Шахматный порядок
Шрифт:
Ал с яростью посмотрел на брата. Чайная чашка Джеймса внезапно взорвалась, брызги разлетелись по всей кухне. Сам он едва успел отпрыгнуть от стола. Ал застыл на стуле, стиснув пальцами запястье левой руки и тяжело дыша. Мать убрала осколки, взмахнув палочкой.
— Успокойся, Ал, — резко сказала она.
Альбус перестал сжимать запястье, но было видно, что он нисколько не успокоился. Кипя от негодования, он забился к спинке стула. Джеймс хихикнул. Мать с грозным видом вручила ему другую чашку.
— Извини, — пробормотал Альбус, чтобы прервать молчание. — Меня немного занесло.
—
— Правильно. Все змееныши как каменные, — фыркнул старший брат. — Мы идем?
Альбус посмотрел в окно, где летнее утро вступало в свои права. Зеленая трава на аккуратно подстриженных газонах радостно поднималась навстречу лучам. Вдали виднелись силуэты старой церкви из резного камня. Укрывшиеся в листочках капли небольшого летнего дождя начали искриться, даря воздуху свой перламутр.
— Ты — точно нет, — строго посмотрела мать на Джеймса. — Ты, Ал, пойдешь с Тедди, я договорилась с ним. А я немного побуду дома. Странно: раньше мне было не сложно мыть посуду маггловским способом, но в последнее время я после этого неважно себя чувствую.
— Ты была у доктора? — обеспокоено спросил Альбус. Джеймс, тем временем, набросил джинсовую куртку и побежал во двор.
Мать только махнула рукой:
— Не всё так плохо. Да и не доверю я свою жизнь какому-то маггловскому шарлатану, который даже не подозревает о существовании волшебной палочки.
Альбус не улыбнулся. Он всегда чувствовал, когда люди лгут, и сейчас мама точно врала. Всё обстояло не так уж хорошо, и Альбусу ужасно захотелось направить в мать ее собственную палочку, чтобы заставить ее пойти к доктору. Мать в юности была спортсменкой, и Ал помнил ее другой — веселой, подтянутой и задорной. Она, несмотря на свои тридцать шесть лет и легкие морщины, еще оставалась подтянутой и стройной, однако в последнее время стала часто уставать и присаживаться, что беспокоило Ала.
* * *
Младшие Поттеры почти не знали отца. Вернее, отец, конечно, был — Гарри Джеймс Поттер, глава аврората и герой Второй магической войны. Но он всегда был чем-то далёким, как символ с картинки. В те редкие недели, когда Гарри бывал дома, он приходил за полночь и уходил рано утром, когда дети спали. В выходные он спрашивал, как у них дела, а потом снова убегал по срочным вызовам. Альбус помнил, что рано утром они часто ругались с матерью то из-за огневиски, то из-за денег, то из-за какой-то Элизабет, хотя чем она виновата, мальчик не мог понять. Помнил только предутреннюю духоту и жаркое одеяло от гудящего камина, да устойчивое нежелание вставать. Мать после этого обычно будила их с Джеймсом словами: «Ты, должно быть, собрался спать до обеда?» Потом эта обязанность перешла к Кричеру, в которого сонный Джеймс кидался подушкой.
Альбус еще помнил то время, когда отец несколько лет не жил с ними. В те годы он иногда по выходным брал с собой Ала, и они аппарировали куда-то на север в заснеженный парк. На свисающие ветви елей, осыпая с них иней, садились дятлы, гулко стуча о ствол. Они шли через тот лес, и отец рассказывал ему истории из своей жизни. Неподалёку зажигались огни. Спускался вечер. Деревья становились меньше и реже. Парк заканчивался,
Как-то раз они во время прогулки зашли на старое кладбище. Альбус хорошо помнил мокрую метель с дождем, которая укрывала мраморные плиты. Таящий снег словно плакал, падая на неглубокие каменные чаши. Отец говорил, что здесь лежат знаменитые волшебники, а он рассматривал надписи, силясь понять, что значит лежать в вечной тишине под землей. Нет… Не получалось… Зато в тот день он ужасно продрог и на обратном пути дал сильный озноб. Ночью Ал температурил, и Кричер поил его чаем с малиновым вареньем. Ал в ту ночь все боялся, не умрет ли он, и не окажется ли под такими же плитами. Он представил, каково это — лежать целую вечность, не думая и не шевелясь, в полной тишине. Нет… Не получается… Живым этого, видимо, не понять. Зато утром Альбус неожиданно проснулся совсем бодрым, хотя и ужасно бледным. «Слава Мерлину — это только упадок сил», — вздохнула мать, дав ему лекарство.
Потом отец вернулся к ним, но тепло в дом так и не возвратилось. Вскоре мать по непонятной для Альбуса причине возненавидела французскую тётю Габриэль, младшую сестру тёти Флёр. Альбус видел ее мельком, и помнил только привезённый ею в подарок пенал с движущимся изображением пирамид и фараона Рамсеса. Альбус тогда думал, что самого главного египетского фараона зовут «фараон Рамсес», и был весьма удивлён, узнав, что Рамзес просто имя — фараон как фараон, не лучше и не хуже других. Зато мать язвительно бросала, что «тётя Габриэль метит в ваши матери», а если она умрет, то та станет их мачехой. Альбус вздрагивал от этих мыслей. Отец морщился, шипя, что нечего придумывать, а мать корила его в отсутствии совести.
Другой случай произошел как-то в сентябре, когда Алу было уже девять лет. Отец тогда пропал на несколько дней, и не подавал о себе никаких известий. Мать, махнув рукой, читала детектив, в котором расследовалась пропажа человека. Маленькая Лили, подсмотрев книгу, подбежала к матери в ночной сорочке и залепетала:
— Мама… А папу не похитили?
— Успокойся. Жив-здоров папа… — насмешливо фыркнула мать. — Кому он сдался-то, прости Господи?
— А вдруг… Его убили… — лепетала испуганная Лили.
— Значит, похороним, — ответила устало мама. — Лучше принеси мне на ночь холодного чая.
Альбус поежился от страха, представив себе в доме гроб и погребальную мишуру. По непонятной причине после того похода на кладбище, он стал ужасно бояться похорон и смерти. Настолько, что даже три ночи не мог спать, прочитав найденную у тети Гермионы книгу о похоронной магии Древнего Египта. Возвращение отца через неделю, якобы съездившего в Париж по срочному вызову, сопровождалось скандалом с упоминанием тети Габриэль. В чем она провинилась, Альбус опять-таки не имел понятия.