Шаги по...

Тумп Саша

Ладно, Паш, давай потихоньку… Времени у нас с тобой много!

Петрович, взявшись за подбородок, смотрел вверх, что-то вспоминая.

…Охранник разбудил Пашку: – Паша, вставай! Петрович приехал. Сейчас зайдёт. Кто его знает?.. На него ведь… как накатит… Вставай. Так лучше будет.

Пашка сел и стал надевать ботинки.

– Не спишь? Или не спал? – Петрович зашёл в «служебку».

– Спал, – Пашка, не разгибаясь, шнуровал ботинки.

– Эх!.. Как я спал молодым. Ничего так не любил, как поспать! А батя

никогда не давал выспаться. Как чёрт в него вселялся, когда он нас спящими видел. Сам не спал и нам не давал. И сейчас не спит. Слышу: по дому ходит, что-то ворчит. Не выхожу специально…

Петрович присел на топчан.

– Не торопись – время есть. На окружной под пересменку попасть надо.

А там… Никуда не сворачивая. Нижний пройдёшь и совсем хорошо. Нижний этот!.. Вот уж позорище на всю страну.

Вот посмотришь… Как лбом у стены стоишь. И что туда, что обратно – в аккурат попадаешь на самую пробку. Не видят что ли? Или не смотрят?.. Чудны дела! До него ещё пятьсот километров, а уже… убил бы.

Моя ещё… Чай-то есть? – Петрович повернулся к охраннику, тот кивнул. – Налей напарнику.

…Моя ещё: «Не успел приехать и опять в дорогу…» И что? Ну, вот и что, что «опять в дорогу»? Ладно бы лето было. А то на улице дубак и сиди дома…

Чудны дела!

…Гарна курточка-то! Ты посмотри: ведь могут когда захотят.

Петрович встал и подошёл к Павлу, разглядывая его куртку.

– Хороша! Вот ведь… а! А мои наденут чёрте что на себя. Задница торчит фигой. На голове…

Хороша. Мне самому надо бы такую...

Или капюшон напялят, голову опустят, согнутся крючком, руки под себя… Разве можно по сегодняшним дням в капюшоне ходить? Разве можно от жизни спрятаться? Разве в капюшоне отмахнёшься если чё? Так башку и прошибут сзади. Зато в капюшоне!.. Страусы - чесно слово!

...Надо и мне такую же… Где брал?

Пашка замялся.

– Выдали… Павел Николаевич… Саша, водитель Петра Николаевича знает где…

– Вот! Теперь спецуху дают, которая ветеранам и не снилась! Выдали! Твой Павел Николаевич, когда я пришёл, выдал мне кувалду и подвёл к стене… Там у забора стена была… И сказал: – К вечеру машина придёт за кирпичным боем.

…Под мышками продухи бы надо…

– А есть! – Пашка поднял руку и показал на молнии.

– Вот! И продухи есть! А на штанах, выше колена, есть? – Петрович и охранник улыбались.

– Есть! – Пашка в растерянности повернул колено.

– Вот! И тут у него всё, как надо. И ботинки, как надо, и на штанах продухи.

Живи – не хочу.

…Ладно! Пои, браток, чаем напарника, нам в дорогу. Это вам – дармоедам, здесь штаны протирать, без разницы какие, с продухами, без, а нам работать надо.

Петрович подмигнул охраннику, улыбнулся и опять сел на топчан.

…Когда пересекли кольцевую, солнце уже лежало напротив

на верхушках деревьев, слепя ярким светом.

Петрович в рубашке, расстегнутой до середины груди, с закатанными рукавами, спокойно следил за дорогой.

– Ещё немного и… Выйдем на прямую. Да, Нижний этот… – он покачал головой. – Вот сам посмотришь. Как пройдём Владимир, Вязники и тут на тебе – он… Посмотришь разницу.

Он замолчал, изредка бросая взгляд на Пашку, смотрящего на дорогу.

– Я вообще-то не очень люблю болтунов. Сам стараюсь молчать. «Гремит лишь то, что пусто изнутри».

Но ты, прямо скажем – оратор.

Пашка улыбнулся и отвернулся к боковому окну.

– А я из-за тебя со всеми дома разругался. Ну, не со всеми… Батя, как был умнее всех, так и остался.

Сказал, что еду с напарником. Ой!.. Не спрашивай!

Батя только сказал: «Кроме кофе ещё возьми термос чая и побольше бутербродов. Молодой ещё. Растет ещё. Есть ему надо, а не с тобой кататься». Батя у меня вообще… Как выдаст что – хоть стой, хоть падай…

Так что, если хочешь есть, меня не спрашивай. Синяя сумка твоя. Там всё твое. И бельё и зубная щётка, и термос, и еда.

Там и домашнее. А то спаришь за дорогу, не только ноги.

Петрович засмеялся.

– Понадобится ещё!..

Ботинки не ставь к печке, а то Ворон за дорогу их тебе свернёт, как мандариновые корочки.

Я все списал с подотчётных денег на тебя. Так что, денег у нас с тобой осталось только-только. Конечно не так уж…

Деньги они вообще… Зараза такая… Если их любить, то «любилки» уже ни на что больше не останется. Тут надо выбирать: либо жить, либо деньги любить.

Термос я хороший тебе купил.

…Там и сандалии и носки…

Для себя дорого, а для тебя за твои деньги – в самый раз. Ты никогда себе такое не купишь.

Петрович опять довольно хохотнул.

Помолчал и, улыбаясь, добавил: – Под твою куртку и ботинки в самый раз.

…Переоденься, да давай по бутербродику. Из твоих. У тебя с окороком. Съесть их надо. Окорок. Не лежит долго. А в дороге животом мучиться – последнее дело.

Пашка скинул расстегнутые ботинки и стал неуклюже переодеваться.

– Привыкнешь. Только кажется, что места мало. И в жизни так. Вроде тесно, а привыкнешь – свобода.

Для всего хватает. И для хорошего и для… всякого, – Петрович протянул руку за чаем.

…Я тоже рано деньги в дом принёс. Ну, не деньги… картошкой расплатились. А своя была!.. Я попросил, чтоб зерном дали. Смеялись все. А… Народу лишь бы позубоскалить.

…Куры! Куры у нас были…

…Моя орёт: «Опять в дорогу!» А что дома делать?

Мои не пойдут ни за картошку, ни за зерно работать. И вообще пойдут ли работать.

…А батя – молодец!

Петрович разговаривал сам с собой, то ли думая о чём-то, то ли вспоминая.