Сфинкс
Шрифт:
Хотя Рэйчел сначала и не хотела со мной идти, однако допивала уже третью порцию виски. Но спиртное не оказывало на нее заметного действия — только делало словоохотливее. Я не протестовал. Сам я, с тех пор как пришел в бар, все больше замыкался. Мне отчаянно хотелось обсудить события последних нескольких недель с человеком, который помог бы яснее понять происходящее. Но я боялся, что, выслушав меня, Рэйчел отнесется к моим словам скептически, если не хуже. Я уже полвечера потратил, споря с ней о политике, а она подыгрывала мне, чувствуя, что я внезапно расхотел говорить о личных делах. Наши разглагольствования и словесная эквилибристика возвратили меня к тому миру, в котором я жил до
— Так чем кончился твой брак? — спросил я ее.
— О, это очень сложно. Аарон хотя и утверждает, что ему нравятся чуждые условностям женщины, но не думаю, чтобы он реально хотел жениться на одной из них. А как ты жил?
— Мы… были удивительно счастливы. — Сказать по-другому казалось мне чем-то вроде измены Изабелле, хотя я вовсе не собирался соблазнять Рэйчел. — Ответь, почему ты тогда от меня ушла?
— Давай посмотрим правде в глаза, Оливер. Мы были самой неподходящей на свете парой. Наша связь не могла продолжаться.
— Может, и не могла, но в то время мне было очень больно. — Я поморщился, вспомнив свое первое взрослое потрясение.
— В двадцать три года это естественно. — Неожиданно гнетущие воспоминания заставили наши взгляды встретиться.
Сверху грянула модная танцевальная мелодия «Диско инферно». Я поднял голову: диск-жокей, худой как палка молодой араб в желтой шелковой рубашке с цветочным узором, задумчиво смотрел на пустой танцзал. На стойке бара курились благовония, и чистое звездное небо над головой, казалось, смотрело на нас с легким удивлением. Вечерний ветерок доносил до меня с другого края стола аромат духов Рэйчел, и, несмотря на горе и усталость, мои страхи стали меньше, как-то сразу ужались.
— Невинное было время, — вздохнула Рэйчел. — Я до сих пор его вспоминаю. Когда меня особенно пробирает цинизм реальности. Тогда я кажусь себе особенно старой. А ты?
— Я? Час переживу — и хорошо.
Она посмотрела на меня. Наверное, подумала: «Переживу потерю Изабеллы». Допила виски, придвинулась и вздохнула. Мгновение колебания сменилось коротким мигом доверия, когда поверяют сокровенные мысли.
— Наш брак распался, потому что мы потеряли ребенка. Родился мертвым. Аарон держался лучше меня. А я целиком окунулась в работу. Но однажды за завтраком подняла на мужа глаза и не узнала. Так наступает конец мечте.
Я коснулся ее руки.
— Сочувствую.
— Но мы-то с тобой живы. — Я заметил, что она не отняла руки. Посмотрел на нее и вдруг ощутил непреодолимую потребность выговориться. Наверное, это чувство было схоже с тем, что испытала Изабелла, когда пошла к отцу Карлотто исповедоваться, надеясь, что это снимет с нее хотя бы часть ноши.
—
— Если я чем-то еще и горжусь, то своей способностью выслушивать людей без предубеждения…
Я привез Рэйчел на виллу и, пока она ждала в гостиной, проскользнул к собачьей конуре и забрал рюкзак. Забросил его за плечо, и мы отправились в отель «Шератон», где жила американка. Я хотел, чтобы, слушая меня, она видела астрариум.
В лифте, поднимаясь в ее номер, я почувствовал, как между нами проскочила искра: от запаха ее духов, от прикосновений теплого тела к моей обнаженной руке зрело желание. Я подумал, не предают ли меня чувства и не станет ли связь с другой женщиной актом очищения после потери Изабеллы. Тревожащая, но соблазнительная мысль.
Я перехватил взгляд Рэйчел и понял, что она испытывает то же самое. Больше не размышляя, притянул ее к себе и впился губами в губы. Как удар электрического тока пришло сознание, насколько за последние недели изголодалось мое тело по ласкам. Я растворился в ее коже, которая была совсем не похожа на кожу жены. Вкус Рэйчел был зеленым, если можно подобрать цвет к подобным ощущениям. У Изабеллы оттенок был сочнее. Мы медленно двигались, осторожно и с наслаждениям изучая друг друга. Мои руки нашли ее груди, и я ощутил ладонями твердые соски. Но кабина вздрогнула и остановилась, прерывая наши ласки, и мы оба смущенно рассмеялись.
Вышли в пустой коридор и, не прекращая целоваться, спотыкаясь и расстегивая друг на друге одежду, направились к номеру Рэйчел. Внутри реальность бледно-зеленых стен и покрытых винилом шкафов несколько отрезвила меня, но Рэйчел снова притянула меня к себе, обняла и шагнула к кровати.
— Беру все на себя, — улыбнулась она и скинула блузку, обнажив маленькие груди. Над низко сидящими джинсами, подобно экзотическому музыкальному инструменту, дугой изгибались стройные бедра. — Я так соскучилась по ласкам, что почти схожу с ума. Не помню, когда меня в последний раз обнимали. Кажется, все время куда-то бегу — в гостиницах, аэропортах, на пресс-конференциях. Ну и ну, как же я тебя хочу!
Я потянулся к ней, но замер и в короткий миг колебания понял, что предаю себя, что постель с другой женщиной не избавит меня от Изабеллы. Мне нужна была наперсница, а не любовница. Человек, который убедил бы меня, что я не лишаюсь рассудка. Все остальное — эротическое или духовное — только осложнит ситуацию. И еще я знал наверняка, что с Рэйчел все бывает непросто.
На прикроватном столике лежала ее черно-белая фотография размером как на паспорт. Лицо молодой Рэйчел светилось слепой верой идеалистки, зачесанные набок волосы заплетены в длинную косу. Я узнал это выражение. Дотронулся до глянцевой бумаги, и смутное воспоминание об улыбке на лондонском пороге проступило на пальце словно пятно. Рядом с фотографией лежали морская раковина и солдатский медальон. Перламутровая рифленая раковина маленького морского моллюска наутилуса источала свет — подводный храм, чья судьба теперь сиять вечно.
Рэйчел улыбнулась с кровати. Волосы над ее головой разметались, как змеи у Медузы.
— Раковина — с пляжа, где я потеряла невинность, — объяснила она. — Фотография — с нагрудной аккредитационной карточки, которую я носила во время моей первой предвыборной кампании демократов. А жетон принадлежал солдату, у которого я брала во Вьетнаме интервью и которого в тот же день убили. Любовь, вера и судьба — я повсюду вожу их с собой в качестве напоминания, чего я достигла и насколько непредсказуема жизнь. Но, полагаю, ты уже все это знаешь?