Сфера-17
Шрифт:
– Человеку свойственно ошибаться, – сказал наконец Зондер и неожиданно спросил: – Ник, как ты себя чувствуешь?
Тот опомнился и судорожно втянул воздух в лёгкие. Зондер заглянул ему в глаза, насколько это позволяла голограмма. Лицо Доктора выражало профессиональную заботу и человеческую печаль. «Он так держится, – подумал Николас со смешком, – словно его это вообще не волнует… Впрочем, он всегда так держится».
Но Доктору он по-прежнему верил. Пусть знания Зондера-ксенолога не выдержали проверки боем, в других сферах компетенции его авторитет оставался неколебимым.
– Я
Макс покачал головой.
– Я спросил, как ты себя чувствуешь.
Николас помолчал. Губы его болезненно искривились. Некоторое время он колебался, а потом честно ответил:
– По-моему, я уже умер.
– Это неправда, – негромко сказал Доктор. – Ты жив. Знаешь, Арни прав. Пока нам на голову не падают астероиды, ничего страшного не происходит.
– Макс… – через силу выговорил Николас. Его снова начинало трясти, мука подступала с удвоенной силой, – Макс, вы не понимаете. Мы ему доверяли. Абсолютно. И я…
– Да, да. – Доктор отмахнулся, как будто услыхал банальность. – Ник, это нормально. Природный мантиец и должен внушать абсолютное доверие. Я тебе больше скажу: я даже тебя подозревал. Слишком уж ты мне нравился. Умный, честный, надёжный. Мантиец мантийцем, – и Зондер ободряюще улыбнулся.
«Что?» – беззвучно переспросил Николас, а потом просто уставился на Доктора круглыми глазами.
Он ожидал какой угодно реакции, только не этой. Он совершенно перестал понимать ход мыслей Зондера.
– Дело не в том, – как ни в чём не бывало продолжал Доктор, – где мантиец и кто мантиец. Дело в том, что мантийская система воспитания в данный момент на Циа не применяется нигде, и даже отдельные её элементы замечены только в двух или трёх деревенских школах. И симпатий к Манте никто на Циа не питает. Честно сказать, Ник, я склонен верить Эрту Антеру. Всё это время на Циа находился интервент, но интервенции нет уже очень давно.
«Что? – повторил Николас. – Так что же, значит…» Движение мыслей совершенно прекратилось, словно натолкнулось на какую-то преграду. Николас открыл рот да так и остался сидеть дураком. Доктор любил ломать стереотипы, только делал это с размаху и не соблюдал технику безопасности, и человеколюбия ему не хватало, несмотря на медицинскую специальность. В происходящем было что-то очень хорошее и очень плохое одновременно, но суть его Николас не мог ещё уловить.
– Ну что ты так на меня смотришь? – ухмылялся Зондер. – Да, я допускал разные варианты. Ты тоже подозревал Улли, а по-хорошему должен был подозревать и меня. В итоге, конечно, нас всех надули. Но если наш интервент – товарищ Фрайманн, тогда всё складывается просто идеально.
«Идеально?» – Николас ошеломлённо моргнул.
– Но… – заикнулся он.
– Что? – Зондер выгнул бровь.
– Если это… новая схема?
Доктор пожал плечами.
– Схем много, результат один, – менторским тоном сказал он. – Ты это прекрасно знаешь. Мантийцы заходят с разных сторон, но добиваются одной простой вещи. Население планеты должно о них мечтать. Буквально грезить. Манта не может никого взять силой. Даже во время Великой войны они целили уничтожить флот, выкосить управленцев, сжечь инфраструктуру,
Он посмеивался. Яркие глаза смотрели пристально, оценивающе, точно насквозь. Голограмма была настолько качественной, что различался каждый алый сосудик в белке. Потом Зондер сказал просто:
– Слушай, Ник, да зачем тут вообще что-то изобретать? Сразу после Гражданской Фрайманн в качестве народного героя мог бы брать Циалеш тёпленьким. Разыгрывать несколько схем сразу. А он вместо этого самозабвенно являл нам образец офицера. Зачем он это делал и зачем председатель Комитета откровенничал с Йелленом. Это очень интересные вопросы, и я над ними подумаю. Но за Циа я спокоен, а потому и товарища Фрайманна не считаю врагом.
Николас сглотнул.
– Но…
Зондер покачал головой.
– Успокойся, – сказал он. – Не казнись. Ни твоё Управление, ни отдел мониторинга, ни я в принципе не могли его обнаружить. Разве что чудом. Стерлядь ему не подчинялся, он вёл параллельную линию вслепую и о существовании настоящего интервента мог только догадываться. Я сейчас припоминаю обстоятельства и думаю, что товарищ Фрайманн не просто бездельничал, а активно саботировал работу. Начиная инфильтрацию, Комитет завёл на Циа массу агентов влияния. Если помнишь, до Революции интранет ими просто кишел, да и журнальчики продавались повсюду. И куда они все делись? Были их тысячи, а на Двойку полетела от силы пара десятков. Сами увяли. Ни один не получил от главного ни помощи, ни поддержки.
Слушая его, Николас нелепо хлопал глазами. Слова Макса потрясали его едва не больше, чем раскрытие настоящей личности Алзее Лито.
Зондер полюбовался на него и фыркнул, опустив нос в чашку.
Николас молчал. Истинное положение вещей уже открылось, но нужно было найти смелость на него взглянуть. Пока что он понимал только, что у него бегают глаза. Разум его был девственно пуст. На границе сознания брезжили тени догадок и мыслей, и крепло какое-то неприятное, тёмное чувство.
Спохватившись, он поспешно проговорил:
– У меня были и другие предположения.
Он уже сам разуверился в них, но Доктору нужно было доложить.
– Излагай, – сказал Доктор, прихлёбывая кофе.
– Если прошла дезинформация? Агента действительно перевербовали, но не мы, а сам Эрт Антер. Вы подтвердили, что неуспех ученика ударил по учителю. Что, если агент сознательно провалил интервенцию с целью ослабить позиции Сана Айрве?
И Николас даже отшатнулся от голограммы: Зондер встал и перегнулся к нему через стол.
– Против учителя? – несвязно изумился Доктор. – Учителя топить? Ник, ты не понимаешь, что такое для мантийца Учитель! Это больше, чем для нас мать и отец, вместе взятые! Потому что у человека отношения с родителями могут быть и прохладные, а учитель для мантийчонка… А, нереально.
Он махнул рукой – и внезапно задумался. Сел, сощурился, подёргал себя за ухо, потёр ломаный нос. Николас смотрел на него завороженно, не решаясь даже догадываться о том, что занимает его мысли. Мало-помалу лицо Зондера озарялось улыбкой хищной и вдохновенной.