Шагни в Огонь. Искры
Шрифт:
Собеседник его привалился плечом к прутьям качелей. Он молчал, и Юле на миг показалось, что мальчишка разочарован.
– А с кем случится? – спросил он осторожно.
– Со мной, – ответил быстро друг. – За это могу поручиться.
– А со мной?
Мальчик, сидящий слева, не отвечал.
– Ну Азичек, ну скажи, – заканючил правый.
«Азичек? Имя какое-то восточное», – отметила Юля равнодушно.
– Ну хочешь – будет, – наконец снизошёл названный Азичком. – Только ты потом не жалуйся.
– Я не буду! –
– А чего Хиден?
– С ней что-нибудь случится интересное?
– За Хиден ты не беспокойся, – мальчишка прищурился и внезапно метнул быстрый взгляд на Юлю – девушка смутилась и поспешила опустить глаза в книгу. – С ней уже.
– Откуда ты знаешь?!
Спрошенный молчал, лица его Юля не видела, смотрела вниз, на заполненные чёрными строчками листы, но показалось почему-то, что мальчик наблюдает за ней, знает, что она слушает, и именно поэтому не хочет отвечать.
Оставаться дальше на скамейке, под чужими взглядами, было неудобно, а эти двое не проявляли никакого намерения уходить. Юля поднялась, нашла глазами Мирта, свистнула призывающе. Овчарка метнулась к хозяйке, та захлопнула книгу и, не удостаивая мальчишек взором, подчёркнуто небрежно зашагала к морю.
Пара десятков шагов по побережью влево, и взгляду откроются другие качели. Надо было сразу туда идти, как только увидела, что те заняты. Вот ещё, слушала зачем-то всякий детский вздор.
Ожидания оправдались, качели были пусты. Юля уселась на деревянное сиденье, раскрыла снова книгу и начала медленно раскачиваться. Рядом пасся Мирт, гудело море, в волосах путался прохладный апрельский ветер.
Недалеко отсюда, за парой холмов, на качелях сидели двое мальчишек.
– Ты чего? – спросил один из них, глядя на друга – тот словно задумался, молчал, уставившись на море.
– Не люблю я таких, – ответил второй, продолжая смотреть на живую серую воду.
– Каких?
– Таких. Есть люди, которые не любят верить даже самому явному. Особенно если имеют дело с кем-то, про кого думают, что он ниже их. Или младше.
– Хм.
– Вот она как раз такая.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и всё.
– Хм.
41-42 год Рейки, 4758-59 всеобщий год
4 день фестивалей Инея, Хиэй, Хоко
Льдянка чуть раздвинула бумажные двери, поставила поднос с едой на порог. Почтительно поклонившись гостям, а также развлекающей их нарии и птичкам, собралась было удалиться, но её остановил мужской голос:
– О-о! Вестница зимы! Почему я тебя не помню? – обратился к птичке один из гостей. – Входи и посиди со мной! Мне надоели летние пташки!
Льдянка вскинула испуганный взгляд. Она ещё никогда не принимала участие в вечернем приёме гостей, только в утренних церемониях – когда пьют чай и говорят о делах, и у птичек нет иной
– Ну же! Я не кусаюсь! – мужчина рассмеялся, похлопал по полу рядом с собой. – Проходи! Садись вот сюда!
За его спиной поймала взгляд девочки Чайка, нария-хозяйка сегодняшнего вечера, кивнула: «входи, не перечь гостю».
– Быстрее! Не напускай холод! – зашептала Кукушка, подхватывая поднос. – Закрой дверь и сядь, где сказали.
Пламя негасимое! Обычно до вечерних церемоний птенцов допускают только спустя два года прислуживания на утренних чаепитиях, после длительного обучения. А тут так просто: заходи – садись – развлекай! А эта дура ещё сомневается, медлит в дверях. Кукушка неодобрительно нахмурилась.
Нет, ну точно дура. Сомнения младшей ещё можно было бы понять, окажись гости страшенными старыми индюками. Но сегодня вся тройка как на подбор симпатичная. Молодые, красивые. Кукушка многое бы отдала, чтобы этот рыжеволосый мужчина обратил внимание на неё, а он почему-то заметил эту неуклюжую клушу в синем абито. Ну что в ней интересного? Ледышка и есть! К тому же ещё и запуганная: села за полкилометра от него.
– Как тебя зовут? – рыжеволосый подбадривающе улыбнулся.
– Льдянка, – робко, чуть слышно, испуганно пряча взгляд. Жеманничает! Дура!
Кукушка взяла кувшин с вином, подвинулась ближе к понравившемуся гостю, словно бы случайно втискиваясь между ним и ледяной птичкой:
– Господин, позвольте налить вам вина?
– Пусть Льдянка нальёт!
Ну что он нашёл в этой бесцветной неумехе? Тонкая, высокая, словно жердь, нескладная. Ей даже лицо выбеливать не надо – такая бледная, ненатуральная, словно кукла. Абито толком носить не умеет: путается постоянно в длинных рукавах, подол задирает аж лодыжки видно. И эмоции – всё, что думает, на лице написано, – даже маска не помогает скрыть. Дура невоспитанная!
– Оставьте его, милая Кукушка, – позвал другой гость. – Подарите своё внимание нам.
– Выпей со мной! – потребовал мужчина, придвигаясь ближе.
– Я не… – Льдянка попыталась отодвинуться.
– Не отказывайся! Я ведь не предлагаю ничего неприличного.
Девочка бросила отчаявшийся взгляд на Кукушку и Вьюрка, но птички развлекали двух других гостей, не обращая на Льдянку никакого внимания.
– Ну что же ты? – рыжеволосый нахмурился. – Не будешь?
Птичка отрицательно мотнула головой. На плечи вдруг легли чьи-то руки – Льдянка вздрогнула, испуганно обернулась. Нария-хозяйка, успокаивающе улыбаясь, присела рядом.