Шахматная партия
Шрифт:
И такой знакомый и желанный запах молока проник ей в нос: все голоса стихли, и мир перестал существовать. Единственное, что имело значение – это сердцебиение матери и тонкая струйка драгоценной жидкости, которая, не дожидаясь, скатывалась по налитой груди в поисках маленького чуда, для которого она предназначалась.
Мягкая и бархатистая кожа, на которой так уютно лежать, и эти нежные руки, которые так ласково обнимают, создавая колыбель. Тук-тук… тук-тук… такой спокойный и умиротворённый звук, такой родной… и большая, наполненная молоком грудь… остальное не важно. Это самый ценный момент единения ребёнка с матерью. Только он имеет значение, даёт стабильную нить отношений. И пусть весь мир подождёт.
«Ева…» – внезапно пронеслось в голове, как дыхание ветра. – «Ева!» – более настойчиво врезалась эта мысль, пока малышка причмокивала, поглощая молоко.
– Ева, – прошептала женщина, как будто выдохнула это имя.
Чистая слеза счастья медленно покатилась по её щеке, но высохла, не успев упасть. Такие крохотные
Яхве стоял у раскрытого окна, которое выходило в сад. Ранняя осень коснулась его детища, окрасив деревья в различные оттенки: от жёлтого до ярко-красного. Трава начинала желтеть, готовясь ко сну. А яблони клонились к земле от тяжёлых наливных плодов. Он прекрасно чувствовал, как темнота подкрадывается к нему со спины. Запахи гнили и серы заполняли всё пространство вокруг него. Нет он не чувствовал ни страха, ни призрения… только любовь, которую может испытывать отец к своему пусть и не путевому, но сыну.
– Здравствуй! Па-па! – послышалось за его спиной. – Рад снова видеть тебя в полном здравии! – не без доли ехидства, произнёс Люцифер.
Он выглядел так, словно цвёл в лучшей оранжерее мира под чутким руководством лучших ботаников, питаясь лучшими удобрениями. Доцвёл до самого благородного возраста, тридцати пяти и остановился. Замер, с миллионами женских сердец, которые покорял одним только своим видом, не говоря уже о многовековом опыте общения, и при всех его знаниях, он был просто неотразим. Если бы он имел возможность, спуститься на землю воплоти, то погубил бы многих своим безупречным видом и сексуальной притягательностью, разрыв сердца им был бы обеспечен, а ему даже не пришлось бы прилагать к этому никаких усилий. Его нереально синего цвета глаза могли поглотить все, что попадало в поле зрения. Их очерчивали пышные черные ресницы, благодаря которым взгляд становился ещё более манящим. Густые черные брови правильной формы, словно два крыла ворона, довершали этот томный и в тоже время безразличный ко всему взор охотника. Любой женщине захотелось бы вместо арктического холода наполнить его взгляд желанием, чтобы он начал плавиться, как лёд на горячем теле. Его прямой аккуратный нос переходил в явно выделенную бороздку, которая втекала в узкую верхнюю губу, с немного приподнятым уголком. Верхняя губа ложилась на чуть припухлую нижнюю и призывала коснуться этого произведения искусств. Высокие скулы и слегка угловатый подбородок с небольшой ямочкой покрывала брутальная щетина, которая плавно переходила в немного удлинённые, с живым блеском, черные волосы, отдающие синевой. Он был одним из лучших творений своего отца. Может, именно это и погубило его, отдалив от отца и дома. Он был дьявольски красив и обольстителен, на то он и дьявол.
– И тебе здравия, сын мой! – со вздохом ответил Яхве, но не повернулся. – Я ждал тебя, – нотки обречённости колыхались в его интонации.
Не нужно было задавать никаких вопросов. Не нужно было ничего объяснять. Они оба знали причину появления Люцифера в доме. Это безмолвное понимание тяготило обоих. Какого это всегда знать истинную причину и не иметь ни одного процента сомнения, когда так хочется сомневаться, хоть иногда? Сомневаться, когда тебе, так не нравится то, что ты чётко понимаешь. Как это забавно – наблюдать за человеком, который из кожи вон лезет, чтобы узнать своё будущее, знать все, что ему начерчено судьбой… и даже не задумывается над тем, что он будет делать со всем этим знанием? Что станет с ним, когда он перешагнёт эту заветную грань знаний? Только не многие знали, какую цену они платят, находясь за этой гранью. Да, он всемогущ, но при всём этом беспомощен, что касается главного в человеке. Эмоции, ощущения – всё это, он мог только прочувствовать лишь через своих детей. Только они, могли подарить ему все грани эмоций и ощущений. Именно этим, они были связаны друг с другом навсегда. Разве мог он наказывать своих детей за весь спектр чувств, который они ему дарили?
Первым это невыносимое молчание нарушил Люцифер:
– Как-то не спокойно стало в моем царствии. Мои маленькие демоны беспокоятся… Кому, как ни тебе знать, что каждому отцу хочется справедливости для своих детей? – не дожидаясь ответа отца, он продолжил, немного повысив голос: – Равновесие нарушено, Отец! Я так понимаю, что одна из твоих старых и гадких душонок спустилась на землю!?
