Сезон ведьмовства
Шрифт:
— Может, он все еще там?
— Нет.
С улицы донесся настойчивый сигнал автомобильного клаксона, пронзительный и раздражающий.
— Значит, папочка и сынок не ладили? — усмехнулся Габриель, подавшись вперед.
— Можно и так сказать.
В глазах Фрэнки сверкнула враждебность. Разговор принимал опасный оборот.
— Дай-ка угадаю. Наследник не оправдал надежд? Слишком высокая планка? Чрезмерные родительские ожидания?
Она не ответила, но Габриель понял, что попал в точку.
— Я бы не пришла к тебе, будь у меня выбор. — Чувствовалось, что Фрэнки с трудом сдерживает себя. — Я прошу твоей помощи, Габриель… ради нашего прошлого.
Ради прошлого? Господи,
— Однажды ты станешь богатой вдовушкой. Если наследник не будет путаться под ногами, вопрос с завещанием решится гораздо проще. Ты об этом не задумывалась?
— Боже мой. — Лицо Фрэнки исказилось от боли. — Да что с тобой?
Габриель рывком вскочил с кресла, Фрэнки вздрогнула от неожиданности.
— Так, хватит. Я не могу помочь твоему мужу. Не могу сделать то, чего он хочет. Ты, как никто другой, должна это понимать.
— Он умирает.
— Что?
— Уильям умирает.
Габриель изумленно уставился на Фрэнки. Его разум отказывался воспринимать смысл услышанного.
— Что значит умирает?
— То и значит. Ему остался год, максимум полтора, — с какой-то жуткой безмятежностью на лице произнесла Фрэнки. Она так сильно сжала кулаки, что на запястьях проступили синеватые вены. — Уильям хочет помириться с сыном, и, сам понимаешь, как можно скорее. Однако, боюсь, это невозможно. Я предполагаю, что Робби мертв. Точнее, я в этом почти уверена.
Габриель тяжело опустился в кресло. Замечание насчет богатой вдовушки вдруг показалось ему жутко бестактным.
— Если он мертв, чего ты от меня хочешь?
— Нужно выяснить, что с ним случилось. Уильям должен знать, почему исчез его единственный сын. Я очень хотела бы сообщить ему достоверную информацию, но, к сожалению, не могу. Ты можешь. У тебя дар.
— У тебя тоже, Фрэнки.
— У меня лишь способности, не более того. Божья искра в тебе, Габриель.
Он не отрицал; это была чистая правда. Фрэнки достаточно хорошо владела искусством дальновидения, чтобы попасть в «Глаз бури», и шлифовала свое умение, не жалея сил. И все же тренировки, старание и самодисциплина помогают развить врожденную склонность лишь до определенной степени. Александр Маллинз настаивал, что дистанционное видение — просто скрытое шестое чувство, остроту которого можно отточить упорным трудом и постоянной практикой, как рефлекторное движение или тонкий нюх, но любой дальновидящий знает, что в какой-то момент его способность выходит не только за пределы науки, но и за грань мастерства. Капризная, непостоянная энергия. Вспышки воображаемых молний, озаряющие темную сторону разума. Кому-то выход в «скачок» удавался гораздо лучше, нежели другим.
— Значит, ты пыталась найти его самостоятельно, — констатировал Габриель.
— Ну конечно, — горячо закивала Фрэнки, — поэтому и считаю, что Робби нет в живых.
— Ты ничего не почувствовала, так?
— Абсолютно ничего. Никакого «скачка». А ведь мы были близко знакомы. До переезда в собственную квартиру он почти год прожил в одном доме с нами.
Габриель знал, что когнитивный стиль Фрэнки в основном строился на личностных связях. Для получения пси-данных ей требовалось установить эмоциональный контакт с объектом дистанционного видения. Чем больше она знала о внутреннем мире объекта, тем точнее оказывалась информация, приобретенная в результате «скачка». Фрэнки довольно долго прожила с пасынком в одном доме, следовательно, межличностная база, необходимая для включения ее способности, была налицо. Если при таком раскладе она совсем ничего не почувствовала, стало быть, дело плохо. По всей вероятности,
Фрэнки потянулась за сумочкой, извлекла оттуда желтоватый конверт, а из него — фотографию.
