Шрифт:
Annotation
Откровения
Скарлет
Скарлет
Шах белой королеве, мат черному королю...
Высокомерная, тщеславная, мстительная сволочь!
Думает, что загнал ее в угол.
Перехватил
Сома-Лила шла на встречу с человеком, который желал лишить ее всего. В зеркальной стене лифта она смотрела, как расступились по сторонам, все эти белые манжеты в черных костюмах и она осталась одна, под прицелом удивленных взглядов. Простое белое платье и невинное лицо у окруживших ее мужчин вызывали ассоциации с изысканным цветком. Это было первое впечатление. От второго прошибало холодным потом, стоило пристальнее приглядеться к тому, о чем кричали ее глаза.
Выступив из лифта она проплыла по коридору и вошла в одну из дверей. Невозмутимо прошествовала мимо девчушки за столом секретаря. Та только успела чуть привстать и опуститься обратно.
Он был все так же красив. Сома-Лила надеялась, что за эти годы он подурнеет, постареет, что ли. Но он оставался таким же - чертовски привлекательным. Аппетитным, до головокружения.
За ее спиной щелчком захлопнулась дверь и звука оказалось достаточно, чтобы головы присутствующих разом повернулись в ее сторону.
Одно мгновение, еще не сумев совладать с собой, она позволила себе смотреть на него так, как хотелось. И встретить такой же пьяный и счастливый взор. Потом веки захлопнулись, как створки у объектива и открылись вновь. Два хищных взгляда столкнулись.
В кабинете ощутимо похолодало.
– Все свободны,- пророкотал голос.
Слова предназначались не ей, но интонации звучали как то...так: не оставляя сомнений у присутствующих и кто здесь хозяин положения, и что оставаться здесь уже никак нельзя, потому что произойти может что угодно, и это "что угодно" не для посторонних глаз.
– Желал, чтобы я приползла на коленях?- она не спрашивала, утверждала, словно все очевидно,- И что теперь?
Эдуард ждал встречи с ней семь лет. Все эти чертовы семь лет! И он был бы не он, если бы просто ждал.
Шаг за шагом приближался. Представлял их встречу. И оказался не готов.
"И что теперь?".
Он мог ожидать все - скандала, истерики, даже пощечин. Видит Бог, все это он заслужил. Все, кроме презрения.
Конечно, на нее у Эдуарда было досье. Пухлая папка. Он знал о ней все, даже бренд нижнего белья. И сотни фотографий, во всех ракурсах. На всех ей удавалось быть потрясающе красивой. Но не настолько ослепительной, как в реальности. И к этому он тоже был не готов.
– Если ты здесь, то твои дела совсем... плохи?
– Не совсем.
– Тогда, может, отложим разговор? Займемся чем-то более приятным?
– Не может и нет, Эдик, не займемся.
От того, как она произнесла его имя, в голову полезли всякие глупости.
Ее терпкий взгляд из-под полуопущенных ресниц. И то, как маленькие пальчики затрепетали оказавшись в его руке, из-за одного прикосновения. Как доверчиво прильнула и позволила ему вести в танце, как прогнулась спина под его вдруг вспотевшей ладонью.
Жар от прижавшегося бедра и холод, когда навязанный извне ритм разбил нечаянную близость. И он потянул
Все эти глупости, что он позволял иногда лениво перебирать в памяти, которые однажды чуть не разрушили его жизнь.
Поэтому он засунул их подальше. Перед ним была расчетливая хладнокровная стерва и не важно, что от того, как она изогнула губы в улыбке, хотелось их зацеловать.
– Пусть так,- сказал он и оскалился в ответ.
Сома-Лила села за стол, на противоположной от него стороне. Собственно, присела там, где стояла, на краюшек стула, положив руки на колени. Она немного боялась. Конечно не его - себя. Она стала опасаться себя с того самого момента, когда их глаза впервые встретились, взглядами. Потому и пыталась возводить барьеры. Непреодолимые. Как ей казалось.
– Что ты хочешь от меня, чего добиваешься?
– Ты сама сказала.
– Поставить на колени. Зачем?
– Зачем?
Он рассмеялся. Сухо и коротко.
– Я отвечу. Только сначала задам тебе один вопрос. И ты скажешь правду.
Теперь смеяться хотелось ей. Или плакать, или все вместе.
– Правда, Эдик, понятие относительное. Какую правду ты хочешь услышать? И ты уверен, что действительно хочешь ее знать?
Было время, когда правду он мог читать в ее глазах. В отражении черных зрачков. Тогда они понимали друг друга без слов и обходились без вопросов.
– Почему ты сбежала от меня, ничего не объяснив? Кем я был для тебя?
"И почему так быстро вышла замуж, а теперь сидишь тут в белом платье, как невеста и у меня препротивное ощущение, что именно меня сейчас... ставят на колени и более того: все это мне безумно нравиться?".
– Это два вопроса. Я отвечу на них. Ты прекратишь преследовать меня?
Солнце падало на ее волосы, лицо, скатывалось, лаская плечи. От бьющего света или от чего еще, ее зрачки сузились и кололи иглами, а радужка приобрела злой платиновый оттенок.
– Может быть,- ответил он, сокращая расстояние, облокачиваясь на стол так, чтобы укрыть ее своей тенью. Стереть грань и смотреть так, как привык на всех - сверху вниз.
– С кем ты хочешь разговаривать? С Лилой? Сомой? Большая разница, у каждой из них своя правда.
– Что значит Сома, Лила? У тебя раздвоение личности?
– Не совсем. Попытаюсь объяснить.
Она сама толком не понимала как это произошло. Как получилось однажды посмотреть на себя со стороны и почувствовать отвращение. К безвольно распластанному на кровати телу. Все бы ничего, если бы оно просто плакало, обычным, нормальным способом перерабатывая обиду. Тогда можно было бы сказать, что переболеет и пойдет на поправку. Все было гораздо хуже, совсем никуда не годилось. Тело скулило от тоски, каждой клеточкой, неслышно так, и все звало кого-то. И никакие доводы рассудка не помогали. А потом глухой шепот: "Не могу больше...пожалуйста...не могу без тебя...Эдик...забери...". И опять, раз за разом, по кругу. И это было уже страшно. Отдавало безумием. А времени оставалось все меньше. Со всем этим надо было что-то делать. И Лила знала - что. Она отделила ту часть сознания, которую определила как Сома, уговаривая; постепенно отодвигала подальше, изолируя. "Тебе надо отдохнуть, поспать немного...". "Как принцессе?". "Да. Хрустальный гробик хочешь?". "А я когда-нибудь проснусь?".