Шахматы для одного
Шрифт:
Глава 4.
Столбцы матрицы , входящие в базисный минор,
образуют линейно независимую систему.
Любой столбец матрицы линейно
выражается через остальные столбцы
из базисного минора.
Теорема о базисном миноре
Игры, в которые с нами играет наш ум, кажутся нам безобидными только до тех пор, пока мы думаем, что знаем правила. Частые провалы в памяти Ольга осознавала лишь когда вновь оказывалась в злополучной комнате, и сейчас, стоя посреди нее, она твердо была намерена выяснить, что с ней происходит. Но у ума были другие планы – она вдруг обнаружила себя на пассажирском сидении в такси, и все,
Дни давно стали короче ночей, и к тому моменту, как Ольга добралась до кладбища, темноту уже сгустилась над городом. Черно-синее небо, смотря в которое можно было утонуть, торжественно представляло в своем обрамлении белые светящиеся звезды и желтоватую полную, круглую луну. Свет луны, смешавшийся со светом неба, осветил черные предметы на земле голубым цветом. Ветра не было, словно на это место кто-то сверху опустил прозрачный невидимый колпак, и ничто теперь не шевелилось, никто не двигался – сама жизнь здесь замерла. Один только холод, идущий от самой земли и пробирающий до костей, сновал из стороны в сторону, будто бы тоже искал выход отсюда.
Ольга шла по каменной дорожке к могиле отца, и сама собой ее память рисовала картины детства, когда отец возвращался домой и при встрече хватал ее, подбрасывал к потолку, ловил и обещал больше никуда не уходить и никогда ее не отпускать. Какая великая бесконечность пережитых драгоценных моментов покоится на кладбищах. Однако, еще большее количество зарыто не пережитых моментов, не исполненных планов, которые так и остались мечтами. Отпускать всегда тяжело, привязанность – страшная сила. Говорят, что есть две вещи, которые люди не в силах выбрать сами, – дата рождения и дата смерти. Прибывая в иллюзии контроля своей жизни, мы отнекиваемся, высмеивая подобные факты. Но здесь, около могильных плит и резкого запаха сырой земли, исчезает любая иллюзия, остается лишь горечь несбывшихся надежд. Здесь ты понимаешь, что ничто не принадлежит тебе: мир не принадлежит тебе, жизнь не принадлежит тебе. У тебя нет ничего, кроме сейчас. Так думала Трубецкая, стоя около могилы отца, и на душе у нее было невыносимо тяжело.
Она стояла около могилы отца, когда заметила, что к ней тяжёлой поступью направлялся высокий полноватый пожилой мужчина в черном пальто с поднятым воротником, препятствующим холодным каплям дождя заливаться под рубашку. Когда он приблизился настолько, чтобы она смогла рассмотреть глубокие морщины у лба, нависающего над длинным острым носом, сухие бледно-оранжевые губы, она без труда узнала рериса Фиц -Флаада, хотя он и не был таким апельсиновым, как сын, а скорее бледным, как снег, но рост выдавал в нем эдэлийца. Рерис степенно шел по воде, бегущей по каменной плитке, устремив свой орлиный взор прямо на Ольгу. Издалека он действительно походил на орла, гордого, горного, возвышенного, холодного, но когда подошёл к ней, то расплылся в блаженной улыбке, которая обнажила его ровные белые зубы. Ей вдруг подумалось, что если бы Дэниэл жил 2000 лет, то стал был таким же как рерис.
– Здравствуйте, рерис Фиц-Флаад! Рада с вами познакомиться, – Ольга протянула руку.
