Шах одноглазому королю
Шрифт:
Я зашел. Из-за стола встала и направилась ко мне графиня Томская собственной персоной, протягивая руку:
— Богомолова Анна Федотовна, заместитель директора библиотеки — представилась она своим приятным грудным голосом, с уже знакомой мне улыбкой на лице.
— Младший сержант Мальцев. — я слегка пожал ей кончики пальцев.
Рука у нее была теплая, а не отдавала холодом могилы, как я почему-то рассчитывал, а вот платье было такое же черное, как и раньше, но немного другого покроя и брошь на этот
— А это Кудрявцева Екатерина Евгеньевна. — представила она бойкую женщину. — Наш методист.
(Кудрявцева Екатерина Евгеньевна, род. в 1903 году, Ленинградской центральной библиотеке ГОРОНО с 1933-го по 1943-ий годы)
— Очень приятно. — сказал я.
— Будьте добры. — попросила она. — Попросите ваших людей пройти с Екатериной Евгеньевной и помочь ей с погрузкой литературы для передвижных библиотек и госпиталя. Мы очень благодарны вам за то, что не отказали нам в помощи. Мужчин у нас нет, кроме директора и художника, а из женщин носильщики, сами понимаете, какие. — она опять улыбнулась. — Сами, если не затруднит, возвращайтесь, мне нужна ваша помощь тоже.
Я быстро сбежал вниз по лестнице, на этот раз даже обогнав реактивную Екатерину Евгеньевну, скомандовал бойцам, что они поступают в ее распоряжение, а сам вернулся к Томской.
Она встретила меня словами:
— Ваше приказание выполнено, товарищ командир. Я с вами познакомилась в установленное время.
Я не нашелся сразу даже, что сказать.
Она подошла к двери, приоткрыла ее и велела секретарше приготовить нам чаю:
— Присаживайтесь. — предложила она и вернулась за стол.
Я присел.
— Честно, говоря вы меня удивили. — признался я. — Откуда вы знали, что пришлют, именно, меня?
— Люди предсказуемы, — ушла она от ответа, — особенно мужчины.
— Скажите, — решил не тянуть время я, — а вы разве не должны быть на пенсии?
Она улыбнулась:
— Я на пенсии, как я уже говорила, вы просто плохо ориентируетесь в наших реалиях, если бы я не знала, кто вы, я бы вас сразу сдала в НКВД, как немецкого шпиона. Пенсии в СССР основной массе населения начали платить только в 37-ом и они очень небольшие. Мы с Зинаидой получаем по 60 рублей.
Я вспомнил цены в гастрономе. Не густо. Однако меня из всего, сказанного ею, заинтересовали не нищенские пенсии:
— А кто я по-вашему?
— Я пока не знаю точно, кто вы, — ответила Томская, — но то, что вы как-то связаны с будущим, я знаю точно.
— Откуда? — спросил я.
— Хотите, я вам расскажу, как мы познакомились с Жанной? — внезапно спросила она.
— Я слушаю. — ответил я.
— Нас познакомил Павел Сорокин. — сказала Томская и опять улыбнулась. — Знаете, кто это?
Я не знал, Мальцев тоже.
— Нет. —
— Павел Сорокин — один из самых уважаемых работников ленинградского ипподрома. Он принадлежит к известной коневодческой фамилии. Его отец — родом из цыган — держал до революции беговую конюшню, а брат Александр был до войны одним из самых знаменитых наездников Московского ипподрома. Павел был достаточно известен в определенных кругах. (Павел Сорокин, главный судья ленинградского ипподрома с 1935 года)
Интересные связи у этой Гуревич, однако.
— Продолжайте. — сказал я замолчавшей Томской.
— Жанна всегда выигрывала на скачках. — улыбнулась она. — С этого и началось наше знакомство.
Очень интересно. Значит ученая из будущего решила подзаработать. Зачем? Здесь все равно купить нечего. Полагаю, что даже контрабанды нет.
Вопросов все больше, а ответов все меньше. Надо закончить с шифровкой. Я только успел открыть рот, чтобы заговорить об этом, как Томская задала вопрос:
— О вознесенных владыках вы тоже, конечно, ничего не знаете?
Глава 26. Ленин, Месмер, аспирин и хлористое железо.
О вознесенных владыках? Я о земных-то не сильно в курсах, не мой профиль, а уж о вознесенных и подавно. Надо сворачивать тему, а то заведет не туда куда-нибудь.
— Давайте о делах. — начал я и, как всегда, не закончил.
Ушлая старуха попалась, однако. Она открыла ящик стола и достала две книги. Одна была в серой твердой обложке и называлась «Рассказы о Ленине», второй оказался третий том полного собрания сочинений Ленина в темно-коричневом переплете с тисненым изображение автора и его подписи.
Могу даже не открывать и так понятно, что это то самое «Развитие капитализма в России». Догадливая. Кто же ты такая, Анна Федотовна?
— Утюжком прошлись? — спросил я с улыбкой.
— Конечно. — ответила она тоже улыбнувшись.
— У вас неплохой стоматолог. — сделал я ей сомнительный комплимент.
— Точнее никакого. — Томская пристально посмотрела на меня. — Перефразируя Булгакова, рекомендую вам никогда не обращаться к советским стоматологам.
— Не боитесь при мне цитировать Булгакова? — не выдержал я.
— А должна? — спросила она в ответ. — Чем мне может повредить цитата автора «Батума»? («Батум» — пьеса М. А. Булгакова о юности И. В. Сталина)
Странно. Я почему-то всегда думал, что Булгаков в СССР был под запретом. Надо за базаром следить получше и не забывать, что я все же не в своем уме слегка. Меньше текста, Светлов.
Я не стал отвечать, а взял со стола книгу Зощенко. Пролистал ее. Штампы стояли и на 17-ой и на 33-ей страницах и рассказ про чернильницы был тоже на 33-ей: