Шахнаме. Том 1

Фирдоуси Абулькасим

[СЕМЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ РОСТЕМА] [351]

[Приключение первое]

[Битва Рехша со львом]

Так витязь Нимруза расстался с отцом, С прославленным в мире могучим бойцом. Ночь темную всадник за день почитал, — ¹¹⁶⁰⁰ За сутки двухсуточный путь пролетал, Скача неустанно на Рехше своем И чёрною ночью и солнечным днем. Ростема томил уже голод. Вдали Он стадо онагров увидел в пыли. Сжал Рехшу бока в нетерпеньи седок, Онагра он травит и тот изнемог. Аркан, резвый Рехш и Ростем-исполин — Спастись не сумел бы тут зверь ни один. — Метнул свой невиданно-длинный аркан ¹¹⁶¹⁰ И тотчас онагра поймал великан. Вот искру стрелой своей высек Ростем, Из сучьев костер распалил и затем, Добычу добив и зажарив в золе, Уселся один пировать на земле. Ел мясо, откидывал кости: ни стол Ему тут не надобен был, ни котел. Усталого Рехша Ростем расседлал, Свободно пастись резвоногому дал, И в чаще уснул: мирным кровом он счел ¹¹⁶²⁰ Обитель опасностей, логово зол. Скрывался в тех зарослях лев: никогда И слон не посмел бы забраться туда. Во мраке полночном к берлоге своей Вернулся лютейший из лютых зверей. И видит: спит витязь, подобный слону. К стерегшему богатыря скакуну Лев ринулся: раньше схвачу, мол, коня, А там и седок не уйдет от меня. На Рехша напал, но сверкающий конь, ¹¹⁶³⁰ Весь вспыхнув от ярости, будто огонь, Ногами передними зверя сразил И в спину сраженному зубы вонзил. Сломил он свирепого рассвирепев, Был в клочья растерзан поверженный лев. Ростем сильнорукий, проснувшись едва, Близ Рехша увидел убитого льва И молвил: «О Рехш безрассудный, почто Ты бился со львом? Как решился на то? Когда бы тебя одолел он в бою, ¹¹⁶⁴⁰ То шлем боевой и кольчугу мою, Тяжелую палицу, лук и аркан Как пеший понес бы я в Мазендеран? Очнулся б я раньше от сладостных грез — Сражаться б со зверем тебе не пришлось». Зевнул, и уснул, и проснулся с зарей Боец именитый, могучий герой. Лишь солнце взошло из-за горных вершин, Пресытился сном молодой исполин. Скребницею вычистил Рехша, взнуздал, ¹¹⁶⁵⁰ Хвалу всеблагому Йездану воздал.

351

В оригинале хафт х[в]ан, что можно было бы перевести «семь привалов Ростема». Обычно переводится «семь подвигов», но, как видно, не все «приключения» — подвиги лично Ростема: «герой» первого —Рехш, эпизод с колдуньей — не подвиг и т. д. Подвиги Ростема во многом совпадают с семью подвигами другого любимого героя народных сказаний — Исфендиара. Можно предположить, что цикл подвигов Ростема — повторный.

[Приключение второе]

[Ростем находит источник]

Дорогу он видит и мчится вперед, Не ведая, что на пути его ждет. Безводная степь, изнуряющий зной — Испечься тут впору и птице степной. Сжигают пустыню потоки лучей, Сказал бы ты, стелется пламя по ней. От зноя и жажды скакун изнемог, И вымолвить слова не может седок. С коня соскочил и, как будто в бреду, ¹¹⁶⁶⁰ Бредет и шатается он на ходу. В зыбучих песках ни тропы, ни пути; Он видит — спасенья нигде не найти И молит: «О правый, святой Судия! Взываю к Тебе, Избавителю, я. Коль труд мой усердный угоден Тебе, Я счастьем великим обязан судьбе. Я к цели, все силы собрав, устремлюсь, Чтоб смерти избег венценосный Кавус, Чтоб витязи наши из вражьих когтей ¹¹⁶⁷⁰ Ушли невредимы по воле Твоей. Ты грешникам бедным грехи отпусти, Рабов твоих, кару понесших, прости!» Так молвил и рухнул на землю в тоске Могучий герой. На горячем песке, С запекшимся ртом, неподвижен и нем, Лежит, изнывая от жажды, Ростем. Вдруг мимо лишенного сил смельчака Косуля промчалась, стройна и легка. Объят изумленьем, подумал герой: ¹¹⁶⁸⁰ «Ужели поблизости есть водопой? Нет, это должно быть всевышний Творец Мне милость Свою ниспослал, наконец». Все силы, на меч опершись, он собрал, По воле йездановой на ноги встал. Бредет за косулей, одною рукой Сжимая свой меч, а поводья — другой. Вдруг в сердце пустыни сверкнула вода, Косуля свой бег устремила туда. Могучий, глаза к небесам обратив, ¹¹⁶⁹⁰ Промолвил: «О Ты, что велик и правдив! Косули уже у ручья не видать, Твой промысел это, Твоя благодать». Под бременем тяжким кручин и забот Йездану молись, Он твой верный оплот. А кто от Владыки, создавшего свет, Душой отвратится, в том разума нет. Живительной влаги Ростем напился И молвил: «Косуля моя! Небеса Тебя да хранят от безжалостных псов ¹¹⁷⁰⁰ Пасись средь зеленых лугов и лесов! Стрелок, что мишенью тебя изберет, Пусть лук изломает, с досады умрет! Тобой богатырь слонотелый спасен, А ждал уже смертного савана он. Его не вмещала драконова пасть, А в зубы шакалу пришлось бы попасть. И весть полетела бы к недругам всем, Что в клочья растерзан воитель Ростем». Как только его отзвучала хвала, ¹¹⁷¹⁰ Избавил он Рехша от ноши седла, Омыл ему тело прозрачной водой, И

