Шахматы из слоновой кости
Шрифт:
Всякий раз, приезжая в Таштагол, Дубынин просит администратора гостиницы поселить его в комнате, из окна которой видна была бы шахта. И каждое утро, еще не умывшись, он спешит к окну, чтобы бросить короткий взгляд на верхнюю площадку копра.
Вообще-то говоря, ему и без того прекрасно известно, что шахта живет, дышит – не может не дышать! – однако лишь увидев мелькающие спицы, он обретает душевное равновесие. Такое стало потребностью, непроизвольным, подсознательным ритуалом.
В это утро он подошел к окну с особым чувством. Сегодня будет решаться судьба новой технологии, и еще никто не
Нет, за один день, естественно, ничего не решится, для проведения эксперимента шахта отдана им во власть на целый месяц – с первого по тридцатое апреля, – но уже сегодня с достаточной отчетливостью выявится, оправданной ли была их дерзость, не чересчур ли много на себя взяли.
И то сказать: если до этого выполнение плана добычи руды по шахте – суточного, месячного, квартального, годового – обеспечивалось двадцатью (двадцатью!) блоками, то на апрель решено оставить один (один!), закрыв остальные девятнадцать. И этот один, опираясь на новую технологию, должен обеспечить программу всей шахты. То есть выдать в двадцать раз больше руды, чем добывалось в нем, в этом блоке, до этого.
Закрыты девятнадцать блоков, ушли из них горняки – кого перевели на этот месяц в строительные бригады, кому предоставили отпуска, – даже здесь, в оставшемся блоке, новая технология тоже «предоставила отпуска» большой группе горняков: коренной пересмотр одной из главных операций позволяет высвободить 108 человек.
Мелькают спицы, крутятся колеса, челночит послушный их воле скип: вниз-вверх, вдох-выдох. Спокойное, выверенное годами дыхание. Дыхание, обеспеченное круглосуточной вахтой двадцати блоков. С сегодняшнего дня остается один. А что, если?..
Это «А что, если…» – первая реакция на их предложение поставить эксперимент. Естественно, они подкрепили свое предложение соответствующими расчетами, и все же им задали вопрос: понимают ли, что в случае провала посадят на голодный паек кузнецкие домны?
Собственно говоря, вопрос этот не был для них неожиданностью: сами сто раз задавали его себе. И пришли к сегодняшнему апрелю, все на десять рядов опробовав и проверив. Конечно, на время проверки они не закрывали, как намеревались поступить теперь, большей части блоков -проверка велась в обычной для шахты рабочей обстановке, но все делалось с максимальным приближением к условиям сегодняшнего эксперимента. Только одно дело – опробование и проверка вчерне, для себя, и совсем другое, когда начинаются решающие испытания в присутствии строгой экзаменационной комиссии.
Правда, официально никто этих людей комиссией не именует, но…
Подумав об этом, он невольно вспомнил, как несколько дней назад ему в институт позвонил из Новокузнецка Коваленко. В общем-то, они перезванивались едва ли не каждый день: Виктор Андреевич – главный инженер горнорудного управления, в ведении которого и Таштагол и все другие рудники Горной Шории. Поговорить у них всегда есть о чем. Однако на этот раз Коваленко звонил не как должностное лицо, а как один из создателей новой технологии, один из соавторов Дубынина.
–
Дубынин в тон ему по-будничному же спросил:
– На месяц?
– На месяц, как мы и просили. С первого апреля.
– А что сказали?
– Они верят в нас.
– Если можно, подробности, Виктор Андреевич?
– А какие подробности? Никаких подробностей.
Но подробности, оказалось, все же были. Давая разрешение перевести на месяц в порядке эксперимента Таштагольскую шахту на работу по новой технологии, Министерство черной металлургии СССР оговорило: эксперимент должен проводиться в присутствии директоров или главных инженеров сибирских, уральских, среднеазиатских рудников. Естественно, они съедутся не на весь месяц, но с неделю пробудут.
– Этакую комиссию создают? – сорвался с будничного тона Дубынин. – А вы говорите – верят!
– Никакая это не комиссия, – остудил Коваленко. – Просто в Министерстве считают, что опыт Таштагола достоин того, чтобы его тут же начали перенимать.
– Ну, если так…
После этого они все так же по-будничному согласовали, когда съедутся в Таштаголе, обсудили новосибирскую и новокузнецкую сводки погоды и дружески буркнули друг другу:
– До встречи!
Но, положив тогда трубку, Дубынин сбросил с себя маску будничности и так грохнул обоими кулаками по столу, что дзенькнули оконные стекла.
– Разрешили!..
Долгим был путь к этому рубежу, к этому апрелю: семнадцать лет! Семнадцать лет поисков, где всем находкам хватило бы места на ладони, а разочарований не утолкать и в грузовик, семнадцать лет борьбы с сомнениями – своими и чужими, с противодействием – вольным и невольным, с устоявшимися представлениями, с инерцией и инертностью, семнадцать лет, обросших, как репьями, недоброжелателями и одновременно подаривших убежденных сторонников, единомышленников, последователей, друзей…
Тогда, семнадцать лет назад, формируя в Таштаголе первую совместную научно-производственную группу, он, конечно же, не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что такая форма оправдает себя. Не было стопроцентной надежды. И тем более не возлагали на группу особых надежд горняки. Даже после того, как она начала действовать – в первый год работы,- еще хватало косых взглядов. Да и сам ее руководитель Карл Адольфович Кристин, здешний горный инженер, не раз жаловался Дубинину:
– Вроде и без дела не сидим, а сделанного не видно.
Эта убийственная формула с особой силой утвердилась в сознании таштагольских плановиков и финансистов. Начальник планового отдела Смирнов не раз заявлял во всеуслышание:
– Чистые нахлебники эти исследователи: триста пятьдесят тысяч рублей за год спустили, а пощупать нечего!
Трудно сказать, как бы все повернулось, если бы не самая энергичная поддержка тогдашнего директора рудника Дегтярева. Семен Иванович, как никто другой, понимал значение проводимой работы. И именно от него исходил совет – сесть за арифмометр и прикинуть-прибросить в рублях-копейках, какие выгоды извлек рудник, воспользовавшись рекомендациями исследовательской группы. Дубынин произвел подсчет и оказалось: каждый рубль затрат обернулся сторублевой прибылью.