Шахидка с голубыми глазами

Дышев Андрей Михайлович

– Повезло? Ты уверен? А мне думается, что он никого не собирался убивать. Попугать – да, но не убивать! К сожалению, я об этом не знал и был вынужден принять меры необходимой самообороны.

Я покосился на профессора, пытаясь понять по его лицу, насколько он убежден в том, что говорит… Слева от нас утопал в зелени музей Серральбо. Я сбавил скорость и невольно залюбовался им.

– Хорошо, – произнес я. – Предположим, Яна со своими дружками инсценировала покушение на вас. Но при чем здесь я? За что я страдаю? В отличие от вас я не миллионер, у меня нет больших денег!

– А ты нужен для убедительности.

Чтобы шокировать меня масштабами угрозы – вот, дескать, даже частного детектива, который пытается мне помочь, пытаются убить. Твоя ненаглядная Яна делала все, чтобы я сам пожелал откупиться от нее… Чего ты качаешь головой? Ты не согласен?

– Если бы вы знали, как я хочу с вами согласиться! – ответил я и, склонив голову, посмотрел на роскошную испанку, стоящую на краю тротуара под кроваво-красным зонтиком. – Но не могу. Ибо ваши способности к дедукции оказались более чем скромными.

– А ты наглец, – заметил профессор, как мне показалось, с некоторым удовольствием, как если бы открыл во мне какое-то неожиданное качество.

– Это вам только так кажется, – возразил я. – Просто я поставил себя на место организатора этой инсценировки и подумал…

Фургон с рекламой пиццы на борту промчался мимо «Уно» и забрызгал ветровое стекло желтой водой. Я включил «дворники».

– Что? – нетерпеливо спросил профессор. – Что ты подумал?

– Что гораздо проще было прижать вас где-нибудь в темном парке рядом с вашим особняком, да сдавить вам горло, чтобы у вас перед глазами поплыли зеленые круги, да еще заломить вам руку, чтобы вы взвыли от боли. И тогда вы побежали бы за деньгами вприпрыжку! Почему преступники до сих пор не выдвинули никаких требований? Чего они тянут? Ждут, когда вы полетите в Америку выступить перед индейцами, обожающими стихи Пушкина? Или к эфиопам на театральную премьеру «Гамлета»? Злодеи будут гоняться за вами по всей планете и ждать, когда вы расшифруете их призрачные намеки?

Профессор добродушно рассмеялся.

– Все правильно, – сказал он, вытирая уголки глаз ребром ладони. – Все правильно ты говоришь. Твоя Яна не отличается ярким умом. То, что тебе кажется нелогичным и даже странным, для нее вершина криминального изящества. Эта игра доставляет ей удовольствие. Она испытывает настоящий восторг, когда представляет меня запуганным, загнанным в угол старикашкой.

– Откуда вы знаете, что это доставляет ей удовольствие?

Профессор взглянул на меня с недоумением.

– А как же! Как же, юноша! Она долгое время была моей соседкой! Мучительно долго, если тебя интересует, какие чувства отложились в моей душе от этого соседства. Правда, сначала Яна молилась на меня, восторгалась моими стихами. Ее распирало от чувства гордости, что она живет по соседству с самим Лембитом Веллсом, на чьих стихотворениях бурно расцвела вся местная попса. Видел бы ты, какими глазами она смотрела на меня! – Профессор громко высморкался в платок. – Но вдруг Яну как подменили. Она осмелела, стала захаживать в гости – слишком часто, чем следовало бы делать воспитанной девушке… Представь себе, как необразованная, дурно воспитанная провинциалка спорит со мной, учит меня жизни, пытается подшучивать.

На какое-то мгновение я словно забыл, о ком он говорит, потому как при всем своем богатом воображении не мог представить, чтобы тихая, полупрозрачная,

бесплотная, как тень, девушка учила жизни сей лингвистический паровоз по имени Лембит Веллс.

– Может, она всего лишь мягко высказывала свою точку зрения? – предположил я.

– Мягко?! – возмутился профессор. – Да она откровенно дерзила мне! Этому убогому существу казалось, что она станет мне ровней, что возвысится над своими сверстниками, если осмелится сказать мне какую-нибудь гадость… Однажды дело дошло до того, что я выставил ее за дверь – уж больно она распоясалась… – Глаза профессора сверкнули. Он попытался взглянуть на меня украдкой, но не получилось; мы посмотрели друг на друга, и он отвел глаза. – Я понимаю, Кирилл, что тебе не совсем приятно это слушать…

– Ничего, ничего, продолжайте, – позволил я, сворачивая под указатель на Дворец Веласкеса.

Профессор оживился, получив карт-бланш. Теперь он будет беспощаден.

– Это парк Ретиро, – отвлекся он, тыкая пальцем в запотевшее стекло. – Его разбили в семнадцатом веке специально для королевских особ. Если Яна не испоганила твою душу окончательно и осталось место для прекрасного, то обязательно сходи в Стеклянный дворец…

– Вы остановились на том, что однажды выставили ее из своей квартиры, – напомнил я.

– Да! Выставил! Но этим наше милое соседство не закончилось. Ее квартира превратилась в притон. Каждую ночь оттуда доносились громкая музыка, вопли, хохот и топот. Мне приходилось затыкать уши ватой, чтобы уснуть. Кюлли пила валокордин и валерьянку. К Яне круглые сутки ходили какие-то мерзкие личности. Мне кажется, что в ее квартире собирались самые безнравственные личности Побережья.

Профессор покосился на меня. Ему очень хотелось, чтобы эти слова впечатлили и даже шокировали меня. По идее, это должно было случиться. Откровения профессора по всем законам логики должны были ранить меня, как ножом. И мне следовало покраснеть, беспомощно возразить, что-де быть такого не может, остановить машину, начать бесноваться, ругаться, бить кулаками по рулю. Но, повторюсь, я не мог воткнуть в нарисованную профессором картину образ Яны и потому соотносил все сказанное с некой неизвестной и потому малоинтересной мне девушкой.

– Не обижайся на мою прямоту, Кирилл, – продолжил профессор и, полагая, что я нуждаюсь в сочувствии, по-отечески похлопал меня по плечу. – Я вовсе не хотел умалить твоих достоинств, но твой сыск зашел в тупик потому, что ты совсем не знаешь Яну. Ты искал центр зла среди сотрудников и членов клуба. А он оказался в душе девицы, которая видится тебе милой и доброй… Послушай меня, старого воробья: не ищи ты с ней встречи, выкинь ее из головы, не позорься!

– Вы ее боитесь? – спросил я.

– Что ты! – воскликнул профессор и замахал руками. – Она беспокоит меня в той же степени, что и мелкая злая собачонка, которая норовит укусить. Но все-таки я вынужден был вывезти эту забияку на задворки, как поступали в старой России с проститутками. Она попалась на крючок, когда мой водитель предложил ей дешевое жилье в Мадриде. Он увез ее на перевал, в глухую деревню. До тех пор, пока мы отсюда не улетим, за ней будет присматривать надежный парень. А потом пусть Яночка кусает локти от злости и зарабатывает на обратный билет своим ремеслом… Ну как, я хоть немного тебя убедил?