тот засиял, словно луч золотой. Коня напоив и наполнив колчан, Охотиться вышел боец-великан; Онагра, большого, как слон, повалил, Сняв кожу, на части его разделил, И жаркий, как солнце, костер он разжег, И тушу обмыл и на углях испек. Уселся и всласть пировать принялся, ¹¹⁷²⁰ Отламывать кости, жевать принялся. Затем из ключа напился он опять, И тут захотелось Могучему спать. Горячему Рехшу промолвил Ростем: «Ни с кем не дерись, не дружись ты ни с кем. Коль явится недруг, меня разбуди, Один против дивов и львов не ходи». Замолк и уснул богатырь у огня, Пастись до рассвета оставив коня.

[Приключение третье]

[Битва Ростема с драконом]

Средь ночи примчался свирепый дракон, ¹¹⁷³⁰ Которого мог устрашиться и слон. Он в зарослях этих давно обитал, Такого и див бы тревожить не стал. Глядит: богатырь, что сильнее слона, Уснул, расседлав своего скакуна. Дракон изумленьем невольным объят: Кто счел безопасным убежищем ад? В пустыни и в дебри той страшной страны Еще не вторгались ни львы ни слоны. А кто приходил, забывая про страх, ¹¹⁷⁴⁰ Тот смерть находил у дракона в тисках. Змей к Рехшу летит, изрыгая огонь, И тотчас к хозяину кинулся конь, Бьет в землю копытом и машет хвостом, Разносится ржанье его, словно гром. Могучий проснулся от мирного сна, В нем яростью лютой душа зажжена. Внимательно все оглядел он вокруг, Но чудище лютое сгинуло вдруг. Стал витязь рассерженный Рехша бранить — ¹¹⁷⁵⁰ «Как смел понапрасну меня разбудить!» Улегся, но лишь одолел его сон, Опять появился из мрака дракон. Конь снова к Ростему летит впопыхах, И ржет, и копытами роет он прах. И снова вскочил пробужденный смельчак. От гнева лицо запылало, как мак; Вокруг осмотрелся, но тьма лишь одна Его обступала, глуха и черна. Он зоркому, верному крикнул коню: ¹¹⁷⁶⁰ «С чего это ночь приравнял ты ко дню! Что гонишь ты сон от очей моих прочь! Иль бодрствовать мне ты прикажешь всю ночь? Коль снова подобный поднимешь ты гром, Тебя обезглавлю я острым мечом, В доспехах и с тяжкою палицей сам Я пеший пойду по полям и лесам. Сказал я: увидишь ты зверя — тотчас Его сокрушу я, на зов твой примчась. Сказал: понапрасну меня не буди, ¹¹⁷⁷⁰ Вдали моего пробуждения жди!» И вновь умолкает он, скованный сном. А панцирь из шкур даже ночью на нем [352] . Вновь видит дракона свирепого конь: Из пасти разинутой пышет огонь. Рехш кинулся в бегство, но богатыря Не тронул, боясь разбудить его зря. Что делать, не знал он, вдвойне устрашен: Коню и Ростем угрожал и дракон. Но все ж господина любя, не стерпел,  ¹¹⁷⁸⁰ К уснувшему вовремя он подоспел. Прах роет копытом, и ржет, и храпит, Земля затрещала от мощных копыт. Ростем, пробудившись от сладкого сна, Хотел уже ринуться на скакуна. Но змея, по воле Творца, на сей раз Не скрыла земля от ростемовых глаз. Могучий во тьме различить его смог; Он выхватил свой закаленный клинок. Как вешней порою раскат громовой ¹¹⁷⁹⁰ Клич грянул — и с чудищем бьется герой. Дракону он крикнул: «Эй, ты, назовись! [353] В обличье своем настоящем явись! Нечистое тело с душой разлучу, Но кто ты, сначала узнать я хочу». Свирепый дракон отвечает ему: «От пасти моей не спастись никому! Пустыня от края до края моя, Землею и воздухом властвую я. Орел залететь не дерзает сюда, ¹¹⁸⁰⁰ Сюда заглянуть не посмеет звезда. А ты-то откуда, тебя-то как звать? Заплачет твоя неутешная мать!» Могучий в ответ: «Я — воитель Ростем, Отец мой — Дестан, предки — Сам и Нейрем. Могучую рать заменяю один, На Рехше я мчусь среди гор и долин. Узнаешь, в тисках у меня каково, Дождался ты нынче конца своего!» Схватился с Ростемом свирепый дракон ¹¹⁸¹⁰ И верх было взял над воителем он. Но Рехш, увидав, что неистовый змей Обвил исполина, опору царей, — Ушами прядет и кидается в бой; Дракона терзает он с силой такой, Как мог бы терзать его яростный лев. Дивится Ростем, дух надеждой согрев. Поганую голову снес он мечом. Кровь злого дракона забила ключом, Вокруг разливаясь: луг, поле и ров — ¹¹⁸²⁰ Все разом окутал багровый покров. И рухнул дракон и долину укрыл Громадою черных раскинутых крыл. Творца помянул в изумленье Ростем, На чудище страшное глядя. Затем Подумал герой, кровь смывая с лица, Что все совершается волей Творца. «Владыка всеведущий!—вымолвил он,— Я знаньем и силой Тобой наделен. Драконов и тигров гублю я мечом, ¹¹⁸³⁰ И Нил, и пустыня — мне все нипочем. Будь много иль мало врагов — все равно, Им пасть от ударов моих суждено».

352

Для наименования боевого одеяния Ростема в оригинале используется специальный термин бабр-е бейан. Это — панцирь из шкур барса или леопарда, шлем в форме головы зверя.

353

В «Шахнаме» витязи обычно начинают бой даже с драконами с вопросов о противнике и с самовосхваления в целях устрашения врагов. Это — общепринятый эпический прием (ср., например, русские былины, песни, диалоги героев Илиады).

[Приключение четвертое]

[Ростем убивает колдунью]

Хвала всеблагому Творцу воздана, И вновь исполин оседлал скакуна, Вскочил на него и, как вихрь, полетел, Спеша к чародеям в далекий предел. Он долго скакал все вперед и вперед. Лишь солнце спустилось, пройдя небосвод, Достойное отдыха богатырей ¹¹⁸⁴⁰ Увидел он место; хрустальный ручей — Под сенью деревьев; вином налитой, На скатерти кубок блестит золотой; Хлеб, соль и зажаренный горный баран С обильем приправ. Удивясь, великан Коня расседлал; столь обильную снедь Не ждал, не гадал он в пустыне узреть. Хозяева пиршества — дивы — меж тем Исчезли, едва появился Ростем. Усталый, присел он в тени тростника, ¹¹⁸⁵⁰ И к чаше с вином протянулась рука. А с чашею рядом увидел он руд: На славу должно быть им тешились тут! Рука исполина по струнам прошлась, И дрогнули струны, и песнь полилась: «Я бедный Ростем, всех скитальцев бедней, Немного досталось мне радостных дней! Мне вместо ристалища — поле войны, Взамен цветников мне пустыни даны. То див у меня на пути, то дракон, ¹¹⁸⁶⁰ То чаща, где бурь завыванье и стон. А вешние розы, вино на лугу — Я радостей этих вкусить не могу. То с нечистью бьюсь я зловредной речной, То на смерть борюсь я с пантерой степной». Меж дивов скрывалась колдунья одна, Услышала грустную песню она. Красавицы облик она приняла, (Хоть старой, уродливой ведьмой была); Явилась, пленяя воителя взор, ¹¹⁸⁷⁰ И ласковый с ним завела разговор. Свет радости сердце его озарил, Йездана Могучий возблагодарил За то, что в пустыне он праздничный стол, И руд, и прекрасную деву нашел. Не знал он, что это — колдуньи обман, Что в облике девы сокрыт Ахриман. Желая из чаши вина прихлебнуть, Творца богатырь не забыл помянуть. Но лишь услыхав о всевышнем Творце, ¹¹⁸⁸⁰ Колдунья тотчас изменилась в лице. Святых не могла она слышать речей, Молитва звучала проклятием ей. Лицом почернела при слове «Йездан». В упор на нее посмотрел великан, С размаху аркан богатырский метнул И шею колдунье петлей затянул. Спросил ее грозно: «Ты кто? Отзовись! Такою, как есть, предо мною явись». И ведьма, погрязшая духом во зле, ¹¹⁸⁹⁰ Седая, в морщинах, явилась в петле. Мечом разрубил он ее пополам, На горе колдуньям, на страх колдунам.

