со стороны НАТО, нам срочно понадобятся современные средства ПВО. Тут вот курды предлагали партию „стингеров“, да взамен просят ПТУРСы, поновее. Ну я и вспомнил одного знакомого, который с Кавказа из-под носа у местных самостийных властей вывез партию новейших ПТУРСов. Я к нему, а тот запросил полмиллиона баксов: его жизнь, дескать, закончена, а сыну и внукам он хочет обеспечить хорошую жизнь в безопасной стране. К нему уже азербайджанские посредники подваливали, но мусульманам он не продаст, — еще начнут по нашим братьям-сербам в Боснии шмолять. Ну для братьев-сербов сбавил он цену до трехсот тысяч, а меньше, говорит, нельзя. Это, говорит, в обрез, чтобы сын смог за границу уехать и свое дело открыть. И обязательно „налом“, ясное дело! А где я такие деньги наличными возьму? И тут вдруг мой школьный друг, Яша Рубинчик, подвалил с предложением. Дескать, есть один такой, Ренат Карамов, собирается закупить за наличную „зелень“ крупную партию наркоты из Средней Азии; из молодых, да ранний, урвал значительную часть рынка наркоты в Москве, теперь в гору идет. Так вот, есть возможность эти бабки взять. Он там со своим братом что-то не поделил, так тот за долю подробную наводку даст. А дальше уже было делом техники: встретились, договорились о доле, наметили план, — впрочем, остальное ты знаешь!
— Теперь самый последний вопрос: на хрена тебе это все надо? Прихвати бабки, свою Таню и отвали туда, где никакой Хладов тебя не найдет, да живи спокойно! Чего тебе не хватает?
Сергей мрачно посмотрел на Андрея и жестко ответил:
— Я солдат Отечества. Я должен воевать с врагами Отечества. Но люди, стоящие во главе страны, настолько погрязли в своих шкурных мелких разборках, что не в состоянии не только организовать народ на борьбу, но и даже просто четко указать врага! Поэтому теперь я сам выбираю врагов. Сам себе штаб и верховное главнокомандование. И я не успокоюсь, пока не очищу страну от мрази!