Сезон Перелётья
Шрифт:
– Рассейся!
Тут же над ступенями заклубилась пыль, и проход стал свободен.
– Бейте внезапно! – подсказывал Памфле. – Распахните дверь и сразу же ударьте Орлиана со всей силы! Только не цельтесь, а то он успеет сбежать. Лучше бейте вслепую!
– О-о, я буду внезапным, как боли при ревматизме, – пообещал колдун, с трудом ковыляя по ступеням.
Гроза немного утихла, а дворецкий потускнел, и теперь вестибюль озаряла только лампа в руке Джеона. Её свет колебался, и многослойные тени блуждали по вестибюлю, как толпа неприкаянных душ. Колдуну
– Я пойду разведаю обстановку, – шепнул дворецкий и полетел вниз, чтобы проверить, на месте ли драгоценный источник крови. – Уважаемый гость, вы ещё там? – спросил он, не увидев мальчика в глазок.
– Да тут я, где ж мне ещё быть? – отозвался сидевший под дверью Рой. – Но я, дядь, или задубею скоро, или волки меня сожрут. Вы тогда уж хоть поминки мне устройте.
– Господин откроет вам с минуты на минуту, пожалуйста, стойте у входа. Будет плохо, если вы замешкаетесь, и его промочит дождь.
Рой послушно встал и отряхнул мокрую куртку, а Памфле вернулся к хозяину.
– Ну, что там?
– Орлиан никак не ожидает нападения, господин. Самое время застать его врасплох!
Старик доковылял до двери и повесил фонарь на скульптуру лося, состоявшую целиком из рогов. Это была единственная вещь в Гёльфене, созданная руками человека. Предки Джеона в юности развлекались тем, что норовили рассеять бегущее животное так, чтобы от него остались одни рога. Успех в этом деле считался чем-то вроде посвящения во взрослую жизнь. Рога потом приносили домой в качестве трофея, и со временем из них получилась причудливая скульптура, которой пользовались, как вешалкой с тысячью крюков.
– Тут не заперто, – подсказал дворецкий. – Поэтому Орлиан никак не может взломать замок.
– Неужели дверь толкнуть не догадался?
– Перед ней были завалы, поэтому она не открывалась. Я пока спрячусь вот сюда, чтобы Орлиан вас не увидел. Тогда ему будет страшнее.
С этими словами Памфле нырнул в статую воина слева от входа. Такие встречались в замке на каждом шагу. В былые времена они охраняли Гёльфен от непрошеных гостей, а теперь годились только на роль чесалок для спины.
– Меня не видно? – шепнул дворецкий.
– Не видно, – подтвердил Джеон и остался наедине с парадной дверью, за которой бушевала гроза и бесчинствовал вор Орлиан. Смотреть в глазок было боязно, поэтому колдун прижал ухо к холодному дереву, но не услышал, как отмычки ковыряют внутренности замка. Бандит или бросил дело на полпути, или отдыхал. – Была не была, – решился старик.
Он крепко стиснул копьё, рывком распахнул дверь и…
От резкого движения ему вступило в спину, так что нападение на Орлиана не удалось.
– Ну, и где этот твой призрак, Памфле? – простонал колдун, повиснув на копье. – Тут же никого нет!
Он посветил перед собой снятым с вешалки фонарём, и лампа ударилась обо что-то твёрдое.
– Ай! – сказало
Глава 2. В которой рождается гениальный план
– Тьму мне за шиворот! – брякнул Джеон, выкрутив фитиль на полную длину и щурясь от непривычно ярких волос мальчика. – Да он же непрозрачный, Памфле! Сквозь него предметы не проходят! И он рыжий карлик, а не высокий брюнет, как в книгах!
– Это заблудившийся ребёнок, мой господин, – пояснил дворецкий, не выходя из статуи. – Его зовут Рой Салиан, и он весь вымок под дождём. Вам следует поскорее пригласить его внутрь и хорошенько о нём позаботиться. Вы ведь понимаете, о чём я?
Джеон пару секунд, не мигая, смотрел на мальчика, прежде чем понял, что тот настоящий, а потом уронил фонарь и бросился бежать с тем самым диким воплем, который репетировал для устрашения Орлиана. При этом он забыл и про больную спину, и про хруст в суставах, и про то, что в его возрасте даже передвигаться на своих двоих – большой подвиг. Зато тело напомнило ему об этом на четвёртом лестничном пролёте, иначе Джеон добежал бы до самого чердака, невзирая на обваленные ступени наверху.
Задыхаясь и постанывая, он схоронился в темноте за перилами и выдал:
– Памфле! Мне же померещилось, да?
– Боюсь, что нет, господин, – возразил дворецкий, судя по голосу спрятавшийся в статуе позади колдуна. – Это и правда настоящий ребёнок. В его крови столько жизненных сил, что её хватит на ремонт половины Гёльфена!
– Да иди ты в купель, Памфле! Твои шутки ещё хуже, чем этот твой дурацкий оранжевый сюртук! Я ещё двадцать лет назад запретил тебе шутить!
– Но я не шучу, господин.
И в подтверждение слов призрака из вестибюля послышалось:
– Эй, хозяева! Войти-то можно?
Гулкое эхо повторило просьбу несколько раз, и старик поседел бы от этих звуков, не будь он и так целиком седой.
– Ну, я захожу тогда, – решился мальчик и осторожно шагнул за порог.
– Глазам своим не верю, – пробормотал Джеон, вцепившись в столбики балюстрады. – Как он тут оказался? Неужели защитный купол исчез?
Мальчик подобрал чудом не разбившийся фонарь и заговорил со статуей рыцаря у входа. Она, разумеется, не ответила. Рой опасливо потыкал доспех и, подняв забрало, шарахнулся назад: шлем был пустой.
– Эй, дедуся! Вы где?
– Я в домике! – прошептал Джеон, сложив ладони над головой. – Ты меня не найдёшь!
Мальчик не дождался ответа и неуверенным шагом двинулся по расчищенной колдуном дорожке между завалами.
– Он поднимается сюда! Он меня погубит! – запаниковал старик, нащупывая копьё.
– Господин, во имя Тёмных Духов, не позорьте свой древний кровожадный род! Вы же колдун! Это вас все должны бояться!
– Лети и прогони его, Памфле! Он тебя испугается!
– Подобные приказы оскорбляют меня до глубины энергетических полей!