[Приключение пятое]

[Ростем берет в плен Авлада]

И снова он в путь устремился верхом, Как странник, что к цели далекой влеком. Привел его Рехша стремительный бег В места, что не видели солнца вовек, Где степь, как лицо абиссинца, черна [354] , Где звезды не светят, не светит луна. Сказал бы ты, ясное солнце в плену; ¹¹⁹⁰⁰ Аркан уволок и звезду, и луну. Не видя во мраке, где холм, где вода, Поехал Ростем, уронив повода, И вдруг выезжает из мрака на свет: Край дивный зеленым атласом одет. Пестреют поляны, струится река... Мир юношей сделался из старика. От бешеной скачки Могучий устал, Одежду воителя пот пропитал. Снимает свой барсовый панцирь Ростем ¹¹⁹¹⁰ И влажный от пота походный свой шлем. На солнце сушить их кладет, а потом, Мечтая забыться целительным сном, Он Рехша пастись по зеленым полям Пустил, и ко сну приготовился сам; Доспехи просохшие снова надев, На ложе из трав растянулся, как лев. Страж поля, увидев на ниве коня, Примчался, неистово Рехша кляня. Средь зелени спящего видя бойца, ¹¹⁹²⁰ Он палкой хватил по ноге пришлеца. Едва пробудился от сна великан, Вскричал караульщик: «Эй, ты, Ахриман! Зачем на посевы коня ты пустил, Плоды похищаешь, каких не взрастил?» Ростем, от подобных речей разъярясь, Хвать за уши стража и оба зараз Ему оборвав, наземь бросил он их, Ни добрых речей не сказав, ни худых. Тот в ужасе уши свои подхватил ¹¹⁹³⁰ И мигом умчался, вопя, что есть сил. Той областью правил могучий Авлад [355] , Он молод был, славен, отвагой богат. К нему караульщик полей прибежал; Весь залитый кровью, он в страхе дрожал. «Там див! — закричал он, — железный шелом И панцирь из барсовой шкуры на нем. С макушки до пят — дьявол истинный он. В доспехах он спал, тот свирепый дракон. Хотел было с поля прогнать я коня, ¹¹⁹⁴⁰ К коню не пустил этот дьявол меня. Слов лишних не тратил он; рассвирепел, И, уши мне вырвав, опять захрапел». Авлад, что с зарею примчался на лов В урочища эти с толпой удальцов, Услышав от стража такие слова, Увидя на поле след ярого льва, Тотчас же с отрядом своим поскакал Туда, где пришелец воинственный спал, — Хотел он дознаться отколь принесло ¹¹⁹⁵⁰ Того чужака, причинившего зло. Увидя, что мчится к нему удалец, Кидается к Рехшу могучий боец, Взлетает в седло и несется с мечом, И клич его — словно грохочущий гром. Столкнувшись, заводят воители речь, Чтоб с тайны имен покрывало совлечь. Авлад вопрошает: «Тебя как зовут? Кто твой повелитель и где твой приют? Как вздумал ты, дерзкий, забраться сюда, ¹¹⁹⁶⁰ Где властвует дивов могучих орда! Ты уши у стража как смел отхватить? Как смел ты коня на посевы пустить? Я шлем твой мгновенно повергну во прах. Не взвидишь ты света, скует тебя страх!» «Я — туча, — в ответ раздаются слова,— Но туча с когтями свирепого льва, Струящая стрелы, несущая меч, Сносящая дерзкие головы с плеч! Ты, имя узнав, изнеможешь в борьбе, ¹¹⁹⁷⁰ Дыханье замрет, кровь застынет в тебе. Не слышал ты разве про лук и аркан, Которыми славится муж-великан? Злосчастна тебя породившая мать, Удел ее — саван сшивать и рыдать. Попробуй на купол забросить орех! [356] Здесь в битве такой же добудешь успех». Из ножен губительный вырвав булат, С петлей на луке, ярым гневом объят, Напав, словно лев на отару овец, ¹¹⁹⁸⁰ Врагов поражает бесстрашный боец. Булатом немало скосил он бойцов, Прославленных богатырей-удальцов. Могучий один опрокинул всю рать, В унынье и страхе пришлось ей бежать, В горах и ущельях укрыться от глаз, И степь в непроглядную мглу облеклась. Помчался Ростем, словно яростный слон, Петлей смертоносною вооружен; Авлада