Сезон охоты

Долгов Максим

Он присматривался, до тех пор, пока не понял, что вновь находится в этой части леса совершенно один. Человек исчез, его больше нет и только образы, всплывающие в памяти Матвея, рисовали мрачный силуэт с лопатой в руках, разгуливающий между деревьев.

Поднявшись на трясущихся ногах и цепляясь руками за дерево, он сделал несколько шагов по направлению к месту, где орудовал незнакомец. Казалось, что даже лес в этот момент замолчал, погружаясь в тишину. Вечно каркающие вороны и те умолкли, наблюдая с высоты за тем, как местный мальчик, учащийся в классе коррекции средней школы, медленно и боязливо пробирается вперед, перешагивая через крупные ветки. Он то и дело оглядывался по сторонам и замирал на месте, забыв про подстреленную утку,

которая, скорее уже полакомилась его угощениями. Пересилив себя, Матвей добрался до нужного места и здесь увидел небольшой земляной курган, состоявший из перекапанной земли. Сверху он был засыпан листвой и завален ветками, но все равно, сильно отличался от царящего вокруг ландшафта.

Матвей присел на корточки и, вновь оглядевшись по сторонам, приложил ладонь к земле, словно пробуя ее температуру и в этот же момент, с ним случилось то, о чем он никогда и никому не рассказывал. Несколько раз он уже испытывал что-то подобное, особенно, в моменты сильного эмоционального стресса, когда приходилось прятаться от отца или, когда в семь лет он заблудился в лесу. Но такого сильного приступа у него еще не было.

Он закрыл глаза и сжал зубы, чтобы не проронить ни звука, голова резко пошла кругом, словно карусель, которую раскрутили до того сильно, что ее посетители рисковали в любой момент вылететь из своих мест. Сильный образ врезался в голову, превратившись на несколько секунд в настоящее действие, которое он мог наблюдать со стороны и это сопровождалось болью, идущей из самого центра мозга и распространявшейся по всему телу.

В своем видении Матвей увидел человека в джинсах и коричневой кожаной куртке, он шел по улице поздно вечером, засунув руки в карманы. Его походка была неторопливой и легкой, словно мужчина, возвращаясь, домой после тяжелого рабочего дня позволил себе расслабиться и переключиться на приятные мысли. Он свернул в темный проулок, где остановился, увидев, как человек в черном плаще, ломает замок двери, ведущей в здание.

– Эй, ты что делаешь? – выкрикнул мужчина и человек в плаще, посмотрев на него, отошел от двери. Но он даже и не собирался убегать, а наоборот, шагнул вперед, вынув из кармана нож.

Лезвие сверкнуло в темноте, отразив блики уличного фонаря, но мужчина в кожаной куртке заметил его блеск слишком поздно. Лезвие прошло по горлу и, хватаясь за шею, мужчина упал на колени.

Затем Матвей увидел, как человек в черном плаще, загружает в багажник автомобиля, завернутый в полиэтилен сверток и, бросив на него сверху лопату, уезжает в сторону леса.

Матвей раскрыл глаза и, отталкиваясь от земли руками и ногами, стал отползать подальше от могилы, хватая воздух ртом. Он отползал до тех пор, пока не наткнулся спиной в дерево и в этот момент, размахивая руками, словно отбиваясь от невидимых птиц, напавших не него с ветвей деревьев, поднялся на ноги и побежал в сторону поселка, огибая деревья и спотыкаясь о корни. Он бежал, не разбирая дороги сдерживаясь от крика, который стремился вырваться наружу вместе с ужасом и паникой, порождающими в его голове невероятные мрачные образы.

3

Вадим Сенчин и Кирилл Самойлов расположились с доской шахмат на улице, неподалеку от своих домов. Деревянный стол и две скамейки по бокам, сделанные из досок и стволов деревьев, уже много лет служили им местом для отдыха. Два пенсионера, честно отработавшие на местной фабрике по тридцать с лишним лет, теперь часто наслаждались безмятежностью своей жизни, играя партию за партией, в бесконечном споре сильнейшего.

В это утро было еще относительно тепло, не смотря на осень, но мужчины предпочли одеться потеплей, опасаясь простудиться, и Кирилл прихватил с собой свою излюбленную фляжку, которую бережно наполнил перед выходом.

