Шах и мат
Шрифт:
– Слушайте, мне жаль. Я работаю здесь больше года, и мой дядя…
– Твоего дяди здесь нет, и ты мне поперек горла. Ладно сама не разводишь на бабки, но мешать мне это делать? Собирай манатки.
– Но это не моя работа! Моя работа – чинить машины, а не втюхивать людям услуги, которые им не нужны.
– Больше это не твоя работа.
– Она права, вы не можете уволить ее.
Я оборачиваюсь. За мной стоит Истон с лицом, на котором читается: «А сейчас я поправлю твою грамматику, дружок».
– Существуют нормативно-правовые акты, которые защищают сотрудников от несправедливого завершения трудового…
–
На это Истон нечего возразить. Да и я понимаю, что Боб может делать со мной все что захочет, поэтому молчу.
– Забирай вещи и вали, – говорит он в последний раз.
Как всегда, груб и отвратителен. Ничего не поделаешь. Я совершенно, абсолютно бессильна, и мне приходится сжать кулаки, чтобы не наброситься на него и не расцарапать лицо. Я заставляю себя уйти, пока не разорвала его в клочья.
– Мэллори…
Я останавливаюсь, но не поворачиваюсь.
– Из того, что тебе причитается, я вычту стоимость промывки двигателя.
Строго говоря, еще ни разу я не попадала в оползень, мое тело не мотало по острым горным скалам, чтобы в итоге его съели у подножия дикие кабаны. Но по ощущениям неделя после моего увольнения выдалась еще хуже.
И на то есть несколько причин. Во-первых, я не хочу беспокоить маму или сестер. А это неизбежно случится, если я расскажу им, что Боб уволил меня. Так что в течение дня я не появляюсь дома, пытаясь найти новую работу. А это непросто, если учесть, что в Нью-Джерси все еще август и бесплатных мест с вайфаем и кондиционером в прекрасном 2023 году не так много. Впервые за долгое время я оказываюсь в городской библиотеке Патерсона. Она не изменилась с тех пор, как я была здесь в последний раз в семилетнем возрасте, и все так же рада мне и моему перегревшемуся ноутбуку в своих недофинансированных стенах.
Боже, храни библиотеки.
– После утомительного расследования, – говорю я Истон по телефону в вечер четверга после не самого продуктивного дня, – я обнаружила, что счета нельзя оплачивать золотыми слитками из «Кэнди краш». Настоящая трагедия. А чтобы устроиться механиком к кому-нибудь, кто не является твоим дядей-слеш-любителем-крабов, тебе нужны такие модные штуки, как сертификация и рекомендации.
– У тебя их нет?
– Нет. Хотя у меня есть комикс под названием «Мэллори – автомеханик», который Дарси нарисовала, когда ей было восемь. Думаешь, прокатит?
Истон вздыхает:
– Ты же помнишь, что у тебя есть еще один вариант?
Я игнорирую ее замечание и провожу следующий день в поисках чего-то еще – чего угодно. Патерсон – третий по размерам город в Нью-Джерси, черт его побери. Где-то должна быть работа для меня, любая работа, черт ее побери. Хотя это еще и третий густонаселенный город во всей Америке, а значит, здесь высокая конкуренция. Черт бы ее побрал.
Хуже всего красные цифры банковского счета, которые я вижу этим вечером. Мама дала мне доступ, когда отец исчез с горизонта. Чувствую, как кишки завязываются в узел.
–
Она отрывается от телефона и выпаливает с широко открытыми глазами:
– Ты же внесешь ее, правда?
У меня чешутся глаза оттого, что я целый день пялилась в монитор, и на мгновение – ужасное, пугающее, сбивающее с толку – я злюсь на Сабрину. На мою красивую, умную, талантливую четырнадцатилетнюю сестру, которая не знает, не понимает, как сильно я стараюсь. Когда мне исполнилось четырнадцать – в день моего глупого дня рождения, – все изменилось. Я потеряла отца, шахматы, себя. И с тех пор все, что я делаю, – только пытаюсь…
– Мэл, ты можешь, пожалуйста, не испортить мне хотя бы это?
Она не добавляет вслух «в отличие от всего остального», и раздувающийся пузырь гнева лопается и превращается в чувство вины. Вины за то, что Сабрине приходится просить меня о подобном. Если бы не мои тупые решения, сейчас не было бы никакой проблемы.
Я прокашливаюсь:
– В кредитном союзе какая-то путаница. Завтра схожу проверю, но ты не могла бы попросить об отсрочке? Всего на несколько дней.
Сабрина смотрит на меня:
– Мэл.
– Прости. Я заплачу сразу, как со всем разберусь.
– Все в порядке, – она закатывает глаза. – Дедлайн в следующую среду.
– Что?
– Я сказала, что до пятницы, потому что знаю тебя.
– Ты, маленькая… – Я облегченно вздыхаю и плюхаюсь на диван, чтобы защекотать ее.
Через тридцать секунд попытка защекотать превращается в объятие, и Сабрина смеется, говоря:
– Фу.
И:
– Это отвратительно!
И:
– Серьезно, Мэл, ты себя позоришь.
Затем она неожиданно спрашивает:
– Почему от тебя пахнет старыми книгами и яблочным соком? У нас что, есть сок?
Я беззвучно киваю и направляюсь в кухню, чтобы налить ей стакан. Чувствую, как задыхаюсь от бесконечной любви к сестрам и оттого, как мало могу им дать.
Вечером почта напоминает мне о непрочитанном письме от [email protected]. Получено пять дней назад. Ответить? Я долго пялюсь на сообщение, но так и не открываю письмо.
В субботу и воскресенье мне наконец начинает везти: подворачиваются несколько подработок. Работа по саду для соседа, которому я иногда помогаю с ребенком, и выгул собак. Мгновенная оплата наличными – это, конечно, прекрасно, но нестабильно и не подходит ни в перспективе, ни с учетом кредита.
– Просто оплатите, – говорит мне кассир кредитного союза в понедельник утром, когда я показываю ей письмо, которое можно охарактеризовать только как «уважаемый бесполезный член общества, вот срочное напоминание о том, насколько вы не в состоянии позаботиться о своей семье».
– И желательно за все три месяца, которые вы просрочили, – женщина оценивающе смотрит на меня. – Скажите, сколько вам лет?
Не думаю, что выгляжу младше своих лет, но это не имеет значения, потому что восемнадцать – довольно юный возраст, даже если он таким не ощущается. Возможно, я всего лишь ребенок, который притворяется взрослым. В таком случае у меня не очень хорошо получается.