Шаг влево, шаг вправо

Серова Марина С.

Я подумала: если бы Степанов так уж сильно хотел все вернуть, за двадцать-то лет он нашел бы какой-нибудь способ и передал ценности музею! В конце концов, отправил бы бандероль почтой. Хотя… в этом случае не было никаких гарантий, что человек, открывший посылку, не оставил бы ее содержимое себе.

– …После этого разговора с сыном я принял предложение дочери переехать к ней в Калиновку. Антиквариат перекочевал со мной. Арина отвела мне две комнаты в новом двухэтажном особняке. В одной я оборудовал библиотеку, а в другой – спальню. Мне не составило особого труда обустроить там тайник. Дочь до поры до времени даже не заикалась о том, что я, возможно, являюсь хранителем клада. Но месяца три-четыре тому назад у нее начались проблемы в бизнесе, и

она принялась как-то слишком уж откровенно намекать на то, что ей нужна материальная помощь. Я предложил ей свои пенсионные сбережения, но она сказала, что это не спасет ее от банкротства. Требовались гораздо более серьезные вливания в бизнес. Знаете, я был свидетелем того, как моя дочка своими руками налаживала собственное дело, и мне было неимоверно обидно, что все в одночасье может рухнуть из-за какого-то мужика, решившего воспользоваться ее доверчивостью. – Степанов потянулся за пачкой сигарет, которую он прятал под подушкой.

– Кого вы имеете в виду? – уточнила я.

– Понимаете, влюбилась она в своего сотрудника, а он получил на время ее командировки право подписи и кинул мою Аринушку на кругленькую сумму, – пояснил Сергей Федорович, помял пачку сигарет и убрал ее обратно под подушку.

– Бывает, – понимающе вздохнула я.

– Знаете, Татьяна Александровна, так мне стало жалко дочку, что я едва не рискнул и не выставил на продажу через Интернет свои сокровища! Вовремя одумался, а точнее, меня внук просветил, что, как ни шифруйся на просторах Всемирной паутины, тебя в случае необходимости все равно найдут.

– Сергей Федорович, неужели вы поделились с внуком своим секретом?!

– Ну что вы? – Степанов даже обиделся. – Я ничего конкретного ему не сказал, только уточнил кое-что. Сам-то я в компьютерах не слишком силен, а вот Сашка у нас – продвинутый пользователь. Он каждый год на олимпиадах по информатике призовые места занимает. В общем, послушал я его и понял, что все это – пустая затея, и отказался от продажи антиквариата. Умом-то я и раньше понимал: если всплывут ценные экспонаты, некогда похищенные из музея, проблем не оберешься, но сердце склонялось к тому, чтобы помочь дочери. Однако – не получилось. После этого я, наконец, принял важное решение… В общем, я понял, как мне надо поступить со своим кладом.

– Как? – спросила я.

– Я решил сделать завещание в пользу Тарасовского художественного музея, подробно описав, откуда у меня взялись принадлежащие ему экспонаты и где они хранятся. Это было, на мой взгляд, единственно верным решением. После смерти-то мне уже бояться будет нечего, а раритеты вернулись бы туда, где им и следовало находиться.

– И вы написали это завещание? – уточнила я.

– Я все подробно изложил, описал суть дела и запечатал признание в конверт, и, прежде чем ехать к нотариусу, решил убедиться, что предметы, о которых идет речь, по-прежнему лежат на месте. Проверив тайник, я, к великому своему изумлению, обнаружил, что он пуст! Мне ничего не оставалось, как сжечь конверт с завещанием в камине и как-то вычислить, кто посмел забрать из-под моего носа то, что я столько лет так тщательно охранял, – Степанов тяжело вздохнул.

Я наконец поняла, в чем заключается суть предстоящего мне расследования. Оказывается, музейные экспонаты, не успев вернуться на место, снова были похищены!

– Позвольте задать вам несколько вопросов, – произнесла я, нарушив затянувшуюся паузу.

– Да, конечно.

– Что представлял собою тайник?

– Моя спальня расположена в мансарде. Стены там обиты деревянными рейками. Выбрав момент, когда никого не было дома, я вынул несколько реек под окном, убрал теплоизоляционный материал и поместил туда небольшой сейф. Я его купил в магазине «Охотник». Он закрывался на кодовый замок. Я прибил рейки на место и убедился, что простым взглядом ничего нельзя было обнаружить, только с помощью металлоискателя. Тем удивительнее для меня, что сейф был все-таки найден и вскрыт!