преследовать стал, и тогда ¹¹⁹⁹⁰ Постигла гонимого злая беда. Аркан богатырский колец в шестьдесят Закинут Ростемом — и пойман Авлад. Связал его, спешась, Ростем, на коня Вновь сел и, бойца пред собою гоня, Промолвил: «Одну только правду скажи! Поведай тотчас, без обмана и лжи: Где Белого дива сокрытый приют, Бид яростный, лютый Пулад где живут? Ты к месту, где шах Кей-Кавус заточен, ¹²⁰⁰⁰ Где в горькой неволе терзается он, Меня проводи, прямодушен, правдив, Велению истины не изменив. С властителя Мазендерана сорву Венец, отниму у него булаву. Ты станешь властителем этой страны, Коль будут твои указанья верны. А если обманешь доверье мое, Пронзит твое сердце стальное копье!» Авлад отвечал ему: «Гнев свой умерь. ¹²⁰¹⁰ Одну только правду скажу я, поверь. Ты жизни меня не лишай, осердясь, Отвечу на все, что спросил ты сейчас. Тебя в ту страну, где пленен Кей-Кавус, Из города в город вести я берусь. И Бида и Белого дива жилье Найдем: успокоил ты сердце мое. До шаха нам сотня фарсангов пути, Даритель терпенья велит их пройти. Еще сто фарсангов до Дива потом ¹²⁰²⁰ Идти нам придется труднейшим путем. Ущелье меж кручами — дикий гранит, Куда и Хомай никогда не взлетит — Угрюмые пропасти, где глубина Такая, что в них не увидишь ты дна. Из дивов — воинственных жителей гор — Там тысяч двенадцать выходит в дозор. Пулад во главе у дозорных стоит, Сендже им защита и яростный Бид. Всех полчищ глава — Белый див-исполин [357] : ¹²⁰³⁰ Дрожат пред ним горы, как листья осин. И сам он — гора, наводящая страх. Он десять ресенов имеет в плечах [358] . В науке хоть ты искушен боевой, Владеешь булатом, копьем, булавой И много побед одержал ты в борьбе — С тем чудищем бой не под силу тебе. Нас дальше пустыня скалистая ждет, Куда и косуля ступить не дерзнет. За нею река разольется, шумна, ¹²⁰⁴⁰ Два с лишним фарсанга ее ширина. Ее охраняет неистовый див, Всех прочих веленьям своим подчинив. А дальше — чудовищ Бозгуш и Нермпай [359] На триста фарсангов раскинулся край. Оттуда мы к Мазендерану пойдем Далеким и полным препятствий путем. В том царстве воителей конных не счесть, Там тысячи тысяч, должно быть, их есть. ¹²⁰⁵⁰ Оружья и золота много у них; Довольные лица, не видно иных. Там сотни слонов, закаленных в борьбе, И город их еле вмещает в себе [360] . Один ты: будь сталью, боец удалой, — Все ж дьявольской будешь распилен пилой». Те речи Могучему слышать смешно. Воскликнул он: «Если мы впрямь заодно, В дорогу! Увидишь, как тучи дружин Воитель отважный рассеет, один. Я силу дарящим Йезданом храним, ¹²⁰⁶⁰ Отвагой, булатом, арканом своим. Как только увидят осанку мою, Удар булавы богатырской в бою — Враги, задрожав, понесутся назад, И кости и жилы у них затрещат. Любой будет страхом таким обуян, Что не отличит поводов от стремян. Туда, где томится в плену Кей-Кавус, Показывай путь, за тобой я помчусь». Так молвив, на Рехша он, радостный, сел, ¹²⁰⁷⁰ Авлад впереди, словно ветер, летел. Неслись день и ночь, не жалея труда. К горе Эсперуз поспешали — туда, Где шаху Кавусу, водившему рать, Пришлось пораженье и беды узнать. Над степью, лишь час полуночи настал, Послышался грохот, забили в кимвал. И множество светочей ярких зажглось, Сияние их далеко разлилось. Могучий спросил: «Это что за огни? ¹²⁰⁸⁰ И справа и слева пылают они». «То Мазендеран, — отвечает Авлад, — Ночами там стражи до света не спят. Там правит Эрженг, лютый див-чародей, Что яростью в трепет приводит людей». Улегся, уснул богатырь удалой. На утро, лишь солнце взошло над землей, Потолще он дерево в роще избрал, Авлада покрепче к нему привязал.

