Сфера трёх лун
Шрифт:
Тирриец застонал и еще раз попытался протиснуться в разлом за скалистым выступом, где он видел единственный для себя путь к спасению.
– Рарик, успокойся. Возьми себя в руки.
– Второй ла-Тант, не могу больше. Не могу!
– вскричал он, всхлипнув, и возобновил попытку протиснуться.
– Видели, как они растерзали Шапри и Нага?
– Рарик, не позорься!
Но он ее не слышал.
– Кровь… лужи крови… и свора исматских псов, дерущихся за лучшие куски…
– Заткнись, ша!
– Мне не важно, что вы подумаете… что скажете потом…
Земляной
– Помоги!
Пыль ударила Афине в лицо. Рарик с криком сорвался вниз, стукнувшись о выступы скал. Псы набросились на обмякшее тело. Рычание, завывание, хруст костей, рвущихся сухожилий и треск грязной униформы наполнили плато, затерянное где-то в недрах острова. Несколько секунд Рарик слабо шевелился под натиском прожорливых челюстей.
Афината начала стрелять, отгоняя собак, пока одноручный горн не замолчал, последняя энергия истрачена. Отвернувшись, Афина обессилено присела, вытирая руками грязное лицо. Нога кровоточила, усталость одолевала, а тревога росла, пользуясь временной слабостью.
«Потеряла за ночь подчиненных, - неудачи преследовали Афинату, а мысли не смолкали, роясь в голове.
– Не доверяют. Падение воздухоплава, смерть Талифика, уничтожение разведгруппы, бегство человека - все свалили на меня! Хотят видеть во мне предателя! Во мне кровь Монарха, а они на огнище кидают, опозорив… Ничтожные черви! Одна тащу невыполнимое задание Рууга… Твари… ненавижу их всех!»
Злость помогла Афинате совладать с собой, дала сил, так необходимых ей для выживания.
– Устала. Все. Нет больше сил. Пусть все катится в бездну! Проклятый демон су-Риам испортил мне судьбу, мою жизнь. Я хочу спать, а не плакать. Ужасно хочу спать… и воды…
Попрятавшись в тени, псы закончили свой пир и притихли.
Свет жжет кожу.
Душно.
Временами ветер бодрил ее, разгоняя запах, что тянулся от места жуткой трапезы хищников.
– Где же ты, почему оставил одну?
– в бреду промолвила Афина, вытерла слезы и прикрыла глаза, сползая на край почти отвесной тропы.
Они продвигались быстро, человек и тирриец. Йольн прекрасно ориентировался в скальных лабиринтах. На пути им стали попадаться остатки древних строений, руины какого-то храма с витыми очень высокими колоннами и высохшими потрескавшимися чашами.
На этой стороне острова песок поглощал все, камень за камнем. Сегменты руин тонули в песке.
– Ты ее чувствуешь?
– Чувствую, но связь слабеет. Возможно, она ранена.
Йольн замер, перехватив копье, позволил телу расслабиться. Следуя примеру тиррийца, Ликнат остановился и почувствовал витающий запах, отдаленно напоминающий смрад мокрой псины. Около часа назад они наткнулись на покинутый лагерь, где были следы зверей, растащивших провиант и останки двух трупов, там стоял тот же запах.
Ликнату послышалось рычание, после которого показались не то два огненно-рыжих волка, не то пса с вытянутыми головами
Йольн коротким взмахом руки метнул копье и сразу убил одного из псов. Прыгнув вперед, он дотянулся до второго зверя. В руках блеснуло лезвие, и за несколько секунд изгой оборвал жизнь зверя. Ликнат обошел место схватки и вышел на плато, залитое дневным светом. Сегодня очень жарко. В тени скальных выступов, сухих деревьев, валунов и куч камней прятались, спасаясь от палящих лучей, множество огненно-рыжих собак.
– Здесь не меньше трех стай, - Йольн подошел к человеку, вынул крошечный пузырек из кармашка на поясе, пригубил и опрокинул содержимое в себя, от чего скривился.
– Обычно они не собираются в таком количестве даже на время брачных игр, и не представляют опасности, тут что-то другое, и я собираюсь разогнать эту стаю.
– Наркотик?
– Ликнат указал на отброшенный пузырек.
– Не хочу чувствовать боль.
– Боль?
– У исматских псов острые зубы и дурной нрав, их может испугать только более сильный зверь.
– Ты хочешь палкой разогнать всю эту свору?
Тирриец промолчал и взял копье двумя руками. Его глаза горели жаждой крови. Не прячась, изгой вышел на середину каменистой площадки, где в обрывках серо-желтого камуфляжа виднелись останки прошлой жертвы псов.
Звери, большая часть которых уже успела насытиться и утомиться, занервничали, выползая из прохладных мест. Пока животные чувствовали себя хозяевами ситуации, преобладая числом.
Йольн испытал разочарование от растянувшейся паузы и метнул копье в ближайшего пса. Бросок вышел неимоверно сильным, и копье, пробив пса, вошло в следующего, что топтался позади. Заскуливших собак заглушил пронзительный вой, и показался сплотивший падальщиков вожак.
Появившийся пес не был самым крупным в стае, но количество отметин на шкуре говорили об опыте в схватках с претендентами и множестве завершенных охот. Стая сбилась вокруг, поддержала завыванием вожака, и потоком сорвалась с места.
Изменив стойку и отшагнув в сторону, Йольн вскинул руку с небольшим клинком и, уходя от прыгнувшей твари, распорол ей брюхо широким взмахом ножа. Псы зарычали, засновали и закружили вокруг танцующего тиррийца, кидаясь вновь и вновь, чтобы вцепиться в сочную загоревшую плоть. Собаки так увлеклись, что видели перед собой только Йольна. Пока после очередной стычки их не откинуло звуковым ударом, сотрясшим пространство и оглушившим всех, включая энергичного изгоя, шлепнувшегося на спину.
К Йольну бежал Ликнат, руки которого объяло синие пламя, подобно мору жадно бросавшееся на любую тварь в радиусе двух метров. Он бежал к ошеломленному тиррийцу и наносил удары каждому попавшемуся на пути зверю. Выглядело это так, словно призрачные лезвия врезались в плоть собак, разлетаясь ударной волной и опрокидывая их. Удар за ударом. Визг. Хруст. Звери поднимались в стараниях скрыться, но их вновь сбивало с лап и, раскручивая или разрезая, кидало об выступы, глыбы и каменные шипы, либо сбрасывало с крутых склонов.