Шаги за спиной
Шрифт:
Дома у проспекта исчезли, но Юра помнил, что дальше начинаются новостройки. Он свернул в молодой лес и въехал в самую гущу кустарника. Выключил. Посидел. Вышел. Пошел к станции. Здесь часто ходят электрички. До метро остановки три, а там уже доберусь. Надо позвонить Штырю, чтобы забрал машину. Где это я ее оставил? – ага, вот столбик с цифрой ЗЗ. Столбик не совсем рядом, повозятся, пока найдут машину.
Пусть возятся, у них работа такая. А в следующий раз нужно быть поточнее. Вариант с машиной правильный – как еще уберешь ребенка, если
Он дождался электрички и вошел. Не сел, а остался стоять у дверей. Как всегда ползет нищий. На груди табличка с описанием несчастий. Что же там написано? Ага, инвалид Чернобыля, насильно выселен, здоровье непоправимо, всеми брошен, никому не нужен. А сам в белых перчатках, как лорд.
Помирать надо, если никому не нужен и всеми брошен. Ага, вот еще написано, что немой, но все слышит. А разве так бывает?
Нищий подошел к пареньку, который смотрел внимательнее других и, опершись о палку животом, стал отворачивать перчатку, чтобы показать язвы на руках, полученные из-за облучения. Стоять было трудно, вагон постоянно дергало. Он отвернул одну перчатку, показывая распухшее красное запястье. Паренек молчал. Нищий снова показал на свое запястье, – как будто спрашивал который час. Паренек поднял руку с золотыми часами, сверкнувшими в луче солнца (электричка поворачивала широкой дугой) и сказал:
– Два пятнадцать.
Нищий снова показал на запястье, но паренек уже смотрел поверх его головы.
Интересно, от чего эти язвы? – думал Юра. И какие настоящие язвы от радиации? А может быть эти и настоящие, кто их знает? Хорошо я придумал с часами, надо будет рассказать шутку. Никита не поймет, а Штырь оценит. Какие красные глаза у этого нищего подонка, совсем без ресниц и припухли. Ему, как, повыдергивали ресницы? Или он сам себе повыдергивал, чтобы смотрелось пожалостливее. Выдергивать ресницы – это интересно. Надо попробовать на девочке – девочки вечно лезут в красавицы. Выбрать кого-нибудь похуже и помоложе. Вот Женька, например. Чтобы играть в теннис, ресницы не нужны.
Буду выдергивать ей по одной, потом ее глаза распухнут и станут такими же, как у этого. Ага, точно, ее. Позвоню ей и скажу прийти. Пусть только не прийдет. Электричка уже подъезжала.
63
А Пашкин дом уже зарос, зарос до полустен бурьяном.
Особенно свиреп был бурьян у наружного заборчика, некоторые его стебли уже перехлестывали через аккуратные зеленые треугольнички, прибитые сверху, и заглядывали во двор. Двор нежился в солнечной полудреме. Он почти забыл людей.
Последними посетителями были местые пугливые воришки, заглянувшие в сарай и утащившие оттуда старенький спортивный велосипед со спущенным передним колесом и с паутиной по облезлой раме. В домик воришки не зашли, побоялись.
Дожди регулярно поливали клумбу и на ней цвели розы – пышные, яркие, сочные, самые лучшие, как цветы на могиле. Сегодня розы в росе, которую
Чтобы войти, его нужно раздвинуть, он тяжело зашелестит и снова сомкнется за спиной. Дворик зарос травой, которую некому вытаптывать, в траве завелись резкие в движениях ящерицы, похожие цветом на старую медную ложку, цветущую на белых камнях дорожки; завелись шумные кузнечики, задирающие крылья у хвостика, чтобы пострекотать; завелись и бело-розовые шампиньоны, о сьедобности которых некому было догадаться.
Калитка скрипнула и они вошли.
Тамара обежала полукруг на носочках, балуясь, и заперла калитку на задвижку. Валерий был серьезен.
Она повисла на его шее сзади и он чуть согнулся вперед, поднимая ее над землей:
– А я еще ни разу не носил тебя на руках.
– Ты еще много чего не делал ни разу, – ответила Тамара и с готовностью предложила себя для несения. Он взял ее на руки и сделал несколько шагов.
– Почему ты такой кислый?
– Нет, просто так.
– Нет, не просто!
– Да, здесь просто очень тихо.
Он поставил ее на белую плитку и заметил как шмыгнула ящерица.
– Просто здесь очень тихо.
– И ты снова слышишь шаги?
– Да.
– А что врач?
– Ничего. Я боюсь к нему идти.
– Тогда давай вместе что-то делать, – предложила Тамара.
– Что?
– Ну, попробуй, пройдись, а я послушаю. Сейчас, когда тихо, мы можем проверить их. Вдруг в самом деле кото-то ходит за тобой?
– Ты не боишься?
Тамара подумала.
– Сейчас, когда ты спросил, уже боюсь. Но все равно, давай попробуем.
Она стала у дорожки из плиток, нашла взглядом медную ложку (диковинный предмет) и сосредоточилась, слушая.
– Иди… Постой. Сейчас опять иди…
Валерий дошел до самого винограда, остановился и повернулся, чтобы сказать…
– Ай! – вскрикнула Тамара и почувствовала от страха мгновенную щекотку на запястьях. – Что это?
– Это хлопнула бутылка.
Он наклонился над травой и выудил (нестриженная трава вырастает выше колен, такая мягкая) и выудил смятую пластиковую бутыль из-под Колы:
– У меня дома они все время хлопают. Просто она смята, а крышка завинчена, воздух нагрелся от солнца и стенка распрямилась.
– Ну, ну, я так не могу! – заплакала Тамара по детски. —
Почему она хлопнула именно сейчас, когда было страшнее всего?
– Случайность.
– Да, да, случайность! А два раза подряд кто-то попадает в аварию – это тоже случайность? Ты же мне сам говорил!
– Ты слышала шаги? – спросил Валерий.
– Да, – сразу погасла она, – да, слышала. Твои галлюцинации заразны. Я послушаю, пройдись еще раз. Только медленнее, и не уходи далеко от меня. Мне страшно.
– Это ведь только кажется.