Рерис хитро посмотрел на председателя и пожал ее руку, выражая при этом все своё одобрение и восхищение. Он посмотрел на могильную плиту, на которой чёрными изящными буквами было выгравировано имя и годы жизни Петра Алексеевича, затем вернул взгляд на поникшую Ольгу, тяжело выдохнул и начал свой монолог:
– Мой путь на вашу планету занял 100 лет. К тому моменту, как мы с сыном сели в корабль, твой отец только искал свою жену. Он был молод, амбициозен, подавал большие надежды. Откровенно говоря, я всегда считал его удачей для вашей планеты, не только для вас, хранителей. Он справился со своей задачей, вы существенно продвинулись вперед в своем развитии, но совершить революцию предстоит его детям, то есть тебе и,
– Очень знакомые речи. Вы говорите как моя мама, – улыбаясь, заметила Ольга, а помолчав добавило тихо, – и ее подруга.
Рерис стряхнул с головы капли дождя, обошел могилу вокруг, словно искал что-то, и обратился с Ольге, с хитрой, но доброй улыбкой:
– Разумеется, ты можешь позволить помочь тебе справиться с делами, например, сильного и надежного парня, который любит тебя искренне.
Трубецкая вздрогнула и спрятала свое удивление чрезмерной осведомленности рериса об их жизни. Кроме того, ее нисколько это не задевало, она даже испытывала крайнюю нужду в разговоре с человеком, который походил на ее отца.
– Вы сделали ему хорошее предложение, я думаю, он его примет в скором времени. А я не могу оставить свое наследие.
– Наследие, – протянул рерис, раскрывая зонт над головой девушки, – Это ли жизнь в вечном долгу перед всем светом? Или это ценность жизни и ее наполнение, которое приносит радость и покой? Принимать предложение будет можно сразу после того, как мы разрешим вопрос с этой группировкой, как вы их называете здесь? Террористы. Да, именно с ними.
Его манера говорить имела свойства колыбельной матери, речь была распевной, плавной, слегка монотонной, каждое слово подавалось увесисто, с нарочитой значимостью. Взгляд его болотных орлиных глаз был цепкий и благодушный, от него исходило спокойствие, он весь был пропитан умиротворением и теплотой, так что место рядом с рерисом Фиц- Флаадом казалось самым безопасным местом на земле.
Ольга встала ближе к рерису и заговорила быстро, рассеянно:
– Это представляется мне очень сложной задачей. Я не представляю, что делать. Так много зависит…
– О, вижу, – вздохнул рерис, обнимая Трубецкую, – мой сын напугал тебя своим рассказом. Он ведь уже сказал тебе, почему мы прилетели к твоему отцу.
– Да, и мне страшно от осознания того, что скрывается за звездами.
– Не надо бояться. Мы обязательно поговорим с тобой об этом, но не под проливным дождем, – с этими словами рерис повернул замерзшую девушку в сторону ждущего ее такси.
– Может быть, вы присоединитесь к нам за ужином сегодня? – поставив одну ногу в машину, спросила Ольга, – Будет вся семья.
– И братья Дэйли? – уточнил рерис, улыбаясь.
– Вся семья, – кивнула она.
– С удовольствием, госпожа председатель. Увидимся вечером, – попрощался рерис и закрыл дверь автомобиля.
Такси мчалось по улицам города, разбрызгивая текущую по асфальту воду на прохожих и проезжающих мимо машин. Крупные капли дождя ударялись о стекла и сбегали вниз одним стройным прозрачным потоком.
Ольга вернулась домой, когда ливень уже закончился, остался только приятный запах свежести и окутывающий в свои холодные одеяла легкий осенний морозец. На пороге дома ее ждал Цхавребов, он стоял с тремя пышными розовыми розами в руках и шептал какие-то слова. Он подошел к ней, стеснительный и смущенный, словно мальчишка на первом свидании, протянул цветы и сказал:
– Мне показалось, что я вел себя неправильно в нашу предыдущую встречу.
Ольга расплылась в улыбке, но быстро ее скрыла и забрала цветы. Видеть вечно беспечную и равнодушную натуру Артура столь заинтересованной и несколько ранимой было одновременно приятно и странно. На его лице отражались чувства, которые раньше ему были неизвестны, боль потери и страх перед будущим – то, что их сейчас объединяло. Предчувствую долгий и откровенный разговор, Ольга позвала Артура в беседку, построенную Петром Алексеевичем для летних семейных ужинов.