— Это он. Робби.
С фотографии смотрело лицо красивого молодого человека. Блестящая черная шевелюра рассыпалась с высокого лба непослушными короткими кудрями. В форме глаз и носа Роберта проглядывали ястребиные черты Уильяма Уиттингтона, однако на этом сходство между отцом и сыном заканчивалось. У младшего Уиттингтона был чувственный рот и округлый подбородок, но особенно поражали глаза: в них светилась невероятная беззащитность и детская чистота. Габриель уже и не помнил, когда в последний раз видел такое безграничное доверие в глазах человека старше трех лет.
— Ты сделаешь это?..
Фрэнки не сказала «для меня», но слова прозвенели в воздухе так же отчетливо, как если бы она произнесла их вслух.
Габриель молча положил фотографию на подлокотник кресла и отодвинул ее от себя.
Уголки рта Фрэнки скорбно опустились, и на секунду она зажмурила глаза, затем стремительным грациозным движением поднялась.
— Пожалуйста, подай мне плащ, — сухо промолвила она.
Не говоря ни слова, Габриель помог ей одеться и открыл дверь.
— Прощай.
Фрэнки застыла в проеме.
— Будь ты проклят.
Ее голос был лишен всякого выражения.
— Послушай, Фрэнки…
— Я люблю мужа. Я готова на все, лишь бы дать его душе хоть немного покоя. Умоляю тебя, Габриель, помоги. Один раз, один-единственный раз подумай о ком-то кроме себя. Ты ведь всегда проявлял свой талант только из эгоистических побуждений.
Габриель начал злиться.
— Ты так говоришь, потому что…
— Я так говорю, потому что это правда. Александр не ошибался. Жизни, которые ты спасал, добро, которое ты творил, — все это было постольку-поскольку. Тебя интересовал только процесс, только сам «скачок». И всего лишь из-за одной неудачи ты решил отбросить свой дар, избавиться от него, как от негодного стоптанного башмака! — Фрэнки обернулась и теперь смотрела прямо в глаза Габриелю. — Ты хоть представляешь, как я завидовала тебе в «Глазе бури»? Что, удивлен? Как же, милая крошка Фрэнки завидует, и кому — любимому мужчине! А знаешь ли ты, что временами зависть просто пожирала меня? Посмотрите на Габриеля, с какой легкостью, с каким изяществом он выходит в «скачок», и, что самое интересное, ему самому на это абсолютно наплевать!
— Я никогда не относился к этому наплевательски, — вспыхнул он.
— Ты был надменным и высокомерным. А что касается всех остальных… В глубине души ты нас презирал, считал кучкой упертых посредственностей.
Он ошеломленно глядел на Фрэнки, чуть ли не физически ощущая ударную волну ярости, кипевшей в ее глазах.
— Почему ты решил уйти, Габриель? — Она подалась вперед, стоя на цыпочках, так что их лица оказались почти на одном уровне. — Ты действительно сбежал из-за Мелиссы Картрайт или твое уязвленное самолюбие взыграло так сильно, что ты испугался нового провала?
— Убирайся. — Габриель посмотрел вниз, на свои руки. У него тряслись пальцы. Кровь отхлынула от лица. — Выметайся отсюда.
Во взгляде Фрэнки внезапно мелькнула боль.
— Габриель, прости…
— Уходи… Пожалуйста.
Она подняла руку, словно желая коснуться его ладони.
— Если передумаешь… — Ее голос сорвался. — Номер моего телефона записан на обороте фотокарточки.
Габриель не ответил. Мгновение спустя Фрэнки безвольно уронила руку и двинулась прочь. Ее шаги отзывались гулким эхом. В конце коридора она остановилась. Сейчас обернется, подумал Габриель, однако она пошла дальше и вскоре скрылась за поворотом.