Шагая по пустыне...

Мариковский Павел Иустинович

Веснянки будто никому не нужны. Наоборот, жители пустыни будто обеспокоены внезапным нашествием лавины пришельцев. Потревоженные массовым шествием, бегут во все стороны паучки. Заметались на своих гнездах муравьи-бегунки. Как отделаться от неожиданных посетителей? А они валят валом мимо их жилища, заползая по пути во все норки и щелочки, не обращая внимания на удары челюстей защитников муравьиной обители. Лишь один храбрый воин, крошечный муравей-тетрамориус уцепился за хвостовую нить личинки, и та волочит его за собой, не замедляя своего бега. Прокатившись порядочное расстояние, муравей бросает добычу.

Среди животных довольно часты случаи массового размножения. Такой же безумствующей лавиной мчатся небольшие грызуны

лемминги — обитатели тундры. Они массами бросаются в реку, оказавшуюся на их пути, пробираются через населенные пункты, попадая под колеса машин. Им все ни по чем. У них одно стремление — бежать и бежать вместе со всеми в заранее взятом направлении. В годы массового размножения более разреженными массами переселяются белки. Молодая саранча собирается громадными скоплениями и путешествует по земле, а став взрослой, тучами поднимается на крыльях в воздух, отправляясь в неведомый маршрут и опустошая на пути своих кратковременных остановок всю растительность. Цветистыми облачками носятся над землей многочисленные бабочки, совершая переселения. Инстинкт давний, древний, отработанный длительной эволюцией вида, повелевает животным расселяться во все стороны, когда их становится слишком много. Расселяться для того, чтобы не погибнуть всем попусту от голода или от опустошительной заразной болезни там, где земля оказывается слишком перенаселенной; расселяться для того, чтобы занять территории пустующие, пригодные для жизни. Пусть во время этого безудержного и слепого стремления, разойдясь друг от друга, погибнут тысячи, миллионы, миллиарды жизней, оставшиеся в живых продолжат род.

Кисея облаков, протянувшаяся над пустыней, временами становится тоньше, и на землю проникают рассеянные лучи солнца. Над Балхашом уже разорвались облака и проглянуло синее небо. Утки-пеганки будто привыкли ко мне, облетая, сужают круги, садятся на воду совсем близко. Ходулочники успокоились, замолкли, бродят по воде на своих длинных ножках.

Интересно, что будет с многочисленными путешественниками, когда проглянет солнце. Но они уже прекратили продвижение в сторону пустыни. Одни из них возвращаются обратно к родному топкому бережку, заросшему красными солянками, другие мечутся, заползают в различные укрытия. Здесь под сухой соленой корочкой земля влажная, а еще глубже — мокрая, и если опереться телом на посох, он быстро погружается почти наполовину.

Проходит полтора часа с момента нашей встречи. Она уже не кажется мне такой интересной и ожидание ее конца становится утомительным. Но все неожиданно заканчивается. Толпы безумствующих личинок редеют, каждая находит себе убежище, и земля, когда-то кишевшая личинками веснянок, опустевает. Вспышка расселения потухла.

Потом всходит солнце, и сразу нестерпимо жарко. Пора спешить к машине!

Миролюбивые хищники

Лиловые цветы пустынного осота слегка раскачиваются от легкого ветра, и ажурная тень тонких листьев и веточек растения скользит по тенту. А вокруг солянки, самые разные: желтоватые, с красным оттенком, почти синие. Большое озеро тоже разное: зеленое, синее, лиловое. Вдали за ним коричневые горы.

Ветер почти затих, замерли тростники, звенит жара.

У осота беспрестанные посетители. Тонко жужжат крошечные пчелки-андрены, чуть пониже тоном — пчелы-листорезы, едва слышен шорох крыльев мух-жужжал, иногда раздается грозная песня большой осы-эвмены.

К вечеру озеро синеет, покрывается легкой рябью, из тростников выплывают чомги и громко кричат на все озеро: «Кончился день, начинается жизнь ночная!»

