Сфинкс. Приключения Шерлока Холмса (сборник)

Дойл Артур Конан

– Да, кольцо. Его кольцо с печаткой.

– И вы уверены, что это почерк вашего мужа?

– Один из его почерков.

– Один из?..

– Таким почерком он пишет, когда спешит. Обычно у него совершенно другой почерк, но все же это его рука, я уверена.

– «Любимая, не переживай. Все будет хорошо. Произошла ужасная ошибка; чтобы ее исправить может понадобиться какое-то время. Жди. НЕВИЛЛ». Написано карандашом на форзаце книги формата в восьмую долю листа. Бумага без водяных знаков. Хм! Отправлено сегодня из Грейвсенда человеком с грязным большим пальцем.

Ха! Могу поспорить, что конверт заклеивал любитель жевательного табака. Стало быть, у вас, мадам, нет никаких сомнений, что это почерк вашего мужа?

– Ни малейших. Это письмо написал Невилл.

– И послано оно было сегодня из Грейвсенда. Что ж, миссис Сент-Клер, тучи рассеиваются, хотя еще рано говорить, что опасность миновала.

– Но он жив, мистер Холмс!

– Если только это не искусный подлог, имеющий целью направить нас по ложному следу. Кольцо тоже ничего не доказывает. Его могли с него снять.

– Но это же его кольцо!

– Хорошо, хорошо! Но возможно, письмо было написано в понедельник, а отправили его только сейчас.

– Да, это возможно.

– Если это так, то много чего могло произойти за это время.

– О мистер Холмс, не отнимайте у меня надежды. Я уверена, с ним все в порядке. Мы с Невиллом так близки, что я бы почувствовала, если бы с ним стряслась беда. В тот день, когда я видела его в последний раз, он порезался в спальне наверху, а я это почувствовала, хотя сама была в столовой. Я тут же бросилась к нему, он даже удивился. Неужели вы думаете, что мое сердце дрогнуло при такой мелочи, но не откликнулось на его смерть?

– Я слишком много видел в этой жизни и знаю, что порой женское чутье может быть важнее любых логических умозаключений. К тому же это письмо всецело подтверждает вашу правоту. Однако, если ваш супруг жив и в состоянии писать письма, почему же он не возвращается к вам?

– Этого я не знаю. Для меня это полнейшая загадка.

– А в понедельник, перед тем как расстаться, он вам ничего не говорил?

– Нет.

– И на Суондам-лейн вы его не ожидали увидеть?

– Совершенно не ожидала.

– Окно было открыто?

– Да.

– То есть он мог позвать вас?

– Мог.

– Он же, если я правильно понимаю, просто вскрикнул.

– Да.

– И вам показалось, что это был крик о помощи?

– Да, он махал руками.

– Но ведь он мог вскрикнуть от удивления. И руками мог всплеснуть от неожиданности, увидев вас.

– Это тоже возможно.

– Вам показалось, что его оттащили от окна?

– Он исчез так быстро.

– Может быть, он просто отскочил от окна. Рядом с ним вы никого не заметили?

– Нет, но этот ужасный калека признался, что был там, и ласкар находился внизу, у лестницы.

– Верно. Ваш муж был в своей обычной одежде?

– Без воротничка и галстука. Я точно помню, что увидела его голую шею.

– Он когда-нибудь раньше в разговорах упоминал Суондам-лейн?

– Никогда.

– А каких-нибудь признаков того, что он принимает опиум, вы не замечали?

– Нет.

– Благодарю вас, миссис Сент-Клер. Это те пункты, в которых я бы хотел быть абсолютно уверенным. Теперь мы поужинаем и отправимся спать, завтра нас ждет напряженный день.

Нам была отведена

просторная, удобная комната с двумя кроватями. Беспокойный вечер меня порядком вымотал, поэтому я сразу лег. Но Шерлок Холмс мог несколько дней подряд обходиться без отдыха, если его ум занимала какая-то загадка. Он обдумывал и сопоставлял факты, рассматривал дело с разных точек зрения, выдвигал и отбрасывал различные версии, пока наконец не нащупывал ниточки, ведущие к решению головоломки, или не приходил к выводу, что имеющихся сведений недостаточно. Вскоре я понял, что мой друг собирается бодрствовать всю ночь. Он снял пиджак и жилетку, надел свободный синий халат и обошел всю комнату, собирая подушки с кровати, дивана и кресла. Их он разбросал по полу на восточный манер, уселся сверху, скрестив ноги, и выложил перед собой унцию трубочного табаку и коробок спичек. Я какое-то время смотрел на эту застывшую фигуру со старой бриаровой трубкой в зубах, окутанную клубами медленно поднимающегося к потолку голубого дыма. Он сидел молча и неподвижно, устремив отсутствующий взгляд куда-то вверх, и его бледное орлиное лицо отражало робкий свет лампы. Таким я видел его перед тем, как уснул, таким же застал его, когда он, неожиданно вскрикнув, разбудил меня на следующее утро, когда раннее летнее солнце уже наполнило ярким светом комнату. Трубка все так же торчала у него во рту, дым все так же поднимался к потолку, комната была полна плотного табачного тумана, исчезла только пачка табака, которая лежала перед ним вечером.

– Проснулись, Ватсон? – спросил он.

– Да.

– Готовы с утра прокатиться?

– Конечно.

– Тогда одевайтесь. Все еще спят, но я знаю, где ночует конюх, так что наша двуколка будет скоро готова.

Глаза его блестели, он улыбался и вообще ни капли не походил на того мрачного мыслителя, которым был вчера. Одеваясь, я взглянул на часы. Неудивительно, что все еще спали: было двадцать пять минут пятого. Как только я застегнул последнюю пуговицу, вернулся Холмс и сообщил, что конюх уже впрягает лошадь.

– Хочу проверить одну свою теорию, – сказал он, натягивая ботинки. – Мне кажется, что вы, Ватсон, сейчас находитесь в обществе одного из величайших глупцов Европы. Мне бы следовало дать такого пинка, чтобы я летел отсюда до самого Чаринг-Кросса. Но, по-моему, я нашел ключ, с помощью которого можно будет открыть тайны этого дела.

– И где же вы его нашли? – улыбнулся я.

– В ванной, – ответил он. – Да-да, в ванной, я не шучу, – добавил он, видя недоверие на моем лице. – Я только что оттуда. Ключик этот лежит у меня вот в этом саквояже. Едем, дружище, посмотрим, подойдет ли он к замку.

Стараясь ступать как можно тише, мы спустились по лестнице и вышли на залитый солнцем двор. На дороге нас уже дожидалась двуколка, заспанный конюх держал под уздцы лошадь. Мы вскочили в экипаж и быстро покатили по лондонской дороге. Мы обогнали несколько телег, везущих свежие овощи в столицу, но ряды вилл по обеим сторонам дороги были безжизненны и молчаливы, словно в каком-то городе-призраке.

– Некоторые особенности делают это дело поистине уникальным, – сказал Холмс, подстегивая лошадь. – Должен признаться, я был слеп, как крот, но все же лучше поумнеть поздно, чем никогда.