Яхве так и не повернулся, он чувствовал, как его сын бушевал от ревности. Ему было больно, в этот момент, так же, как и его сыну, ведь он любил его так же, как и остальных своих детей. Он был его самым старшим сыном. Но выбор был сделан очень давно и они остались по разные стороны баррикад. Так же, как и во многих человеческих семьях, дети делали свой выбор и отрывались от родителей, следуя своей дорогой, не зависимо от того насколько их выбор устраивал родителей. Столько злости и яда было брошено ему в спину, но он был выше всего этого, ведь он был Создателем, который
– О нет, Отец! Это что, жалость!? Не могу понять, – он попытался приглядеться повнимательней. – Это что? Жалость в твоих глазах? О чем ты сожалеешь? О том, что твой сын такой? А может, ты сожалеешь, что выгнал меня однажды из своего дома небесного!?
На этих словах Яхве поднял руку в многозначительном жесте, заставив его замолчать, и остановив поток ненависти Люцифера. Его большая ладонь была направлена на сына, ограждая его от язвительных слов. Непонимание. Огромная пропасть непонимания пролегла между ними, вот уже много тысячелетий назад.
– Я никогда не изгонял тебя, мальчик мой! Ты был, есть и навсегда останешься моим сыном. И моя любовь к тебе никогда не иссякнет. Но ты сделал свой выбор, и остаёшься верен ему. Это твоё право, и я не могу с ним спорить. Так что, давай не будем больше поднимать эту тему. Мне очень жаль, что тебе не суждено познать это великое чувство – «Любовь». Но я не могу ничего с этим поделать. Именно поэтому ты не можешь прочитать и понять, что таят мои глаза. Я бы многое отдал, чтобы иметь возможность поделиться с тобой этим чувством. Но, увы!
После этих слов Люцифер заскрипел зубами, его скулы заходили ходуном, потому что не мог ничем парировать на это. Он проскулил так, как сторожевой пёс на цепи, которого покидает хозяин, и он чувствует, что больше никогда его не увидит.
– О, Да! Всепоглощающая… любовь! – прыснул своей желчью, не выдержав, Люцифер. – Безусловная и… что там ещё я подзабыл!? Наслышан, наслышан, но нет, спасибо, не хочу. Все эти слюни … – Люцифера передёрнуло так, как если бы человеку предложили суп из червей. – Ладно, давай перейдём к делам нашим насущным. Надоели все эти прелюдии, ты мне ещё чашечку кофе предложи и совет какой-нибудь отцовский, дай, па-па! – необузданный смех Люцифера разнёсся по всему царствию Божиему и закончился раскатом грома. – Ты сам знаешь, что раз одна из твоих… этих… появилась на земле, то равновесие добра и зла нарушено и для того, что бы возобновить его, у меня есть право спустить с цепей одного из моих демонов ночи, – потирая руки, с ухмылкой на лице произнёс он. – Думаю, есть у меня на примете один любимчик, Асмодей его имя. Демон великих страстей, похоти и семейных неурядиц. МММ… как я его обожаю, думаю, он составит прекрасную пару твоей дочери. Как думаешь, сколько ему понадобится времени, чтобы соблазнить её и преподнести мне на блюде, приправленной? – облизнулся он. – Надеюсь, твоя дочь будет достойна своего отца, а то я не люблю играться с дурнушками. Хотя… нет, он только что вернулся… ох, уж эта эпоха – «секс, наркотики и рок-н-ролл» … весело, ты не находишь? – Люцифер посмотрел в упор на своего отца и понял, что его речь не нашла отклика в собеседнике. Ни один мускул не дрогнул на лице Яхве, только еле уловимая улыбка касалась его губ. Мысли Люцифера закружили бешеный хоровод, перебивая одна другую. Скука уже давно поселилась в его слишком долгой жизни. И даже пытки новеньких душ уже не так трогали его, как раньше. Хотелось настоящей и стоящей битвы. И тут, в его голову, пришла одна замечательная идея, как ему показалось. – Я предлагаю тебе партию… партию в шахматы. Я был бы не против, провести немного времени в приятном и достойном, моего внимания, обществе. Выиграю я – утащу её к себе в ад, будешь навещать её по праздникам, – усмехнулся он. – Если же выиграешь ты – оставлю её в покое, на эту жизнь. Соглашайся, одна душа против миллионов твоих созданий. Думаю, она любит совершать самопожертвования и поддержала бы тебя в выборе. Давай! Соглашайся, уверяю тебя, будет весело! – не унимался Люцифер.
– Я согласен, – услышал он два заветных и долгожданных слова.
Яхве понимал, что это будет жестокая битва и в первую очередь она будет жестока по отношению к Еве. Но он знал, что будь у неё выбор, она приняла бы точно такое же решение, как и её отец. Она не задумываясь, отдала бы свою жизнь, взамен на миллионы других. Он дал себе слово, что постарается бить ходы сына так, чтобы смягчать жестокие удары Люцифера. Он прекрасно понимал, что Люцифер постарается превратить жизнь Евы в ад на земле, получая от этого несоизмеримое ни с чем удовольствие. И только в его силах было сделать так, чтобы она вышла достойно из этой партии. Единственным его условием было, не бить по самой Еве.