– Ну, допустим, кто-то действительно воспользовался

металлоискателем, а как же злоумышленник открыл сейф? Подобрать код не так-то просто, да и время для этого нужно. Вы когда-нибудь надолго отлучались из дома?

Сергей Федорович кивнул:

– Частенько случалось, что я на весь день уезжал в город. Что касается сейфа, то он был вскрыт самым вандальным способом. Дверца его была раскурочена, вероятно, ломиком. А вот рейки приладили обратно очень аккуратно.

– Значит, некто имел возможность не только проникнуть в ваш дом, но и достаточно длительное время пробыть в вашей спальне, – размышляла я вслух. – Как обстоят дела с охраной?

– Ворота и входная дверь стоят на сигнализации, они под видеонаблюдением, а вот в доме никаких камер нет. Собак у нас тоже нет. Когда-то, еще в городской квартире, у нас жила колли по кличке Лада, но, когда она умерла, мы поняли, что потеряли не просто собаку, а члена семьи. К сожалению, у братьев наших меньших очень короткая жизнь. Вновь переживать потерю четвероногого члена семьи никому не хотелось.

– Понятно. Сергей Федорович, вы просматривали записи с видеокамер?

– Нет, – признался он. – А зачем?

– Вы правы, только идиот будет светиться перед камерами. Скорее всего, посторонний человек проник в дом незамеченным… Сергей Федорович, вы же наверняка знаете какие-нибудь слабые места в системе охраны, так ведь?

– А посторонние здесь совершенно ни при чем! – вымолвил он с надрывом. – Дело в том, что я подозреваю в этой краже своих детей! Причем, и сына, и дочь. Скорее всего, они были в сговоре.

– У вас есть доказательства?

– Только косвенные. Сын в последнее время избегал общения со мной, а дочь всякий раз при встрече отводила глаза в сторону. А еще я случайно подслушал один телефонный разговор… – Наткнувшись на мой скептический взгляд, Степанов поправился: – Вообще-то, не совсем случайно, а нарочно! Мне не оставалось ничего другого, и я прислушивался и присматривался к тому, что происходит в доме. Так вот, из телефонного разговора дочери с ее подругой я понял, что финансовое состояние ее фирмы стабилизировалось, потому что Арина где-то раздобыла деньги.

– Ваша дочь говорила по телефону, что она выручила деньги от продажи антиквариата? – уточнила я.

– Нет, но я догадался, что все было именно так. Ей просто неоткуда еще было их взять, – твердо заявил Сергей Федорович. – А на прошлой неделе мне позвонил сосед по городской квартире и сказал, что меня разыскивал какой-то человек. Он оставил соседу номер телефона. Я позвонил по нему и попал в областной следственный комитет, к следователю Лопухину, и тот попросил меня зайти к нему. Я не стал с этим медлить и в тот же день отправился в Тарасов, на улицу Григорьева. Лопухин сказал, что обращается ко мне как к своему коллеге, который когда-то занимался расследованием краж из нашего художественного музея. Но заметьте, Татьяна Александровна, он спрашивал меня исключительно о золотых песочных часах и футляре для молитвослова, хотя – стараниями покойного Кучаренко – бесследно исчезли и другие раритеты. Нет, вы только не подумайте, что Лопухин меня в чем-то обвинял! Он просто задавал мне вопросы, на большинство из которых я отвечал с частицей «не». «Не помню», «не знаю», «не видел», «не слышал». А что мне еще оставалось?!

– Да, признаваться в чем-либо вам не было никакого резона, – согласилась я.

– Вот-вот, своим признанием я бы подставил детей. Какие они ни есть, но все-таки они – мои дети… Да и сам я виноват, что ввел их в искушение. Мне не стоило так затягивать с возвращением ценностей в музей. – Степанов потер рукой вспотевший лоб. – На следующий день после визита в следственный комитет я все-таки решил поговорить с Костей и Ариной о случившемся. Играть дальше в молчанку было уже невозможно. Я позвонил сыну и пригласил его приехать в Калиновку по срочному делу. Он сказал, что очень занят и в ближайшие дни у него не предвидится свободного времени. «Предметный» разговор с дочерью тоже не состоялся.