Сферы влияния
Шрифт:
— Дело Мориарти более сложное, чем мне казалось с самого начала, он оказывает влияние не только на британский преступный мир, у него есть рычаги давления на крупнейшие террористические группировки, в том числе и на востоке, полагаю, его можно считать косвенно причастным как минимум к трём крупным терактам последних двух месяцев, и в этом случае мне необходимо знать… — он сделал паузу и добавил раздельно, по слову: — как он связан с твоим миром? — Он вышел с тобой на связь? — спросила Гермиона, игнорируя прозвучавшую тираду и вопрос в конце неё.
Детектив раздул ноздри и повторил: — Как он связан с твоим миром?
Гермиона пожала плечами и указала на кресло. Взмахом палочки призвала с кухни
Гермиона кивнула — об этом она уже знала. Поэтому, вместо того, чтобы выяснять подробности истории с Габи, она уточнила: — Почему ты решил, что он связан с нами?
Шерлок уже спрашивал об этом — но тогда Гермиона не придала этому значения. Однако в этот раз Холмс потрудился выйти из своей берлоги, оставил любимого друга и по совместительству верного раба в одиночестве, взломал одному ему известным способом охранные чары — он не пошёл бы на это просто так. Слишком много усилий.
Вместо ответа Шерлок сложил руки перед собой и задумался, взгляд потерял осмысленность. По привычке Гермиона коснулась его поверхностных мыслей и даже сумела разглядеть мелькающие в воздухе с огромной скоростью списки и цифры, незнакомые лица, но больше ничего не увидела. Шерлок моргнул и произнёс, возвращаясь в реальность: — Это было предположение, не больше… — сказал он негромко, — одна фраза, произнесённая больным человеком перед самой смертью. «Есть имя, которое не называют». Это напомнило мне вашу историю… ту, — он неопределенно мотнул головой. — Это может быть совпадение — или же нет, — Шерлок порывисто вскочил с кресла, прошёлся по комнате и спросил: — что он знает и может ли использовать эти знания? Если у него есть хоть какая-то связь с вашим миром… о, — он вдруг улыбнулся сумасшедшей улыбкой и повторил: — О! Какие возможности. Всё интересней и интересней.
От Шерлока заболела голова. Гермиона выдохнула и сказала: — Он знает больше, чем ты. Однажды я помогла написать ему о волшебниках книгу. Он знает наши закрытые улицы, знаком с моими друзьями.
Шерлок быстро вернулся в кресло и наклонился к Гермионе, ничего не говоря, но, очевидно, весь обращаясь в слух. — У него не должно быть связей с нашим миром, но…
Рассказать или не рассказать? Гермиона не хотела говорить Шерлоку о том, что сделал Джим — но сейчас всё поменялось. Еще недавно основной задачей было, собственно, найти Брука, прячущегося с лёгкостью невидимки. Но Майкрофт уже знал, где его найти — оставалось только схватить. Но оставался код, идеальный ключ.
Как он действует? Можно ли его разгадать? И кем и чем уже управляет Джим Брук с его помощью? Гермиона не была детективом и не могла найти ответов на эти вопросы. А вот Шерлок Холмс — мог. И ему можно было ничего не говорить про ключ — он будет искать Мориарти и его людей просто так, потому что иначе ему скучно.
И Гермиона коротко рассказала, стараясь абстрагироваться от эмоций, всю историю своего знакомства с человеком, который решил взять себе звучный псевдоним «Мориарти».
По ходу рассказа лицо Шерлока становилось всё более довольным, а глаза разгорались всё ярче, он постукивал пальцем по колену, явно не упуская ни одного слова и ни разу не произнеся своего любимого «Скучно!».
Закончила Гермиона на появлении в Министерстве человека с книгой Брука и без памяти.
Гермиона останавливать его не стала — машина гениального ума была запущена, оставалось только ждать результатов.
Глава пятнадцатая
Несколько дней было тихо.
От Шерлока не было никаких вестей — но Гермиона и не ждала быстрого результата. Майкрофт тоже не напоминал о себе, из чего можно было сделать вывод, что арест Брука пока не состоялся.
Гермиона начала бы нервничать, если бы не получила от одного из своих коллег из Брюсселя письмо с просьбой написать рецензию на работу по влиянию физических состояний на магические процессы. Дело было кропотливым и непростым — собственно, от менталистики в работе было немного, больше физиологии, — так что Гермиона ушла в него с головой.
Первые семьдесят страниц читать было не слишком интересно — но на третьей главе Гермиона вдруг почувствовала, что у неё затряслись пальцы. Это был «Краткий обзор состояний, усиливающих магическую мощь волшебника». Джон Смит лишился памяти весьма необычным способом — и профессор Вагнер считал, что причиной была очень мощная вспышка магии. Магия по сути своей была показателем практически стабильным: да, были сильные и слабые волшебники, и да, слабые, при упорных тренировках, могли стать немного сильнее, но резкие скачки силы были редкостью. Они случались у беременных женщин при стрессах, были постоянным признаком аутизма и… чаще всего наблюдались у необученных волшебников.
Не научившиеся владеть своими силами волшебники не могли себя контролировать, их магия походила на магму в жерле готового вот-вот проснуться вулкана. Детей старательно собирали в школы — именно поэтому. Но во время прихода к власти Волдеморта магглорождённые не получили приглашений в школу. На следующий год многих разыскали, но как знать — всех ли? Что, если Брук нашёл такого волшебника, рассказал ему о мире магии?
Гермиона отложила перо, чтобы не закапать свой лист пергамента чернилами.
Брук обладал невероятной наблюдательностью — иначе ни за что не отыскал бы магический мир и не вышел бы на Кингсли. Что ему стоило разыскать нужного ему мага?
Гермиона потянулась было к цепочке — послать Майкрофту сообщение — но так и не написала ни слова: случайно провела пальцем по шее и почувствовала, как её охватывает смущение. Вспомнился Майкрофт в их последнюю встречу — в рубашке с расстёгнутым воротником. И с обнажённой шеей, на которой отчетливо выделялся кадык.
«О, Мерлин», — пробормотала она вслух. Это было однозначно не то, о чём она собиралась думать. Майкрофт и сексуальность — это противоестественное сочетание. Существа вроде него (если только предположить, что в мире есть кто-то, подобный Майкрофту Холмсу) должны жить только разумом — никак не чувствами и не телом. Но это не мешало ему обожать сладкое — очень человеческая слабость. И если предположить, хотя бы на минуту предположить, что он человек… То можно было бы допустить, что и остальные человеческие потребности и желания ему не чужды. И он мог — наверняка мог — в какой-то момент избавляться от обличия рептилии, его глаза могли темнеть от страсти, губы могли не только кривиться в неприятной презрительной улыбке, но и приоткрываться от желания. И где-то могла существовать женщина, которую он когда-либо желал и которой обладал. Смотрел ли он на неё так же холодно, как на остальных? Или для неё был в его арсенале припрятан особый взгляд — глубокий, внимательный и тёплый?