– Это для сугрева, – сказал он, заметив на себе строгий взгляд супруги, а затем поспешил на улицу, пока она не начала задавать ему тысячи вопросов,

больше похожих на упреки. Несмотря не на что, жена продолжала пилить его как в молодости, даже в те моменты, когда Самойлов, казалось бы, уже ничем не был ей обязан. Он простой старик на пенсии, который отдал свои лучшие годы работе и семье, вырастив троих сыновей, теперь был волен заниматься тем, чем считал для себя нужным.

– Постарайся опять не застудить спину, старый ты болван, – сказала она ему напоследок и Кирилл, что-то пробормотав невнятное в ответ, вышел на улицу. Вадим уже стоял возле калитки его дома с потертой от времени шахматной доской под мышкой.

– Отпустила? – спросил, улыбаясь, Сенчин и Кирилл, махнув рукой в сторону своего дома, ответил:

– Мне шестьдесят восемь лет, а я все еще должен отпрашиваться для того, чтобы сыграть с другом в шахматы?!

Вадим рассмеялся и, открывая другу калитку, добавил:

– Ты всю жизнь был каблуком.

– Это не самое страшное для мужчины, поверь мне. Куда страшнее стать импотентом как ты в тридцать лет.

В ответ Кирилл рассмеялся, хлопнув по плечу приятеля, оценив сарказм. Конечно, Сенчин имел неосторожность развестись со своей единственной супругой в тридцать лет и с тех пор, Самойлов не упускал возможности подколоть своего друга по этому поводу. Тем более масло в огонь добавляло еще и то обстоятельство, что мужчина с те пор так больше и не женился. Предпочитая вести образ жизни закоренелого холостяка, он дотянул до пенсионного возраста и остался один в своем доме. Лишь иногда навещаемый дочерью, давно переехавшей в большой город, Сенчин ощущал себя в меру счастливым. Временами одиночество давало о себе знать и в такие моменты, мужчина уходил в воспоминания, которые словно возвращали его к молодости, где он находил для себя призрачные утешения.

– А ведь были времена, когда ты мне завидовал, – сказал Вадим, раскрывая шахматную доску и вынимая из нее фигуры.

– Это было давно. Сейчас все поменялось, – пробубнил ворчливым голосом Кирилл, забирая белые фигуры. Он всегда играл белыми, любил ходить первым и Сенчин всегда был уверен, что игра в шахматы раскрывает внутренний мир человека. По его наблюдению, от стиля игры всегда зависел характер человека. Например, Самойлов всегда ходил первым, что подтверждалось его характером, особенно, в молодости, когда мужчина часто делал первый шаг в направлении решения проблем. Он никогда не отсиживался на вторых ролях и часто рисковал, что помогло Кириллу дослужиться на фабрике до заместителя цеха. Так и в шахматах, риск, всегда был его основной стратегией и нередко, она заставляла Вадима уйти в долгие раздумья над следующим ходом.

– Ничего не поменялось, просто мы постарели. Если хочешь знать, то у меня есть за кем ухаживать, даже в моем почтенном возрасте.

Самойлов посмотрел на приятеля взглядом изучающим, как смотрит преподаватель на студента, когда тот пытается найти правильный ответ.

– И кто она? Продавщица из магазина?

Вадим перевернул доску игровым полем вверх и, расставляя черные фигуры, ответил, не поднимая глаз:

– Все-то ты знаешь.

– Я так и думал, старый ты кабель. Она же вдова уже как пять лет и вряд ли кого-то пустит к себе под подол.

Самойлов взялся за свои фигуры и Сенчин решил не продолжать. Все, что он хотел сказать по вопросу своей личной жизни, уже сказал, а дальнейшее поддержание их разговора может привести только к новым остротам со стороны Кирилла. Но Самойлов не успокаивался, продолжая развивать тему, словно она и вправду могла быть ему настолько интересной.

– А знаешь, кто был ее муж?

– Да, он местный участковый, говорят, воевал в Афганистане и был награжден.

Вадим сделал жест, предлагая ходить Кириллу первым, но мужчина даже не пытался начать игру, он вынул из внутреннего кармана фляжку и, открутив колпачок, сделал пару больших глотков, морщась от высокого градуса напитка. Затем, скривив лицо, скрипучим голосом проговорил: