Сезон охоты на падчериц
Шрифт:
Ну зачем я послушалась Саньку? На фига я поехала? Сейчас бы ничего не знала, мучилась бы подозрениями, но не маячила бы передо мной непроглядно черным крылом неизбежная и горькая разлука. И Санька… она стала свидетелем моего позора. Позор все-таки надо переживать в одиночестве. Помноженный на дружеское сочувствие, он становится почти невыносимым.
Дома меня ждали оголодавшие звери. Маргошу опять где-то черти носили. Лешка еще не приехал, видимо, заскочил по пути в супермаркет — купить продукты еще и для Леночки. Должен же кто-то
Прижав к груди вяло сопротивляющегося Вениамина, я попробовала излить ему свою печаль:
— Вот так, Венька, скоро опять останемся с тобой вдвоем. Бросили нас, пинком под зад.
— Муррр, — отозвался кот, подбирая задние лапы к толстому пузу.
— Хоть ты меня понимаешь, добрая душа?
Вениамин удивленно посмотрел на меня. В глазах его отчетливо читалось: “Чего расселась, жрать давай”.
Я ежедневно звонила в больницу и молила Бога, чтобы Он послал нелепому индийскому Алеше еще день жизни. Слишком ярко вставали передо мной глаза его матери, русской Натальи в индийском сари, души не чающей в единственном сыне. Ну кому будет легче, если еще одна мать почернеет от горя, спрашивала я Того, кто ведает судьбами. Не знаю, слышал ли Он меня, но каждый вечер Он дарил Алексею еще одно утро.
А мы с Гришкой, закусив удила, заново поскакали по кругу. Расследование предстояло начать практически с нуля.
— Гриша, давай поймем, что у нас уже есть.
— Давай, Настя, поймем.
У коллеги почти неделю хворала жена, и он был крайне рассеянным. Про меня и говорить нечего. С Лешкой мы практически не общались. Ужинали чаще всего в разное время, а если и собирались вместе, то непременно дожидались Маргариту. Та вступила в самую активную фазу выбора, дома бывала редко, о чем я теперь даже жалела.
В общем, настроение у нас с коллегой было не самое рабочее. Но все-таки мы старались держать себя в руках.
— Сначала убили Фредди, — рассуждала я. — Потом была цепь покушений на девочек.
— Странно, что их не убили сразу.
— Да мало ли, Гриш, случайностей.
— Ладно, давай дальше. Кому выгодна смерть Фредди и девочек?
— Наследникам?
— Возможно. На данный момент наследниками являются Ангелина и Анвар. Но… Основное состояние осталось в руках Ангелины. Хотя, конечно, и Анвар получает солидный кусок, и он ему очень кстати. Я тут кое-что выяснил. Он играет, и сейчас у него не самый удачный период.
— Да ладно, я видела его квартиру. И еще одна как минимум имеется.
— Та, вторая, в закладе по долгам; первая тоже не сегодня-завтра на кон встанет.
— Нет, он не похож на убийцу. Он, конечно, может сгоряча пристукнуть. Но чтобы вот так…
— А Ангелина, по-твоему, тянет на убийцу?
— Ты, Гришенька, к ней просто неровно дышишь. Она же актриса! Она может сыграть все что угодно. Слезы лить, рвать на себе волосы, даже заболеть по системе Станиславского. Ты видел ее работу на сцене? Я видела. Она великая актриса. Гениальная, не побоюсь этого слова.
— Да, я понимаю. — Гришка потер переносицу. — Лизавета, а ты видела Ангелину Романову? —
— Кто же ее не видел! Известная, сейчас в одном очень модном сериале играет. Правда, я его не смотрю, слишком заумный.
— И как она тебе?
— Красавица! — восхищенно сказала Лизавета. — Роковая женщина.
— Роковая? Роковая — это злая?
— Нет, Григорий Батькович, роковая — это та, ради которой мужики в дурь прут.
— Вот-вот, — удовлетворенно кивнул головой Гришка. — Ладно, оставим это на потом. Теперь по поводу Фимы. Парень не так прост. Навел я тут о нем кое-какие справки и вот что выяснил. Лет пять назад он работал в одном ведомстве, весьма секретном. Как ты понимаешь, информация такого рода на дороге не валяется. Однако удалось узнать, что, возможно, он работал в отделе по ликвидации. Понимаешь, что это такое?
— Не из детского сада.
— Так вот, кое-какие выжимки из его досье удалось добыть лишь по той причине, что он проходит в архивах как погибший при исполнении.
— Ничего себе, — присвистнула я, — что-то у нас сплошные мертвецы кругом.
— Слушай дальше. Он жил под фамилией матери и по голландскому паспорту. В Россию въехал вместе с девочками, до этого в течение нескольких лет границу не пересекал. Его, что вполне вероятно, могли засечь бывшие коллеги и попытаться устранить еще раз.
— Как-то больно сложно они его устраняли.
— Да, согласен. Тем не менее будем иметь это в виду. Три года назад ему каким-то чудом удалось бежать от неминуемой расправы. Уж не знаю, чем он так насолил органам. Проделал он все чисто; до той поры, пока не появился в России, никто о нем ни сном ни духом не ведал.
— Интересно, а как он оказался рядом с сестрами?
— Вопрос. Я не знаю. Но до этого ни с Фредди, ни с Ангелиной он ни при каких обстоятельствах не пересекался.
— Да… все совпадает. Фредди говорил о том, что чувствовал опасность. Очень может быть, что она исходила именно от Фимы.
— Может быть, а может, и нет. Это надо как следует обмозговать. Кстати, ты видела его на вечере?
— Трудно сказать, там было много народу. Когда нас познакомили в аэропорту, показалось, что я с ним уже встречалась. Но не уверена.
— В общем, так: нам надо еще раз поговорить со всеми, кто так или иначе имеет отношение к трагедии — с Ангелиной, Светланой, гостями… Возможно, с теми людьми, которые знали девочек до их отъезда за границу. Наверное, и Анвара надо будет еще раз посетить. Я думаю, если найти к нему правильный подход, он будет более откровенным.
— Знаешь что, Гришенька, сам пойдешь эти подходы искать.
— Да и пойду, чего ты взъелась?
Отпустив мающуюся Лизавету домой, мы разожгли печку и еще долго сидели у огня, думая о своем. Гришу дома никто не ждал, а в больницу к жене уже не пускали. Она лежала на сохранении и соблюдала строгий распорядок дня. Мне домой просто не хотелось.
— А что, Настюха, вот разберемся со всеми делами, поедем к вам на дачу, да и оторвемся там, а? Ты с Лешкой-то решила проблемы?
— Да не знаю я. Другая у него. Что тут решишь?