Сфера. Мир Обреченных

Аэрс Антон

В этот момент ушей Кузнецова достигли далекие голоса зовущих его по имени Крэйи, Лобериса и Хинто. Денис во всю силу своих легких заорал им в ответ и сделал резкое движение рукой в сторону ножа.

Одновременно гигантский паук, сообразив, что его заметили и, следовательно, ближе к добыче незаметно уже не подобраться, стремительно выскочил из засады. В несколько молниеносных прыжков он преодолел расстояние до жертвы и вонзил в тело человека острые передние конечности — хелицеры. Впрыснутый в тело Дениса яд сразу парализовал его. Пальцы молодого человека лишь скользнули по рукояти ножа,

но сжать ее уже не смогли, Крепкие, упругие лапы гигантского насекомого обхватили руки и ноги Кузнецова, легко вырвали его тело из липких сетей. После этого десятиногий хищник торопливо поволок добычу в глубину камышовых зарослей…

* * *

Прибытие войска людоедов — араюнов переполошило лагерь Мангрейда. Только отряды разбуженных от вечного сна мертвецов и солдаты болотной армии могли чувствовать себя спокойно, когда поблизости находятся вечно рыщущие в поисках свежей человечинки свирепые каннибалы.

Мангрейд, как мог, пытался успокаивать не на шутку встревоженных вождей союзных армий. Но вскоре ему пришлось принять более серьезные меры, так как предводители некоторых отрядов стали угрожать еретику, что покинут его лагерь, если он не умерит аппетиты не в меру прожорливых гостей.

Окончательно Мангрейд потерял терпение, когда выяснилось, что араюны перехватили направлявшегося к нему посла Джамая. Зная вспыльчивый характер степного хана, философ обязан был как-то отреагировать на похищение его посланца. Благоприятное стечение обстоятельств помогло ему найти средство против неуправляемых союзников.

Лагерь людоедов находился на некотором удалении от расположения основных сил Мангрейда. Он был отлично укреплен: располагался на холме, одну его сторону прикрывала река, остальные защищали высокий частокол, ров и вал.

С тех пор, как араюны прибыли сюда, прошло всего несколько дней, но союзные Мангрейду армии уже потеряли пропавшими без вести сорок три солдата. При этом никто в основном лагере не сомневался, что земной путь этих людей закончился за частоколом людоедского стана. Каждый вечер из-за этого забора доносились вопли несчастных, перекрываемые радостным гулом арагонских голосов, а ветер приносил с той стороны характерный запах паленого человеческого мяса.

Мангрейду пришлось довольно долго прождать перед воротами лагеря прежде, чем его впустили внутрь. Вождя объединенного войска встретили разряженный в яркие одежды офицер и два музыканта: барабанщик и трубач. Подобным образом здесь принимали только высокопоставленных визитеров.

Вместо шлема или шляпы волосы и лоб араюнского офицера прикрывала от солнечного зноя искусно высушенная голова орла. Орел считался у араюнов символом воинской доблести. Голова была словно живая, даже желтые с черными зрачками глаза птицы отливали хищным блеском.

Еще Мангрейд обратил внимание, что сапоги и колчан для стрел у его сопровождающего сделаны из человеческой кожи. Другие элементы костюма офицера тоже поражали взгляд своей необычностью. Араюны вообще обожали украшать себя яркими предметами и рисунками.

По большей части мужчины и женщины этого народа были низкорослы, у них через одного встречались различные врожденные уродства. Такова была месть природы

любителям полакомиться себе подобными. Поэтому, чтобы скрыть свое физическое несовершенство и выглядеть краше, чем члены других племен, людоеды проявляли большую фантазию в придумывании разных нарядов.

Предводитель араюнов благодаря своему сверкающему нефритом и золотом плащу напоминал дорогое ювелирное украшение. Вождь был обут в золотые сандалии. Двое рабов расторопно расстилали перед повелителем пестротканые дорожки, дабы царственные ступни не касались презренной земли.

Предводитель араюнов ожидал гостя у походного святилища, которое представляло собой каменное изображение раскрывшего зубастую пасть танцующего божества. Морда истукана была вымазана в крови. Перед ним на специальной подставке в виде жердей покоилось несколько десятков явно недавно отрубленных голов. Это очень походило на страшные счеты.

Одного взгляда на эти головы было достаточно, чтобы определить, что большинство из них принадлежало пропавшим солдатам из соседнего воинского лагеря. И все же пока Мангрейд промолчал. Во-первых, он знал, что араюнский вождь ни за что не признает свою вину, а, скорее всего, будет утверждать, что головы принадлежали плененным им врагам.

А во-вторых, философ пришел сюда в одиночку вовсе не для того, чтобы уговорить людоедов хотя бы временно перейти на говядину, баранину или конину. Это было бы совершенно бесполезно и очень опасно. Чтобы подчинить своей воле своенравных каннибалов, необходимо было совершить нечто выдающееся. И философ самонадеянно собирался это сделать. Недаром в Сфере про Мангрейда ходили многочисленные легенды и даже устные жития. Его личность окружал ореол героя и святого. А сверхчеловек должен уметь без всякого оружия одним лишь словом и взглядом побеждать многочисленных врагов.

Вождь араюнов явно не слишком опасался гостя. Беседуя, они подошли к тому месту, где был привязан к столбу обнаженный человек. Мангрейд сразу определил по цвету его кожи, широкому лицу и валяющимся рядом деталям одежды, что это и есть похищенный посол. Многочисленные обитатели лагеря — мужчины, женщины, дети, старики по очереди подходили к пленнику, и каждый каменным кинжалом срезал с плоти живого пленника свой кусок мяса. После этого людоеды с поспешностью отходили в сторону, чтобы поджарить на костре и жадно съесть свою порцию. В результате несчастный страдалец видел, как его живьем поедают и хоронят в своих утробах людоеды.

— Я смотрю, у твоей армии нет проблем со снабжением провиантом, — понимающе улыбаясь, кивнул на страшное пиршество философ.

Людоедский вождь, ожидавший услышать упреки и даже угрозы со стороны Мангрейда, заметно растерялся. Затем араюн стал поспешно пояснять, что этот бродяга, вор и убийца, выкуплен в одном селении по дороге сюда и теперь получает справедливую кару за свои преступления.

Это была самая наглая ложь, которую только Мангрейду приходилось слышать. Философ знал, что чести быть съеденным живьем удостаиваются далеко не все, а только те знатные пленники, в чьих воинских доблестях и выдающемся уме араюны не сомневаются. Естественно, что такой «привилегии» не мог удостоиться презренный преступник.