Шаги по земле
Шрифт:
— Надо что-то делать, — вздохнул папа.
— Лежи! — прикрикнула на него мама. — Защитник нашелся.
— Но ведь дети…
— Я сама, — решилась мама. Она резко поднялась: — Свет не включай, следи за мной из окна, — эти слова адресовались мне. — Выпусти меня на улицу и запри дверь. Откроешь, когда я вернусь, — закончила она инструктаж.
Мама надела фуфайку, запнулась большим кашемировым платком, одним концом обмотав шею и закрепив его под подбородком. Босые ноги вставила в тяжелые кирзаки, используемые для работ по хозяйству.
Я выпустила ее — в ночь, в холод — и побежала на наблюдательный пост.
— Кум! Кум! — как оглашенная забарабанила в оконную раму мама.
Дядя Саша обернулся на зов, и мама приметила его налитые кровью глаза.
— Чего тебе? — громко спросил он, узнав маму, впрочем, весьма дружелюбно, учитывая, что его оторвали от упоенного занятия.
— В сенях за дверью бабушка оставила мне кринку молока. Вынеси, пожалуйста.
— Молока? — переспросил буян, не соображая, что у них нет коровы, а значит, не может быть и кринки с молоком.
— Да, в сенях, за дверью.
Дядя Саша с добродушной улыбкой, на какую был способен в этот момент, пошел в сенцы, и пока в темноте искал несуществующую кринку, его домочадцы покинули дом. И тут до доверчивого простака дошло, что его провели, как бобика.
— Ах ты курва! Сейчас получишь!
Мама дождалась, пока из дому выбежали все пленники, а потом и сама засеменила прочь, но поняла, что замешкалась и убежать не успеет. Оглянувшись туда-сюда, заскочила в кущ сирени.
Ее кум, обманутый в лучших намерениях, выбежал во двор — ни души. Матерясь, на чем свет стоит, он кинулся в один конец двора — пусто, в другой — никого.
— Найду, ведьма! Догоню! Мария, ты где? — звал он заодно и жену, объект вожделения.
По разносящимся вокруг проклятиям и призывам мама определяла местонахождение своего преследователя. Улучив момент, вынырнула из куста, побежала к большаку, чтобы попасть домой в обход, с огорода.
Но это был не хитрый маневр — его иногда использовала моя подружка Людмила. Чаще это случалось, когда она собиралась на гульки в клуб и прибегала к нам принаряжаться, а от нас уже, за огородами, низом бежала в центр села. Словом, неприятель разгадал мамины маневры и устроил засаду в нашем дворе.
— Ой-и… — стонал между тем папа.
— Тихо, тихо, — шептала я, накладывая ему на лоб новый компресс.
— Душа уходит, прости Господи… Как они ее пьют? — приговаривал он.
Туп-туп-туп! — услышала я беготню вокруг дома. Это дядя Саша погнался за мамой, — сообразила я. Цок-цок-цок! — удирала мама, не отклоняясь от курса. Я превратилась в слух. Гэп! —
Ну все, пора вмешиваться! — подумала я. Чуток подождав, когда «Цок-цок-цок!» стало приближаться, а «Туп-туп-туп!» звучало глуше, резко распахнула входную дверь, перехватила запыхавшуюся маму, втащила в дом и снова заперлась.
«Туп-туп-туп!» пронеслось мимо — дядя Саша дальше наматывал круги вокруг дома, не заметив исчезновения преследуемой. Раз, два, три… Долго он будет бегать? Но вот он понял, что проиграл схватку, остановился, постучал в окно.
— Яковлевна, ты хоть и зараза, а все равно кума, — он прислушался, приникнув к окну ухом, а мы притихли, не отвечаем. — Ты дома? — Мы молчим. — Кума, мои у вас? — зашел он с другой стороны.
Мы совсем дышать перестали.
Маме неудобно передо мной за дядю Сашу, за мою крестную, за папу, которому стало лучше и он наконец уснул, за всех взрослых и все несовершенство бытия. Она кивает в окно:
— Видела прицюцюватого?
— Ага, — хихикнула я и добавила папину присказку: — Но мы знаем, шо яму зрабыть.
Шутка сработала, мы долго и с облегчением смеялись.
А где-то брехали собаки, побледневшей листвой уже не шелестел, а лишь вздыхал наш тополь за сараем да стонала железная дорога под колесами товарных поездов. Кажется, затренькай в небе мерцающая звезда и то мы услышали бы ее, так тихо было. Скоро, однако, настала полная тишина, с которой мы окончательно потерялись во тьме ночи.
9. Без папы
Но, к сожалению, обильными приливаниями и обмываниями покупки нашей машины дело не обошлось. Людская зависть не угомонилась, и после короткого перерыва пошла полоса вредительства: хулиганы то разбивали зеркала заднего вида, то снимали щетки на переднем стекле, то царапали кузов машины. И вот однажды папа застал своего давнего обидчика — со времен детства, когда он не знал русского языка и его задразнивали халдеем, — за попыткой продырявить колесо. Фамилия его Соболь. Теперь это был хилый мужичонка со зловредным характером, который отирался на мельнице, где папа часто ремонтировал оборудование. Толку из этого Соболя не вышло, ни в чем он себя проявить не мог, только от своей зловредности заболел туберкулезом и размахивал им как победным флагом.
На месте папы реакция любого человека была бы естественной — заехать хулигану в рожу. Папа тоже так сделал. Это было неправильное решение, ведь у нас больше принято сочувствовать больным, входить в их положение и оправдывать во всем. Да и жена Соболя оказалась слишком вздорной теткой, без совести, под стать мужу…
Возник скандал, дело повернули так, будто папа избил умирающего человека, который даже еще не успел нанести вред. И за поспешное упреждение злодеяния слишком решительными методами папе пришлось отвечать по суду полутора годами заключения. Некстати это случилось, если беда вообще может быть кстати. Мы переживали ответственный и трудный момент — мама не работала, между тем сестра окончила школу и, поступив на дальнейшую учебу, готовилась жить в городе, семья нуждалась в деньгах. А тут такое…