Шагаюшие в вечность

Климов Александр Всеволодович

Не завтракая, бухгалтер вышел на улицу и сразу же зажмурился от пронзительно-яркого, по-октябрьски чистого солнечного света. Воздух хрустел и обжигал легкие. Под ногами шуршал красный кленовый ковер. Замшелые тополя-патриархи тянули черные руки к синему небу.

Петров шел крошечными неухоженными сквериками, узкими крутыми переулками и видел себя то в форме гусара, то в скрипящей комиссарской кожанке, но непременно большим, сильным и удачливым.

Москва уже тонула в сумерках, когда бухгалтер очнулся, почувствовал, что замерз, и поспешил домой. На углу он столкнулся

с "камергершей", вежливо раскланялся и хотел было пройти мимо, но старуха придержала его, опять дотронулась до рукава и преданно заглянула в глаза.

Дома Петров попил чаю и рано лег спать.

В час ночи его разбудил крик:

– Помогите! Убивают!

Бухгалтер зажег свет, прислушался. Крики доносились из квартиры соседа. Петров вспомнил громилу с финкой и покрылся холодным потом.

"Органова ликвидируют!" - молнией пронеслось в его голове.

Петров бросился к телефону, но тут же вспомнил, что в его новой квартире таковой отсутствует.

Крики за стеной перешли в хрип.

Бухгалтер выбежал на лестничную площадку, заметался и, вдруг ощутив прилив смелости, решился на отчаянный поступок. Он разбежался и тараном врезался в дверь. Та неожиданно легко отворилась, бухгалтер пробежал коридор и упал головой вниз. Удар был силен, но Петров выдержал. Он вскочил на ноги и стал свидетелем жуткой сцены.

Давешний небритый бандюга, повалив на пол мужчину, у которого негодяи похитили великое открытие, по-хозяйски бил его кулаком в высокий лоб и приговаривал:

– Вот тебе. Вот тебе, предатель! Прибью - и весь сказ! Предатель при каждом ударе жмурился и хрипел. Петров бросился в бой, попытался обхватить и повалить громилу, но... руки прошли сквозь его тело, не ощутив ни малейшего препятствия. По инерции бухгалтер отлетел в угол, а фигуры дерущихся начали истончаться, таять. Еще какое-то время в воздухе жил кулак, старательно молотивший пустоту, потом исчез и он.

В комнате повисла тишина. Петров огляделся.

Обилие ковров, тяжелая старая мебель. Глухие плюшевые шторы. На стене коллекция сабель, отсвечивавших тускло и мрачно.

В кресле за столом, откинувшись, сидел худой седовласый человек. Казалось, он спит, и, только присмотревшись, бухгалтер различил, что от головы его отходят тоненькие проводки, исчезавшие в тумбе письменного стола. Там что-то жужжало, тонко и назойливо, как запутавшийся в волосах комар.

Мужчина тяжело вздохнул, содрал с головы провода и открыл глаза. А в глазах была грусть великая...

– Извините, - сказал Петров, вдруг почувствовав себя очень неловко посреди чужой квартиры, ночью, в пижаме.

– Вы кто?
– устало спросил мужчина.

– Сосед. Из квартиры номер шесть.

– А-а-а... Ну что ж. Органов. Писатель.

Возникла напряженная пауза.

– Вы видели... это?
– спросил Органов.

Петров присел на краешек дивана и вкратце описал ночные события. Органов молчал, и бухгалтер позволил себе задать вопрос:

– А кто это был? В очках. И небритый. Галлюцинации?

– Образы, - мрачно ответил Органов.
– Действующие лице моей будущей детективной повести.

В очках - положительный, небритый - отрицательный.

Петров попытался постичь услышанное, но не смог и заерзал на диване.

Органов встал, неслышно прошелся по мягкому ковру и сказал:

– Уж коли вы оказались свидетелем моего творческого процесса, не имеет смысла что-либо скрывать. И так дом слухами полнится. Только прошу, чтобы все это осталось между нами.

Бухгалтер согласно кивнул. Органов, набираясь решимости, еще раз обошел комнату, ударил кулаком по столу и выпалил на одном дыхании:

– Мне удалось в корне изменить сам процесс написания книги! Ведь что получается: сидит человек, творит, курит сигарету за сигаретой, выпивает жуткое количество кофе, а образы - расплываются, ускользают... Сколько времени уходит в пустых попытках поймать их за хвост? И что обидно: умом представляешь себе героя, а начнешь писать - получается фантастическая уродина! Миг же озарения краток.

– Но ведь в этом-то и состоит, наверное, радость творчества, - робко заметил Петров.

– Это все демагогия!
– отрубил Органов.
– Дело надо делать, а не слюни пускать! В век научно-технического прогресса все должно быть поставлено на промышленную основу.

Бухгалтер представил прокатный стан, выплевывающий вместо труб произведения искусства, и ужаснулся.

– И вот, - с воодушевлением продолжал Органов, - я изобрел, а потом и собрал установку моделирования образа и действий персонажей! Смотрите, как просто!

Органов подошел к столу, нацепил на голову корону с проводами, щелкнул чем-то в глубине тумбочки и в три секунды сотворил нечто, отдаленно напоминающее пса-рыцаря.

Петров ахнул. Дюжий детина в кольчуге и шлеме недобро ухмылялся и поигрывал мечом. Могучий торс покоился на крошечных кривых ножках. Волевой подбородок торчал вперед, создавая, наверное, значительные неудобства владельцу при приеме пищи.

Бухгалтер немного пришел в себя и с сомнением покачал головой. Рыцарь, по его мнению, был каким-то неуклюжим и ненатуральным.

– Такой язычников не покорит. Пародия на человека, - заметил Петров, и, словно в подтверждение его слов, воин закачался, развалился и растаял.

– Да, неважный экземпляр, - подтвердил Органов.
– Но в этом-то и есть главное достоинство моего устройства. Есть возможность взглянуть на плод своей фантазии в натуре и забраковать неудачное. Если же герой тебе подходит, остается только описать увиденное. Что может быть проще?

– Почему же они рассыпаются?

– Время существования фантома зависит от степени его достоверности. Лучшие мои творения жили до сорока секунд.

Петров подумал, что это, наверное, очень обидно, если твое детище растворяется на сороковой счет...

– Скажите, а они не того... не представляют опасности для окружающих? спросил он.

– Ни малейшей!
– улыбнулся Органов.
– Они бестелесны и по составу своему фактически ничем не отличаются от воздуха.

Бухгалтер понял, почему "камергерша", прежде чем заговорить, всегда щупает рукав его пальто.