354

В подлиннике: чун руй-е занги («подобно лицу занзибарца — зенги», чернокожего, уроженца Африки вообще).

355

Авлад (оулад) — туранский богатырь, поставленный впоследствии Ростемом правителем Мазендерана.

356

Образное выражение, обычное у классических поэтов, — повидимому, народного происхождения.

357

Белый див (див-е сапид) — собственное имя владыки дивов Мазендерана. Образ Белого дива у Фирдоуси сохранил черты глубокой мифологической древности.

358

Он десять ресенов имеет в плечах, — Здесь ресен — мера длины. Вообще означает «веревка, нить, шнур».

359

Бозгуш и Нермпай — название чудовищ. Бозгуш — козлоухие; Нермпай — мягконогие, или по существу «ремненогие» (пай аз довал). В основе мифа о ремненогих сказочных чудовищах лежит, вероятно, представление об осьминогах.

360

Слоны, разумеется, не могли быть в географическом Мазендеране. Это — фантастика, основанная на реалиях Индии.

[Приключение шестое]

[Битва Ростема с дивом Эрженгом)

С собою он палицу деда берет ¹²⁰⁹⁰ И, полный отваги, несется вперед. Шлем, панцирь из барсовой шкуры на нем, Не раз побывавший в огне боевом. Спешит он к Эрженгу свирепому в стан. Лишь вражеской ставки достиг великан, Воинственный клич испустил он такой, Что дрогнули горы с пучиной морской. Услыша воителя грозный призыв, Шатер свой покинул разгневанный Див. Ростем, увидав его, тронул тотчас ¹²¹⁰⁰ Коня и, как молния, к диву примчась, Схватил его за уши, рассвирепев, И голову с тела сорвал, словно лев. Кровавую голову эту затем Швырнул перед дивами наземь Ростем. Врагов устрашила его булава: Они убегали от ярого льва, О славе забыв, об отчизне своей, И в бегстве топтали отцы сыновей. Мечу повелев: «Настигай и карай!» — ¹²¹¹⁰ Могучий от дивов очистил тот край. Вот ясное солнце вступило в зенит, И снова к горе Эсперуз он спешит. Снял крепкие путы с Авлада, и с ним Бок о бок усевшись под кедром большим, Он пленника спрашивать стал о пути В тот город, где думал Кавуса найти. Услышав ответ, поскакал богатырь, И пеший бежал перед ним поводырь. В столицу даритель венца прискакал, ¹²¹²⁰ Тут Рехш встрепенулся и громко, заржал [361] . В темнице Кавус услыхал жеребца, И понял мгновенно он все до конца. Промолвил властитель иранцам: «Истек Для нас злоключений и горестей срок! Услышал я ржание Рехша вдали, И тотчас надежды в душе расцвели. Вот так же во дни Кей-Кобада он ржал, Как в битву с туранцами витязя мчал». И толки пошли меж иранских бойцов: ¹²¹³⁰ «Наш царь занемог от тяжелых оков. Как видно, затмился в нем разума свет, О снах он толкует, слова его — бред. Погибнуть нам в этих цепях суждено, Ведь счастье от нас отвернулось давно». Ворвался воинственный муж-исполин Туда, где томился в цепях властелин. И голос спасителя-богатыря Услышав, иранцы сошлись вкруг царя. Гив храбрый, и Тус и Гудерз были там, ¹²¹⁴⁰ Шейдуш, Гостехем и отважный Бехрам [362] . Повергся Могучий во прах, зарыдал, О днях заточенья расспрашивать стал. Владыка прижал исполина к груди, О Зале спросил, о невзгодах пути, И после сказал: «До рассветной зари Для Рехша укромный приют избери. Ведь если до Белого дива дойдет, Что сгублен Эрженг, войска верный оплот, Что слоноподобный успел разыскать ¹²¹⁵⁰ Кавуса — сбежится несметная рать, Всю землю затопит чудовищ орда, Труды твои все пропадут без следа. В становище дива проникни скорей С булатом и палицей тяжкой своей. Поможет Йездан — занесешь булаву, Повергнешь во прах чародеев главу. Ты должен семь горных хребтов перейти, Где полчища дивов стоят на пути. В пещеру глубокую вступишь: она, ¹²¹⁶⁰ Я слышал, опасностей грозных полна. Такие там встретятся дивы тебе, Что яростью барсам подобны в борьбе. В пещере той — Белого дива дворец, Грозы и надежды всех черных сердец. Его сокрушив, вражью сломишь ты мощь: Он — скопища злого опора и вождь. Воители наши ослепли от слез, Со зреньем и мне разлучиться пришлось. Единое средство от горя сего — ¹²¹⁷⁰ Мозг Белого дива, кровь сердца его. «В той крови, — сказал врачеватель-мудрец, — Обрел бы спасение каждый слепец. Три капли той крови лишь капни в глаза, И тьма с нею вытечет, словно слеза». И снова, отвагой кипя огневой, В дорогу собрался могучий герой. «Вы будьте на страже! — сказал он бойцам, — Пойду против Белого дива я сам. Хитер он и лют, как воинственный слон, ¹²¹⁸⁰ И дивов несметной ордой окружен. Коль недруг в бою сокрушит мне хребет — Вам долго томиться под бременем бед. А если поможет благая звезда И небо пошлет мне победу — тогда Увидим отчизну, и снова народ С державного древа плоды соберет».