В это время осот покидают насекомые, и песня их крыльев смолкает. А еще позднее, когда загорается первая звезда, над берегами озера сперва тихо-тихо, потом громче, яснее, совсем громко поднимается тонкий звон. Над кустиками тамариска, над самыми разными зелеными солянками

вьются в воздухе легкими прозрачными облачками мириады крошечных ветвистоусых комариков. Вьются деловито, настойчиво, исполняя трудный и предсмертный танец своих далеких предков под звуки траурной музыки прозрачных крыльев.

Рано утром первое, что видно, — перед глазами на потолке противомоскитного полога бездыханные тельца комариков, почти прозрачные, с нежными перистыми усами. У них скрючились ноги, высохло тельце, а две точечки черных глаз продолжают смотреть на мир, как живые.

Над кромкой тростников показывается красное солнце. Зеленые лучи пучками бегут по небу, отражаются в воде. Не спеша пролетают цепочкой белые пеликаны и тоже отражаются в воде. Под лучами солнца они совсем розовые с синими тенями.

Солнце открывает одну за другой ложбинки, покрытые солью, и тогда неожиданно над землей, над зарослями трав загорается тонкими нитями паутина. Она везде, всюду на сухих веточках, но больше всего ее на серых сухих кустиках прошлогоднего осота. И тот осот, что возле тента, тоже оплетен ею. Все опутано сверкающими нитями, и они увешаны гирляндами мертвых черноусых комариков с безжизненно повисшими роскошными перистыми усиками — тончайшим аппаратом чувств крошечного насекомого.

Тут же по нитям вяло ползают пузатые пауки, все вместе, рядышком, и полные степенные мамаши, и поджарые стройные отцы, и множество самых разных размеров — паучки-детеныши. Все они одеты в нарядные костюмы, украшенные тончайшим узором из темных полосок, линий, зигзагов, точек. На прозрачной нежно-зеленой груди сверкают черные полосочки, на голове выпуклые черные глаза, на крепких ногах торчат во все стороны острые, как кинжалы, щетинки. И никто из пауков не обращает друг на друга внимания. Такие неукоснимые хищники, они необычны в своем миролюбии. Еще бы! Ночная трапеза закончена, а пищи все еще вдоволь. Вон сколько висит ее на нитях. Каждый сыт по горло, объелся, ленив, равнодушен к окружающему. Изобилие пищи отразилось на характере хищников.

Солнце поднимается над озером, паутина перестает сверкать золотом, блекнет, будто растворяется в воздухе. Ветер тронул воду рябью, зашуршали тростники, и гирлянды комариков стали раскачиваться на нитях и осыпаться на землю. Один за другим прячутся паучки в надежные укрытия на весь долгий жаркий и ослепительный день. Паучки-дети находят укромные местечки в тени у оснований кустиков, паучки-матери забираются в уютные из тонкого белого шелка шатры, растянутые на сухих веточках растений, пауки-отцы пристраиваются вблизи белых шатров.

Когда же на землю опадают все мертвые комарики, тогда становится видно, сколько всюду развешено маленьких, не больше самих паучков кокончиков. Они сплетены из тончайшей паутины, а снаружи покрыты кудрявыми толстыми нитями. В кокончиках находятся или зеленоватые, чуть продолговатые яички, уложенные аккуратным шариком, или крохотные, только что родившиеся паучки, или паучки, уже готовые к самостоятельной жизни, юркие, быстрые, ловкие. А многие кокончики пусты. В них сверкающие оболочки яичек и прозрачные рубашки паучков — первая их линька.

Еще выше поднимается солнце, еще жарче нагревается земля. Солянки источают особенный запах солончака. Над лиловым осотом начинают кружиться крохотные пчелки-андрены, пчелы-мегахиллы, осы-эвмены.

А на оплетенных паутиной кустиках пусто, никого не видно. Лишь в кокончиках греется и растет многочисленное потомство миролюбивых хищников.

На Соленом озере

За нашей машиной тянется громадный хвост светлой пыли. Она садится на машину, стекает по стеклам полосками. Мимо, на фоне ослепительно-белой солончаковой пустыни, мелькают то густые тростники, то заросли темно-зеленого в розовых цветах тамариска, то редкие кустики солянок. Все ближе красно-фиолетовые горы Чулак.