Шаги по земле
Шрифт:
Но думалось мне не о Марине Цветаевой, пока еще не о ней.
Хотелось понять, что произошло с Львом Толстым, который тоже совершил неординарный поступок — в свой закатный час ушел из дому. От кого он бежал? Почему в ночь на 28 старого сентября тайно покинул Ясную Поляну в сопровождении своего врача Маковицкого? Заподозрить писателя в болезненной бездумности нельзя — как видим, он отдавал отчем своим действиям: побеспокоился и о здоровье, и о пристанище, ибо направлялся не куда-нибудь, а конкретно в Шамординский монастырь. Кроме того, он оставил жене записку, где, в частности, писал: «…и делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста: уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни.
Пожалуйста, пойми это и не езди за
Казалось бы — все объяснено доходчиво и должно быть понято и принято любящим человеком. Но ведь любящим! А его жена думает не о муже, а о своем реноме и опять своевольничает: вопреки его просьбам предпринимает розыск и преследование, окружает несчастного посланниками. Теряющий самообладание старик пускается в бега, теперь уже без конечной цели. Сопровождаемый нежелательными соглядатаями приближающейся кончины, он паникует, сбивчиво путает след, мечется, говорит, что едет то в Новочеркасск, то в Болгарию, то на Кавказ… Что-то гнало его вперед, нарушало равновесие духа, удаляло от людей… Он искал уединения, а они, ничего не понимая, настигали его. Какое бессердечие, какой ужас!
Навязчивая со стороны жены забота, эгоистичная, нечуткая, без понимания сути происходящего, завершилась трагедией — великий писатель скончался утром 7 старого ноября 1910 года — в чужом доме, так и не обретя покоя. Жаль его, настоящего белого бизона среди людей (пишу так, чтобы не повторяться за Лениным, но чтобы дать понять, что ближе всего к разгадке поступка Толстого подошел именно Владимир Ильич, хотя не смог дать образ).
Тогда, помню, я лишь напиталась этим материалом, не найдя всеми искомого — разгадки. И все же долго еще, занятая другими делами, я над этим размышляла. С годами мне все прояснилось. О загадке предсмертного бегства Толстого продолжают писать, рассуждают — уход это или бегство, виновна ли в этом жена или кто-то другой, снимают документально-публицистические фильмы, но тщетно — объяснение неординарному поступку так и не находят. Журналист П. Басинский, например, опубликовавший роман-версию «Бегство из рая» и получивший за нее литературную премию «Большая книга — 2010», констатирует: «…его уход в 82 года из дома до сих пор остается такой же загадкой, как строительство египетских пирамид. Что-то нас все время тревожит в этом событии, не дает покоя. Причем каждое время этот вопрос ставит по-новому».
Почему всех исследователей этой тайны постигла неудача, хотя каждый из них и приближался к разгадке на шаг или два?
Потому что они не смотрели в корень событий, внутрь естества человека, совершающего, с их точки зрения, нечто неординарное.
С точки зрения естества тайны в его уходе нет, он согласуется с природной этикой и здоровыми инстинктами почти всех сильных свободных особей. Другое дело, что фактически ему не удалось совершить задуманное. И в результате получилось наоборот: стараниями жены поднялся шум, великого человека превратили в выжившего из ума пигмея, а в миг его ухода устроили вокруг него балаган.
Воистину, не всякая смерть открывает нам истины, не всякая изменяет мир. Но всегда место ушедших остается не занятым, ибо его только они могли занимать. Нам трудно уравнивать своих кумиров, тех, кого мы любим, с другими, поэтому мы и ищем в их оправдание или объяснение что-то необыкновенное, чего просто не может быть, забывая, что они — всего лишь часть природы.
11. Третий курс
Но лето, каникулы, свобода, как все хорошее, когда-то кончаются. Правда, в конце каждого такого завершения, на исходе чего-то одного, наступало другое хорошее — полоса жизни рядом с Юрой, в дорогом мире его души.