361

Ржание Рехша, возвещающее о приближении спасителя Ирана Ростема, становится символом, нередко использовавшимся поэтами Ирана, в том числе и XX в.

362

Бехрам — иранский витязь, здесь сын Гудерза (в «Шахнаме» будут отмечены и другие герои, носящие имя Бехрам).

[Приключение седьмое]

[Ростем убивает Белого дива]

И подвига жажду в душе ощутив И сердце отвагою воспламенив, С Авладом помчался вперед великан; ¹²¹⁹⁰ Летит его Рехш, как степной ураган. И вот, через семь перебравшись хребтов, Сквозь множество вражьих прорвавшись рядов, Достиг он ущелья, где дна не видать, Где дивов построена грозная рать. Сказал он: «Авлад, от тебя в эти дни Я слышал правдивые речи одни. Последний теперь приближается бой — Пути укажи мне и тайны открой». Авлад отвечает: «Когда горячи ¹²²⁰⁰ К полудню становятся солнца лучи, — Спят дивы, а спящих легко побеждать: Не лучше ль немного тебе подождать? Ты бодрствующих не найдешь среди них, Не спящими стражей увидишь одних. Коль помощь Даритель побед ниспошлет, В бою уничтожишь ты вражий оплот». Внял пленнику витязь — он в бой не спешит. Но вот уже солнце вступило в зенит, И к дереву снова привязан Авлад, ¹²²¹⁰ И снова Могучий на Рехше. Булат Из ножен Ростем извлекает рывком, Воинственный клич его грянул, как гром. Как вихрь, прорывает он вражеский строй И головы косит одну за другой. Никто не дерзнул на пути его стать, В сраженье с воинственным славы искать. И в логово дива он смело идет. Как ясное солнце, стремится вперед. Теснины, подобные аду, пред ним. ¹²²²⁰ Во мраке кромешном волшебник незрим. Сразиться нельзя и нельзя отступить. Стоит меченосец, не зная, как быть. Глаза протерев, именитый боец Во мраке врага различил, наконец. Казался огромною глыбою див; Лежал он, ущелье и склон заслонив. Сказал бы: всю землю окутала мгла. Весь черен, как смоль, только грива бела. То Белый был див; словно мертвый он спал. ¹²²³⁰ Герой убивать его спящим не стал. Как тигр, испускает он рев громовой; Див разом проснулся и ринулся в бой. Горой надвигается, злобой объят, Железом окован от шеи до пят. Вот жернов огромный схватил он, рыча. Его над Ростемом заносит сплеча, И в ужасе дрогнул невольно боец, Подумав: «Ужели найду здесь конец?» Как яростный лев зарычал он потом, » ¹²²⁴⁰ Врага в поясницу ударил мечом, И было ростемовой силе дано Бедро отрубить чародею одно. Схватился затем врукопашную с ним, Как бился бы лев со слоном боевым. Громады нависшие разворотив, Длил яро борьбу изувеченный Див. Пытаясь Ростема повергнуть во прах, Могучего сжал он в железных тисках. Друг друга терзали, ломали они, Все кровью вокруг заливали они. ¹²²⁵⁰ Подумал Ростем: «Коли эту беду Осилю — вовеки в бою не паду». А див размышлял, не сдаваясь врагу: «Ужель драгоценную жизнь сберегу! Когда бы живым он меня отпустил, Хоть кожу содрав и оставив без сил, — Я в бегство пустился бы, долю кляня: Забыли бы в Мазендеране меня». Так думал, сражаясь, неистовый див, ¹²²⁶⁰ Надеждою сердце свое обольстив. Все жарче, меж тем, разгорается бой, Пот — градом струится, кровь льется рекой. Могучий, всесильным Йезданом ведом, Упорно и яростно бился с врагом. Пресытившись долгой борьбой, наконец, Рванулся к противнику славный боец, Вцепился пантерою в гриву его И, вскинув свирепого дива того, С размаху о землю ударил, да так, ¹²²⁷⁰ Что с жизнью расстался поверженный враг. В утробу вонзил ему острый клинок И черцое алчное сердце извлек. Ущелье собой завалил чародей, Весь мир затопил черной кровью своей. Вернувшись, Авлада спешит отвязать Ростем, и, его заарканив опять, Велит он поганое сердце нести. Знак подал — и вот уже оба в пути. Авлад говорит

