Шах и Мат
Шрифт:
На подходе к его кабинету главного босса столкнулась с его секретаршей:
— Анна. Как хорошо, что вы тут, он как раз о вас спрашивал.
— Да явилась, не запылилась.
— Что вы! Ждут, очень ждут.
— Как раз это и напрягает, с чего вдруг ждут?
— А вы проходите-проходите. — Мария Ивановна похлопала меня по плечу, как это не редко делал Дмитрич. — Там и узнаете.
— Иду.
Голос довольного Федора сладко увещевавшего тихого гостя на немецком был слышен даже за дверьми приемной. Ненароком остановилась в секретарской. Здесь хвалебные речи мне любимой и
— Честно признаюсь, подобных специалистов я встречаю редко. И держу для особых проектов…
Стою под дверью с табличкой «Маршал Федор Игнатьевич директор ООО „СлайдИнко“» и впечатляюсь. С его слов выходит, что последние два заказа были особыми проектами для настоящих профи! Вот это да! И ролики о майонезе с редким названием «Радость», что по вкусу гадость, или гей клуб «Тема» — кто не в теме тому до фени.
— Мне следовало намекнуть на особенность вашего заказа, иначе бы она не задержалась. — Говоря это, Федор открыл двери в приемную и удивленно уставился на меня.
Потягивая заказанное ими кофе, совсем не спешила на встречу с многообещающим «будущим» нашей фирмы. Добродушное выражение на лице шефа мгновенно сменяется менее привлекательным. А прищур синих глаз «тонко» намекнул, что Фельмаршал не в духе. Я тут же прихватила поднос приготовленный Марией Ивановной с тремя чашками, сливками, сахарницей и печеньем, прошмыгнула мимо него.
— А вот и она, спешит на всех порах.
— Извините пробки. — Я направилась прямиком к гостю, и поставила перед ним поднос. С немецким давно не практиковалась, но как говорил мой куратор — это сродни езде на велосипеде. Все знаешь все понимаешь, все можешь — главное не пасовать.
— Здравствуйте.
— Добрый вечер.
Подтянутый мужчина среднего роста в синем до черноты костюме и синей рубашке цвета аквамарин легко поднялся мне навстречу и протянул руку. Автоматически пожимаю сухую и горячую ладонь. Явно узнал, но на его лице не дрогнул и мускул. Я же… Сказать, что удивлена не сказать ничего. Этого индивида была бы рада не видеть еще лет сто или хотя бы как в прошлый раз еще лет пять. В это мгновение Федор сжал мои плечи, опередив попытку к бегству, и представил нас друг другу.
— Анна знакомься, Авдалян Шаген Хоренович.
— А это Тур Анна Михайловна…
В голове в это время проносились обрывки из прошлой моей жизни, где этот Хаш, или Шах, да точно Шах временно фигурировал. Значительно похудевший с еще молодыми глазами, он, как и раньше выглядел на пять-семь лет старше. Возможно, стал еще значительнее и успешнее, однако малой кровью это ему не обошлось.
Вновь почувствовала себя двадцатитрехлетней девчонкой, берущей интервью в прямой эфире в киевской студии. Это был третий опыт открытых дискуссий со зрителями, где я задавала вопросы, а гость отвечал. К сожалению, в тот день у нас был этот самый иностранец с аббревиатурой АШХ, которого мы меж собой нарекли «Шахом». Кажется, идея с прозвищем исходила от меня. Тогда мое знание немецкого, а тем более армянского приравнивалось нулю, чего не скажешь о вере в светлое будущее, она стремилась к абсолюту. По прошествии времени все изменилась с точностью
Еще долго после нашей встречи я думала над тем — может ли мгновение растянуться в вечность? Может. Если, напротив вас сидит незнакомец, лицо которого от учтиво вежливого неожиданно становится оскалом неуравновешенного зверя. И как в замедленной съемке мозг фиксирует его рваное движение в сторону воды, а затем еще одно более резкое — уже в мою.
Следующий запечатленный кадр — емкость с водой медленно выплевывает свое содержимое. Еще один — сквозь стремительно приближающуюся прозрачную пелену подмечаю микро эмоцию улыбки на лице гостя. И в голове проносится лишь одна мысль «Что я такого сказала?»
Шшш-ш-леп!
Съемочная группа на площадке удивленно замерла.
Даю сто процентов замерли в предвкушении скандала. Пару смешков я все же услышала, а увидеть их ухмылки не позволила застилающая лицо вода. И вытереть ее нельзя и двинуть ирода напротив ничем нельзя, прямой эфир продолжается. Слышу в наушнике, как шеф шепчет о рекламе.
— Аня, только не впадай в истерику, даем рекламу. Третья камера.
Выдавливаю из себя фирменную улыбочку:
— Ситуация накаляется, возможно далее мы получим более интересные ответы. А сейчас у нас реклама.
Далее в наушнике звучит сигнал о запуске рекламного блока. Сдерживая негодование и гнев, прошу подать полотенце. Тут же получаю его в руки, медленно вытираю лицо. С ужасом понимаю, что руки трясутся и стараюсь думать о том, что тушь может и не поползет, но лицо припудрить придется снова. А напротив все в той же позе сидит бледный и возмущенный Шах, в глазах которого столько презрения, сколько вообще можно вылить на телевизионную таракашку.
— Возможно, — говорю я, с трудом сдерживая голос, — возможно, мы не правильно поняли друг друга. — И почти с улыбкой добавляю. — Подобное случается.
Он не двинулся с места. Отдаюсь чуть-чуть назад, наклонив голову в сторону помощницы главного редактора, чтобы спросить:
— И что я сказала не так?
— Вообще-то его переводчик допустил промах, — Антонина прикусила губу, — и твои слова прозвучали не как вопрос, а как оскорбление.
— А переспросить он не мог?
— Как видишь, нет.
— Вижу.
Подоспевший к Шаху помощник, сгорбившись в три погибели при росте под два метра, быстро шепчет в ухо «великого», разъясняя произошедшее. Видеть, как взгляд все еще полный презрения становится невинно ясным и удивленным, было горько. Вот сейчас посыпятся запоздалые извинения на немецком языке.
— Ты молодец, — прошептала Антонина, — сдержалась!
— Оно и не удивительно Шах ведь. — Это уже Степан снимал с меня микрофон.
— Степ, будь на его месте… — я оборвала никчемные пояснения, — предлагаю свернуть тему.
— Анют, — помощница Глеба Васильевича настороженно улыбнулась, обращаясь ко мне, — он очень извиняется и просит…
Дальше можно было не продолжать. Чего именно просит наш главный, так это продолжить эфир, и как ни в чем не бывало завершить программу полюбовно. Раз просит, значит нужно, раз нужно, сделаю.