Сезон разводов

Коллинз Джеки

От нежной влюбленной женщины, которую он несколько месяцев назад взял в жены, не осталось и следа…

Лола Санчес и в самом деле торопилась. Как приятно чувствовать себя востребованной! Она не привезла на фестиваль никакой картины, но была нарасхват. Она обожала это состояние – когда все жаждут заполучить от тебя хоть маленький кусочек. Нет ничего слаще всеобщего внимания!

Как разительно это все отличается от ее первого приезда в Канн. Просто не узнать.

Пятью годами ранее

– Детка, тебе

надо поменять имя, – сказал Лу Штайнер, допивая свой капуччино.

– Зачем? – удивилась Лючия Санчес. Ее широко открытые глаза жадно впитывали все происходящее вокруг. В глубине души она была в восторге оттого, что ее привезли в такое волшебное место.

– Происхождение уж больно выпирает.

Черт! Лучше бы по доллару давали всякий раз, как напоминают ей о ее происхождении.

– Ничего я менять не буду, – упрямо заявила она.

– Здесь кто командует? – грубо оборвал Лу. – Я сказал переменить – значит, переменишь.

Что он о себе воображает?! Она ему не подружка какая-нибудь. Вот ее соседка, Синди Эрнандес, уже несколько месяцев с ним спит. Теперь, правда, по прихоти Лу ее зовут Синди Харт.

Познакомились они с ним одновременно. Лу ходил завтракать в кафе, где девушки работали официантками. Каждое утро, ровно в восемь, этот худощавый мужчина с блеклыми волосами, аккуратно зачесанными поперек черепа в расчете спрятать стремительно увеличивающуюся плешь, появлялся за столиком и делал заказ. Излюбленной формой одежды Лу был костюм в обтяжку и полосатая рубашка, а на мизинце неизменно красовался перстень с бриллиантом. Вскоре он поведал девушкам, что работает персональным менеджером, и назвал множество знаменитых имен, включая Памелу Андерсон и Кармен Электру, – он утверждал, что честь открытия обеих принадлежит ему.

Лючия считала его дешевым хвастуном, Синди же сразу уверовала, что он может помочь в карьере – особенно после того, как увидела его «Роллс-Ройс», хоть и двенадцатилетний.

Сейчас все трое были на Каннском фестивале – связей Лу хватило на то, чтобы обеспечить им скидки в дешевеньком отеле и в авиакомпании.

Перед отлетом он свозил девушек в голливудский магазин «Фредрикс» и накупил им весьма недвусмысленных платьев. После этого подсунул им на подпись контракты на десять лет, обеспечивавшие ему эксклюзивное право быть их менеджером и получать двадцать пять процентов от их будущих гонораров. Лючия категорически отказалась это подписывать. Синди согласилась. Но Лу все равно взял Лючию в Европу, поскольку две девушки смотрятся лучше, чем одна. Лу твердо рассчитывал вернуться в обойму, и у него был план – продемонстрировать девиц на приморском променаде, где всегда толкутся фотографы. По его сигналу девушки должны были начать позировать, привлекая к себе всеобщее внимание.

– И как это должно помочь нашей карьере в кино? – спросила Лючия.

– Вас заметят, – пояснил Лу. – А дальше положитесь на меня. Все будут в выигрыше.

Лючии затея не нравилась, но поскольку она никогда не бывала в Европе, то от предложения Лу трудно было отказаться.

– Тебе, по крайней мере, спать с ним не нужно, – проворчала Синди. – Я за нас обеих отдуваюсь.

– Как ты это можешь? – удивлялась

Лючия. – Ему же не меньше пятидесяти, да?

– Да. Но он умеет угодить девушке, – доверительно сообщила Синди. – И не забывай, ведь это он открыл Памелу Андерсон.

– А ты и поверила?

Лючия любила подругу, но не считала Синди способной стать новой Памелой Андерсон и даже Кармен Электрой, несмотря на то что Лу заплатил за ее пластическую операцию носа и большой силиконовый бюст. Лючия знала, что в Синди нет изюминки. А у нее она есть!

Насчет перспектив прорыва в шоу-бизнес иллюзий у Лючии не было. Она ходила на бессчетные прослушивания, но пока ей удалось получить лишь две бессловесные роли прислуги. Ей предлагали, правда, роль стриптизерши в картине Стивена Сигала, но Лючия отказалась – там надо было раздеваться догола, родители ее за это выгнали бы из дома.

Поездка в Канн с Лу и Синди внесла приятное разнообразие, тем более что она никогда не выезжала из Америки, да еще и платить ни за что не пришлось. Кто знает, может, в конце концов повезет? Терять ей, во всяком случае, было нечего.

Лу следовал своему сценарию. Он узнал, что на набережной должна пройти фотосессия одной итальянской модели, и решил сразу после ее окончания запустить своих красоток в немыслимо открытых купальниках в поле зрения фотографов.

– Если хотите, чтобы на вас действительно обратили внимание, снимите лифчики, – наставлял он с лукавой улыбкой.

– Ни за что! – твердо заявила Лючия.

– Ну и дура! – разозлился Л у. – Запомни одно: если хочешь стать звездой, без этого не обойтись.

Синди не возражала: она и так уже спала с Лу Штайнером за здорово живешь. Мечтой ее жизни, как и у Лючии, было кино.

Все вышло в точности так, как обещал Лу. Едва итальянская манекенщица покинула место съемки, как появились Синди с Лючией. Фотографы завидели двух хорошеньких девчушек и принялись щелкать затворами камер.

Оказавшись в центре внимания, Лючия мгновенно испытала восторг. Никогда еще на нее не было устремлено столько глаз. Это было как наркотик.

Стоящий в сторонке Лу замахал руками, показывая, что пора снять верхнюю часть купальника. Фотографы подхватили.

– Давайте, девочки! – прокричали двое англичан из первого ряда. – Покажите, чем богаты!

Синди расстегнула бюстгальтер. Огромные новые силиконовые шары вывалились наружу, увенчанные твердыми выпученными сосками.

Вот когда фотовспышки действительно заработали!

Лючия попятилась. Ей вдруг стало стыдно.

– А ты? – крикнул один фотограф. – Давай же, куколка! Покажись во всей красе!

Она не стыдилась своего тела, но ее останавливала мысль о том, что фотографии могут попасться на глаза отцу и остальной родне.

– Простите, ребята, больше вам видеть не положено, – заявила Лючия и встала в провокационную позу – как в журналах.

Интерес к ней сразу пропал. Все объективы нацелились на Синди.

К тому моменту, как фотографы разошлись, Синди щелкнули не менее ста раз.

Синди уже надевала лифчик, когда к ним подбежал сияющий Лу.

– Молодец! – воскликнул он. – Теперь все первые полосы – твои!