Сферы влияния

Коновалова Екатерина Сергеевна

Без Джинни и остальных Уизли он остался совсем один — ни семьи, ни действительно близких друзей, кроме неё и Отряда Дамблдора. Но Невилл со своими революционными стремлениями не сойдёт за надёжную поддержку, так что остаётся только она.

— Я рад, что сказал ей, — тихо произнёс Гарри, не открывая глаз, — это было слишком… так жить, понимаешь? Как будто влез в драконий навоз, а потом попал в приличное общество и пытаешься делать вид, что это не от тебя воняет, — он хмыкнул, а Гермиона хихикнула — трезвый Гарри такую конструкцию не завернул бы.

— Да, — угадал он её мысли, — меня последний раз так под «Феликсом»

штормило. Под «Феликсом Фелицисом» на шестом курсе, когда я у Слизнорта воспоминания добывал, — пояснил он, — и заодно поссорил Джинни с Дином Томасом — случайно, мне просто повезло.

Он помотал головой из стороны в сторону, как китайский болванчик или маггловская игрушка-собачка в автомобиле. Гермиона видела такую пару раз, когда выбиралась в Лондон — тело игрушки плотно приклеено под лобовым стеклом, а голова болтается, и собачка как будто ни с чем не согласна, всё спорит и будет продолжать делать это до тех пор, пока голова у неё не сломается.

— Я раньше боялся, что она станет как Молли, растолстеет, засядет дома с детьми, и я её разлюблю, — продолжил Гарри свою мысль, едва ли понимая, что Гермиона его слышит, — а она ведь только ещё красивей стала. И работает постоянно, чуть ли не больше меня. У неё бешеная хватка, знаешь ли. Её в Аврорате боятся как огня. А я всё равно… — он отпил ещё виски и скривился, но бутылку не отдал, хотя Гермиона и попыталась мягко её забрать. — Знаешь, что мне Сириус однажды сказал?

Гермиона осторожно взяла его свободную от бутылки руку, разжала стиснутые в кулак пальцы и начала осторожно растирать ладонь.

— Что?

— Что я не плохой человек, а хороший, просто со мной случилось много плохого… Ошибся. Он вообще много в чём ошибался, Бродяга.

— Ты не плохой человек, — осторожно произнесла Гермиона, — после того, что ты прошёл… Люди ломались на меньшем. Рядовые солдаты возвращаются с войны и не могут спать ночами, бросаются из окон, сходят с ума, потому что война их преследует. А ты был больше, чем рядовым.

— Дамблдор говорил про генеральский мундир, — Гарри горько улыбнулся и открыл глаза, прищурился, вглядываясь Гермионе в лицо, — я не рассказывал, что встретил его в ночь битвы?

«Мерлин», — подумала Гермиона, но ничего не ответила.

— Когда Волдеморт убил меня… убил крестраж во мне, я встретил Дамблдора. Он хвалил меня и объяснял, что делать дальше.

В сущности, не важно было, какой образ сознание Гарри создало, чтобы дать ему сил на последний бой с Волдемортом. Теперь Гермиона знала, что это был образ Дамблдора. Правда, в волшебном мире всё было возможно — даже встреча с умершим.

— Я никогда не рассказывал вам с Роном и Джинни — не знаю, почему, — огневиски вдруг кончился, и Гарри в миг рассвирепел, вскочил на ноги и грохнул бутылку об пол. Гермиона вскрикнула, отшатнулась, и в этот момент раздался дверной звонок.

Гарри замер, Гермиона вскинула палочку. Звонок снова затрещал, но деликатно, без надрыва.

— Подожди здесь, — велела Гермиона, надеясь, что друг её услышит и поймёт — на ногах он уже стоял совсем плохо, да и говорил скорее с собой, а не с ней.

Звонок снова ожил, Гермиона вышла, спустилась на первый этаж и открыла дверь. На крыльце стоял последний человек, которого она готова была увидеть, тот, кто сейчас предположительно должен был заниматься срочными переговорами по террористическому вопросу — Майкрофт

Холмс.

Он держался безупречно, как всегда, словно в его визите в почти десять вечера не было ничего странного или экстраординарного, только его пальто и ботинки слегка намокли — накрапывал дождь, а он вышел из машины, не раскрыв зонта.

Что-то из глубины подсознания заставило Гермиону, не опуская палочки, спросить:

— Книгу на каком языке вы мне сегодня читали?

— На персидском, — ответил Майкрофт и учтиво уточнил: — Если бы ответ был неверным, я получил бы заклятием в лоб?

— «Постоянная бдительность» — так говорил один мой покойный учитель, — отозвалась Гермиона.

Соображения приличия требовали пропустить гостя, пусть и незваного, в дом, но там был пьяный и неизвестно, насколько вменяемый Гарри, поэтому выбора не было, и Гермиона спросила максимально светским тоном:

— Случилось что-то срочное?

Сзади загрохотало, раздалось крепкое «Б*ядь!», от которого у Гермионы покраснели кончики ушей, она дёрнулась было — но не кинулась наверх. Майкрофт медленно приподнял одну бровь. Грохот повторился, громче и ближе.

— Очевидно, да, — произнёс Холмс, отвечая на её вопрос, крылья его носа затрепетали, губы превратились в одну тонкую бескровную линию. Он был не зол, он был в ярости — это было бы очевидно для любого, кто немного знал Майкрофта. Гермиона полагала, что немного знала его, и ей стало жутко.

— Непредвиденные трудности, — пробормотала она, не понимая, почему оправдывается за нечто, происходящее в её собственном доме.

Майкрофт сделал шаг, даже полшага, явно желая войти, но замер, так и не поставив ногу за порог, посмотрел на Гермиону и спросил:

— Могу ли я предположить, что для разрешения этих трудностей вам понадобится помощь?

Если бы он не задал этого вопроса, Гермиона остановила бы его хоть магией, не позволила бы распоряжаться у себя дома, но он спросил, и ей отчаянно, до слёз захотелось ответить: «Да-да-да, мне нужна помощь!» Это было бы постыдной слабостью. Гарри не был драконом, от которого ей требовалась бы защита. И в конце концов, разве она, взрослая волшебница, не справится с подвыпившим другом? Справится, и сделает это куда лучше, чем маггл, пусть и мужчина.

Она оглянулась через плечо и уловила вспышку заклинания, шум и грохот продолжались, трещало дерево.

Нужно было пойти туда и успокоить Гарри — немедленно. Ударить его сонными чарами, а потом влить флакончик антипохмельного — и дело с концом. Что-то бахнуло особенно громко.

«Нет, спасибо, я держу ситуацию под контролем. Так что привело вас сюда в столь позднее время?», — именно так нужно было ответить, Гермиона открыла рот и выпалила:

— Понадобится.

Ей показалось, что Майкрофт был удивлён, но это удивление было очень недолгим, он повесил зонт на сгиб локтя и прошёл в дом, коротким взглядом охватил коридор, ведущую на второй этаж лестницу, кивнул своим мыслям, достал телефон — и убрал обратно, после чего с проворством, которого трудно было ожидать от человека его положения и облика, взлетел по ступеням, открыл дверь гостиной — и закрыл. Грохот моментально стих. Гермиона поняла, что дрожит, заперла входную дверь, из которой задувало капли ледяного дождя, а потом волевым усилием заставила себя тоже подняться наверх. В гостиной было пугающе тихо. Гермиона толкнула дверь.