Ш-ш-а...
Шрифт:
С одной стороны звучит ответ «да». Понимаете, я начинаю понимать, как дурачил себя, уговаривал себя на это, даже не зная зачем. Начинаю видеть себя насквозь. Черт возьми, знаю, это бесполезно, но все равно надо ехать. Есть какая-то причина, какой-то конечный ответ, который вообще не ответ. Ложь, дерьмо собачье, полный ноль, и все-таки я должен услышать, увидеть.
Как будто вышел на прогулку и через милю понял, что вообще лучше было бы не выходить. Либо идешь дальше, либо поворачиваешь назад, но в любом случае остается пройти еще как минимум милю. А вернешься домой, ну и что? Сядешь в кресло, встанешь, поешь, снова сядешь, походишь кругами в одну сторону или в другую, значения не имеет. Включишь телевизор, выключишь. Смотришь в пол, на стены, на свои ноги. Сходишь
Мисси смотрит в стол, потом на свою крутящуюся фотографию, куда угодно, только не на меня. Я хотел ей сказать, все в порядке. Не имеет значения. В любом случае какая разница, так узнать или иначе? Она вполне может сказать то, что я хочу услышать, или то, что сама хочет сказать. В один день мир кажется куском дерьма, в другой радугой, выигрышем в лотерею. Хочешь сказать, что правдивее следующего? Стол, в который смотрит Мисси, даже не стол. Все правильное в данный момент – не-Рей. Всё не-Рей, кроме меня, поэтому она смотрит на все, видя одно и то же. Не важно что. В данный момент ее рука, черт возьми, вообще не рука. Она просто не-я. Ох, все проясняется. Могу спеть тебе песню, которую однажды слышал, причем спеть даже лучше, на собственный лад.
Ни черта не вижу Под дождем. Ничего не вижу На пути. Тучи черные Ослепили меня. Жду я темного, темного Зимнего дня. Ничего не смогу, Нет надежды. Из души ушла Всякая радость. Гром гремит, Я боюсь за себя. Жду я темного, темного Зимнего дня. Погляжу я вокруг — Ничего, Только черное небо. Погляжу я вперед, Ничего, кроме черного неба. Ни черта не вижу Под дождем. Ничего не вижу На пути. Тучи черные Ослепляют меня. Жду я темного, темного Зимнего дня.– Рей, – сказала она. – Что ты будешь делать, Рей?
Мисси забросила меня на железнодорожный вокзал с сумками набитыми одеждой, которой хватит на сто лет. Купила билет, дала наличными две тысячи долларов. Заплатила бы даже за перелет, да поезд кажется лучше – нечто среднее между проклятым богом автобусом и неиспробованным самолетом. Уезжать, честно сказать, нетрудно, потому что она лишь заставила меня подумать обо всем, что я старался понять с детских лет, а теперь оно так же рассеялось, как ее взгляд на снимке. Быть с ней – значит уплывать назад, в ничто, словно я еще не родился.
Она стиснула мою руку. Я смотрел в пыль, на камешки, на сверкавшие осколки стекла на автомобильной стоянке. Почему из них не делают драгоценности? Потому что все могут себе их позволить?
Не тискала бы она мою руку. Кажется, будто пытается втащить меня в себя, погрузить в бесполезные воспоминания, повсюду плавающие вокруг нас. Теперь один поезд способен меня унести.
И он подошел. Я смог взглянуть лишь на ее талию, как в детстве, когда таскался за ней.
– Пусть эта поездка будет для тебя концом истории, Рей. Обещай, что когда ты, наконец, вернешься домой, то все мне расскажешь, дашь знать, что все кончено, ты с волнением и надеждой ждешь дальнейшего. В дальнейшем всякое может случиться, Рей, но, что б ни случилось, не оставляй
– Хорошо, – сказал я, не веря ни на грош. Насколько вижу, что бы она себе ни рассказывала, просто внушает ложную уверенность, будто ни о чем не горюет. Спорю на миллион долларов, нет никакого адвоката, просто какой-нибудь старый бойфренд навсегда искалечил ей ногу, после чего она сбежала, спряталась от мира. Может быть, с кем-то судилась, вышла замуж за адвоката, отсудившего для нее кучу денег, а потом он ее тоже бросил. Поэтому отдала мне фотографию. Дурные воспоминания.
– Обещай, Рей.
– Обещаю.
Она поцеловала меня в лоб. Я пошел к поезду, думая: тучи черные ослепляют меня.
22
Наверное, было бы слишком смело надеяться, что в поезде я останусь в покое, смогу обдумать, переварить, понять, что было и чему суждено еще быть. Мне не дозволена такая роскошь. Я имею в виду, не прошел еще полкоридора, как увидел парнишку, ерзавшего, словно белка на Пляске желудей. [8] Шапочка в красную клетку и пиджак Элмера Фадда. [9] Хотелось посидеть в одиночестве, спокойно думать под гипнозом колесного стука. В самую последнюю очередь предпочел бы сидеть рядом с этим балбесом. И как вы догадываетесь, когда я проходил мимо, он дернул меня за рукав и подвинулся на сиденье, освобождая место.
8
Пляска желудей – осеннее празднество калифорнийских индейцев.
9
Элмер Фадд – незадачливый охотник, один из героев мультсериала про кролика Багса Багги.
– Тут для франтов купе, – хлопнул он по пустому месту. – Давай устраивайся. Клади сумки наверх. Нагрузился, как верблюд. Последняя соломинка спину сломает. Клянусь, такой холод на улице, что у медной обезьяны яйца отмерзнут. Я Том.
Господи помилуй, я поспешно послушался. Почему? Он мне будет указывать, когда и как писать, а я, олух, буду выполнять распоряжения? Не успел сесть, как он снова придвинулся, вопя как сумасшедший.
– Клянусь святым Петром, этот поезд навсегда захвачен. Знаешь, откуда я? Из Арканзаса. Я из Арканзаса. Не знаешь, будем мы проезжать Нью-Мексико? Вот что я хочу увидеть – Нью-Мексико. Вид у тебя не лыком шит. Только из церкви вышел? Я в церкви люблю бывать, каждый день захожу. Там отвечают на все вопросы. Поэтому предложил тебе сесть.
Я закрыл глаза, прикинулся спящим.
– Надеюсь увидеть в Нью-Мексико ковбоев и индейцев. Еду к деду с бабкой на зиму в Калифорнию, вот куда. Мама говорит, присматривать за мной все равно что сражаться с ветряными мельницами. Говорит: «Если Бог пожелает, вода не поднимется. Отдохну, – говорит, – после твоего отъезда». Ну а я поживу на природе, в хорошей по – годе, как кум королю. Эй, спишь? Ну, спи спокойно. Чтоб клопы тебя не кусали. Раньше ляжешь, раньше встанешь. Кто рано встает, тому Бог дает.
Поезд загромыхал по рельсам. Я сосредоточился на стуке вращающихся колес, но все равно слышал, как он разговаривает сам с собой:
– Сомнительный комплимент. Правило большого пальца. Ясно, как божий день. В стену горох.
Мисси объяснила, что по пути в Лос-Анджелес я проеду через Юту и Неваду, поэтому Томми не увидит в Нью-Мексико никаких ковбоев и индейцев. По крайней мере, в этой поездке. Может быть, надо его предупредить, да какого черта? Если болван надеется увидеть ковбоев и индейцев, то кто я такой, черт возьми, чтобы ему перечить? Насколько я вижу, граница между ожидаемым и желаемым перемещается с такой дьявольской скоростью, что вообще веришь в существование этой границы единственно потому, что тебе кто-нибудь постоянно показывает, где она находится.