Шахматист
Шрифт:
Мы вышли из участка и сели в мой прекрасный автомобиль. Макс захватил несколько разных отчётов, постановление и рапорт. Разумеется, нам нужно было осмотреть квартиры жертв, чтобы понять, всё ли там в порядке. Может быть, убийца оставил нам подсказки в самом неоднозначном месте? Мне нужно было поговорить с родителями Ботковой. Честно говоря, я не знал, что сказать. Ни один родитель не поверил бы мне, что их дочка может быть таким человеком. Хорошо, что мне не пришлось сообщать им о смерти дочери.
Погода была прекрасная. на
— Так, ну я пошёл. До встречи в участке. Спасибо, что подвёз, — поблагодарил Макс, выходя из машины.
Он подошёл к домофону, набрал номер квартиры, что-то там пробубнил в ответ на женский голос и зашёл в подъезд. Я же перестроил навигатор на пригород и направился в путь.
Проезжая по шоссе, я радовался каждый птичке, которая пролетала мимо дороги. Всё было прекрасно. Ведь в этот раз информации намного больше, нежели в предыдущий.
Родители девушки жили далековато. Мне пришлось проехать 120 километров от города. Поселок производил удручающее впечатление: старые домики, полуразрушенная дорога из щебня и гальки, куча дворовых собак и ни одного ласкового взгляда в мою сторону. Очевидно, приезжих здесь не любили, особенно когда они с погонами.
Я остановился возле дома Ботковых. Меня встретила женщина довольно преклонного возраста с убитым горем лицом. Это была мать Марии. Следом за ней вышел мужчина. Я поздоровался, показал удостоверение и выполнил ещё кучу ненужных формальностей. Меня впустили в дом.
Я уселся на диван и взял блокнот, чтобы записать всё в деталях и ничего не забыть, я начал рассказывать с малого. Про то, что пока ничего не известно, что нашли некоторые улики и что, скорее всего, мы его найдем, если узнаем побольше о Марии.
— Что мы можем сказать про Машеньку? Мы ничего о ней не знаем с тех пор, как она уехала. Посёлок-то у нас маленький, невзрачный, вот она и не вспоминает. Писала порой, приезжала, — хлюпая носом, говорила мать, подавая мне чашку чая.
— На машине приезжала? — спросил я.
— Да нет, на автобусе. Откуда же у неё машина? — продолжил за неё отец.
— Подождите, то есть вы о машине Марии ничего не знали? У неё с декабря прошлого года появился автомобиль. на котором, по словам соседей, она регулярно возвращалась домой, — пояснил я.
— Как же это так? — произнесла мать. — Неужели она ничего нам не сказала?
— Ну, конечно. Чтобы был повод не приезжать, — проворчал отец.
— Я так не думаю. Возможно, у неё были
— Нет, конечно. Она до сих пор брала у нас деньги на обучение, — произнёс мужчина.
— Много вы денег давали? — докапывался я.
— Пятнадцать тясяч в месяц. Она же на коммерции… была, — сказал он.
— «Да», — подумал я, — «на такие деньги она бы точно себе машину не купила, и уж тем более не смогла бы оплатить квартиру. Значит, наша красотка нашла золотую жилу, причём нелегальную».
— Хорошо, я вас понял. А как насчёт тех дел, в которых она участвовала в качестве свидетеля? Вы что-нибудь о них знаете? — расспрашивал я, судорожно записывая в блокнот.
— Что я могу сказать, — строго начал отец, — Маша — девка недалёкая, вот и лезла туда, куда не надо, — просторечно ответили мне.
— Но вам не кажется странным что за два года она поучаствовала в трёх разных делах? Причем её показания везде были очень значимыми, ещё и статьи не самого лёгкого характера. — спросил я, поглядывая в телефон.
— Знаю. Свет, иди к себе, мы со следователем сами поговорим, — обратился мужчина к жене.
Мама Марии вышла из комнаты, утирая слёзы и бурча под нос что-то наподобие: «Ну как же так, Машенька?!». Отец плотно закрыл дверь и, задернув шторы, продолжил:
— Знаю я, чем она занималась. Не одобрял и сейчас не одобряю. Вот за это её и наказали. Первое дело, в котором Маша участвовала, было о мошенничестве. Рассматривали пункт 1: хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество путём обмана или злоупотребление доверием.
Я удивился хорошим знаниям мужчины статей Уголовного кодекса и одновременно насторожился. Видимо, он был очень образован.
— Да, об этом я знаю, — подтвердил я.
— Сосед наш устроил её к себе работать. Но Машке всё время всё не нравилось. Ей казалось, что он к ней придирается. Ну, Семёныч, как мой лучший друг, имел ключи от нашего дома, потому что часто кормил нашу кошку, когда мы уезжали.
Пушистая кошачья морда появилась на подоконнике и, внимательно обнюхав меня, улеглась в ногах хозяина. Тот же, в ответ почесав кошку за ухом, продолжил:
— Ну и как-то у нас дом обчистили. Мы тогда на море ездили. Ни денег не оставили, ни телевизора, ни техники — ничего, в общем. Ну, мы в полицию и подали. А Машка нам говорит, что видела Семёныча той ночью. Что он к нам домой заходил, а она как раз хотела заехать. Вот только у подружки осталась. Таней зовут, можете съездить. Через три дома отсюда. Ну, мы на него в суд и подали. Маша свидетелем выступала. Семёныча посадили на два года. Но потом за хорошее поведение исправительные работы прописали и выпустили. Он мне доказывал, что его дома вообще в тот день не было. Но никто подтвердить не смог. Он же один живет, да и общаюсь с ним только я.