Сезон ведьмовства
Шрифт:
— Да, и яйца-пашот с тостами. Три яйца, и, пожалуйста, проследите, чтобы белок хорошо схватился.
Визави Габриеля сделал отрицательный жест.
— Ничего не нужно, благодарю.
Вблизи этот человек выглядел заметно старше, чем казалось издали. Двигался он легко, без усилий, но кожа вокруг рта была испещрена тонкими морщинками. Мужчина отличался сильной худобой.
Габриель посмотрел ему прямо в лицо и улыбнулся.
— Позвольте сперва изложить мои основные правила. Насколько я понял, у вас есть проблема, связанная со сбором информации, и вы считаете, что я могу ее решить. Вероятно, да, могу. Но прежде вы должны назвать свою фамилию.
Габриель завершил свою маленькую тираду еще одной улыбкой, призванной смягчить жесткость фраз. Всегда лучше сразу внести ясность. Иногда потенциальные заказчики начинали ходить вокруг да около, не решаясь прямо изложить суть проблемы, что очень утомляло Габриеля.
— Как вам будет угодно, — любезно сказал мужчина. — Меня зовут Уильям Уиттингтон.
Габриель не ошибся насчет ауры. Значит, Уильям Уиттингтон. Вот так так! Инвестиционный банкир и благотворитель, сумевший значительно увеличить и без того огромное состояние, унаследованное от деда. Блестящий стратег и, кажется, немного отшельник. Очень интересно. С другой стороны, непонятно, с какой стати Уильяму Уиттингтону лично встречаться с ним? Игроки такого уровня — исполнительные директора, вице-президенты и другие лица, входящие в состав высшего руководства, как правило, не снисходили до общения с Габриелем. Обычно его клиенты принадлежали к низшим звеньям пищевой цепочки. Мистер Уиттингтон серьезно рисковал репутацией. Уильям слабо улыбнулся.
— Конечно же, вы правы. Да, у меня есть проблема, и я действительно хотел бы воспользоваться вашими особыми талантами. Правда, несколько в другом плане.
На мгновение у Габриеля промелькнуло неприятное чувство, что Уиттингтон над ним издевается. Прежде чем он успел ответить, официантка снова зашла в кабинку и швырнула на стол белую тарелку с оббитыми краями.
— Яйца-пашот.
— Спасибо, — кивнул Габриель и посмотрел на Уиттингтона. — Вы точно не хотите перекусить?
Тот покачал головой, глядя на тарелку со смесью удивления и благоговейного ужаса.
— Мне нельзя. Пожалуйста, продолжим.
Яйца приготовили именно так, как нравилось Габриелю. Прожевав кусочек, он поднял глаза.
— О чем мы говорили?
— Габриель, у вас есть дети? Это что-то новенькое.
— Нет.
— У меня есть сын. — Уиттингтон внезапно напрягся, в глазах не осталось и тени оживления. — Его зовут Роберт, Роберт Уиттингтон. Ему двадцать один год. — Пауза. — Он пропал.
— Пропал?
— Исчез девять месяцев назад. Я хочу, чтобы вы его нашли.
Габриель опустил вилку.
— Боюсь, вам неправильно охарактеризовали сферу моей деятельности. Я работаю с информацией. Я не частный сыщик и не занимаюсь поиском пропавших людей.
— Раньше занимались. — Долгая пауза. — В «Глазе бури».
На миг Габриелю показалось, что из кабинки выкачали весь воздух. Он попытался придать лицу спокойное выражение, стереть отразившийся на нем шок. Габриель сосредоточил внимание на мухе, которая неторопливо ползла по краю пластиковой крышки стола. Стояла теплая погода, мух в городе развелось видимо-невидимо.
— Габриель?
Уиттингтон испытующе глядел на него.
— Ничем не могу помочь. — Он сделал глубокий вдох и аккуратно вытер рот бумажной салфеткой. — Сделка не состоится. Сочувствую по поводу сына, но вам следует обратиться в полицию, а не ко мне.
Он старался говорить спокойно.
— Вам не интересно, откуда я узнал про «Глаз бури»?
— В
Муха перелетела в соседнюю кабинку и уселась на сахарницу.
— Мне рассказала Сесилия.
Габриель, уже потихоньку начавший сползать со стула, замер.
— Сесилия? Сесилия Фрэнк?
— Да.
— Но Фрэнки сейчас в Штатах.
— Нет, — покачал головой Уиттингтон. — Последние два года она живет в Лондоне.
— Вы ошибаетесь. Она ни за что бы сюда не вернулась.
— Вернулась, — грустно улыбнулся Уиттингтон. — Я точно знаю. Видите ли, два года назад она вышла замуж. Сесилия — моя жена.
ГЛАВА 3
— Зовите меня Фрэнки, — попросила она, едва они представились друг другу. — Меня все так зовут. Сесилия — это в честь бабушки. Честно говоря, я никогда ее не любила. Противная была старуха.
Она обворожительно улыбнулась, и Габриель невольно расплылся в ответной улыбке.
Отнюдь не красавица, Сесилия Фрэнк тем не менее была невероятно привлекательна. Узкое лицо, светло-каштановые волосы, образующие на лбу острый мысок, безупречная кожа, прелестные губы и на удивление проницательный взор. Голос у нее был низкий, но мелодичный; гул британской речи в комнате подчеркивал американский акцент Фрэнки.
Габриель огляделся по сторонам. В большой старомодной гостиной оксфордского дома Александра Маллинза собралось, должно быть, человек сорок. Гостиная своим видом напоминала уставшую пожилую даму: пыльные ковры цвета мха, абажуры, украшенные бахромой, фарфоровые безделушки. Гости потягивали тепловатое вино, закусывая его жестким, как резина, сыром, и представляли собой весьма разношерстную компанию. Надписи на именных табличках свидетельствовали о том, что эти люди принадлежат к разным слоям общества и съехались сюда со всех концов страны. Фрэнки, очевидно, была американкой, хотя на табличке значилось только, что она студентка. Как и Габриель. Возможно, именно поэтому они инстинктивно потянулись друг к другу. Присутствующих в гостиной связывало одно: все они отозвались на определенное рекламное объявление, напечатанное в одной из общенациональных газет.
— Что скажете?
Фрэнки смотрела туда же, куда и Габриель: в углу комнаты высокий худощавый мужчина, обладатель выразительного орлиного носа, беседовал с женщиной, на лице которой был написан восторженный энтузиазм.
— О Маллинзе? Пока рано судить, — пожал плечами Габриель.
— Я почему-то представляла его совсем другим, — с сомнением в голосе призналась Фрэнки.
— В остроконечной шляпе и с хрустальным шаром?
Фрэнки удрученно улыбнулась.
— По крайней мере, я рассчитывала увидеть более яркого человека. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
— Маллинз — ученый, а ученые, как правило, не обязаны отличаться экзотическим видом.
И Габриель понимал, что она имеет в виду. Учитывая причину сегодняшнего сбора, ожидание некоей театральности в облике устроителя было вполне простительно. Правда, следовало признать, что Маллинз не тот человек, которого можно пропустить в толпе. Взгляд холодных глаз за стеклами нелепых продолговатых очков был острее лазерного луча. Его репутация также внушала уважение.
Александр Маллинз был выдающимся нейропсихологом с тридцатилетним стажем научной работы в области статистических методов и когнитивных процессов, однако его истинная страсть заключалась в изучении необычных психических явлений. «Глаз бури» — вот зачем он собрал здесь эту пеструю публику.