Я ехала учиться на третий курс, уже обвыкшаяся, адаптировавшаяся. Электрички и провожание меня родителями на вокзал, чтобы я не испачкала обувь, эти их муки первого года моего обучения, отошли в прошлое, забылись. Между Славгородом и Днепропетровском давно было налажено
И вот тут я нашла недостающее. Это его я предощущала всегда и больше всего — накануне! Моей царицей третьего курса стала философия, диалектический материализм. Я упивалась им, я смаковала каждое слово учебника, выпивала, словно нектары-амброзии, мысли первоисточников, читала «Критику чистого разума» Канта и всего подряд Гегеля и не могла напиться. Конспектировать? Да это все хочется переписать в тетрадь! Это было мое!
Диалектический материализм — наука о наиболее общих законах бытия и мышления. Все просто, бытие — это природа и общество, материальная, первичная субстанция. Сознание, мышление — вторично.
Чем глубже я в нее вникала, тем с большей очевидностью понимала две принципиальные вещи. Первая — ошибочность утверждения, что бытие и мышление — это две различные субстанции мира. Мышление вторично ведь неспроста, ибо оно — лишь функция своеобразным способом организованной материи, ее свойство. И отдельно от нее существовать не может. Значит, не может в вечной жизни существовать душа, потерявшая своего носителя — тело. И все разговоры о бессмертии души, дорогие и желанные каждому человеку, говорят лишь о малодушии перед ликом смерти, о бесконечной тоске по миру, из которого в конце пути приходится уходить. И тут же следовал вывод: если нет вечной жизни, а я родилась с непременной целесообразностью для планеты Земля, то надо жить аккуратно, правильно и исполнять свой долг перед нею без небрежения.
Второе, диалектический материализм если и если есть отдельной наукой, сформулировавшей специфические принципы, структуру, систему изложения и законы развития материи, то все же умозрительной. Она представляет собой способ, метод, инструмент познания, названный диалектикой. А отсюда следует, что диалектика может быть применима и к познанию любой частной проблемы, даже к тем же мыслительным абстракциям, например к логике.
Моей специальностью стала механика, движение материи — во всех видах и во всех агрегатных состояниях. И я мечтала увязать поведение конкретных сред, как разновидности материи, с диалектикой, а мышление — с учением о движении. Мечты — роскошь, дорогая в смысле времени. Его не хватало.
Увы — красоты и тайны философии сейчас мне были недоступны из-за нехватки времени. Останавливаться и задумываться над ними дольше я не могла — у нас начинали читаться такие серьезные курсы, как сопротивление материалов, газовая динамика, уравнения математической физики, теория упругости, сингулярные уравнения, механика сплошных сред, продолжался курс теоретической механики. Это были самые сложные предметы из общего курса избранной специальности, насыщенные знаниями специальных разделов математики, выстроенные на них, с их помощью описанные и изложенные. Путем самообразования приходилось познавать и эти разделы математики, например, нам читался сокращенный курс тензорного исчисления, а в дальнейшем его надо было знать в полном объеме, чтобы понимать новые теории и решать конкретные задачи, касающиеся изучаемых сред.
Третьим курсом завершалось изучение общих теорий и его итоговые оценки шли в диплом, отражающий успеваемость, уровень овладения неполным высшим образованием. По-теперешнему говоря, после третьего курса мы становились бакалаврами — приобретали низший уровень вузовского образования. И тут нельзя было отвлекаться на что-то другое.
Два предыдущих года систематических и добросовестных занятий не прошли даром. Первую же сессию третьего курса я сдала на «отлично» и начала получать повышенную стипендию — 64 руб. Тогда это были довольно большие деньги, напомню, что минимальная зарплата в стране составляла 70 руб. Из стипендии я тратила на себя 40 руб., а остальные отвозила родителям. Оставляемых себе денег хватало на поездки домой, питание, походы в кино и мелкие покупки типа чулок (колгот тогда еще не было) и дешевых блузок (косметикой я никогда не пользовалась, да, собственно, мало кто из сверстниц ею злоупотреблял).