ему: «Доблестный лев! ¹²²⁸⁰ Твой меч торжествует, землей завладев. Следы твоих пут я на теле ношу, Влачимый петлей, за тобою спешу. Надежду вдохнул из твоих я речей, Но дай обновиться надежде моей. Ты — лев и владыкой глядишь: не к лицу Являть вероломство герою-бойцу». Ответ был: «Воинственный Мазендеран Весь будет тебе во владение дан. Еще предстоит нам неслыханный труд, ¹²²⁹⁰ В котором паденья и взлеты нас ждут. Сначала властителя этой страны Мы ввергнуть в пучину несчастья должны. Немало должны отрубить мы голов, Немало должны перебить колдунов, Но знай, что скорее покину я свет, Чем свой преступлю нерушимый обет». К царю Кей-Кавусу примчался затем Могучий и доблестный витязь Ростем. И радостно грянули клики бойцов: ¹²³⁰⁰ «Вернулся великий, глава храбрецов!» Ростемовы славили долго дела, И долго ему воздавалась хвала. Вождь молвил: «О шах, покровитель ума! Злой недруг сметен, да рассеется тьма! Я Белому Диву утробу рассек, Царю своему не поможет он ввек. Я вырвал нечистое сердце его, Я жду повелений царя моего». Ему отвечает хвалой властелин: ¹²³¹⁰ «Век здравствуй, о гордость венца и дружин! Той матери славной привет и хвала, Что сына такого, как ты, родила. Хвала и Заль-Зеру, отцу твоему, Хвала и забульскому краю всему, Где палиценосец могучий взращен, Затмивший всех витязей прежних времен. Звезды моей свет вечно ярок и нов: Ведь служит мне лев, сокрушитель слонов». Окончив хвалу, молвил витязю Кей: ¹²³²⁰ «О славный отвагой и мощью своей! Для глаз моих крови теперь принеси И витязей этих ослепших спаси, Да сможем тебя лицезреть, наконец. Да будет опорой твоею Творец!» И, кровью омывшись, избавясь от мглы, Глаза просияли, как солнце светлы. Из кости слоновой поставили трон, Над троном кеянский венец вознесен. Воссел на престоле увенчанный Кей, ¹²³³⁰ С ним рядом Ростем и собранье мужей: Гудерз, Фериборз, и Горгин, и Роххам [363] , Гив славный, и Тус, и отважный Бехрам. Семь дней пировали бойцы у царя, Весельем и песнею душу бодря. А на день восьмой, скакунов оседлав, Помчались бойцы за владыкой держав. Вот палицы тяжкие занесены. В селения мазендеранской страны, Подобны пожару в сухих тростниках, ¹²³⁴⁰ Бойцы ворвались, как приказывал шах, — Оружия не выпускали из рук, Огнем и мечом сея гибель вокруг. Немало там злых колдунов полегло, Кровавое море в степи потекло. Вот мрак поредел, и заря уж близка, Разить булавою устала рука. Сказал венценосец, собрав свою рать: «Смогли мы, как должно, врагов покарать. Воздали за все преступления им, ¹²³⁵⁰ Теперь истребление мы прекратим. В столицу я тотчас отправлю посла — Царя вразумить и отвадить от зла. Воителя мудрого должно послать, Что знает, где требовать, где уступать». Сын Заля доволен был словом таким И все именитые витязи с ним.

363

Фериборз— иранский витязь, сын Кей-Кавуса; Роххам — иранский витязь, сын Гудерза.

[ПОСЛАНИЕ КАВУСА ЦАРЮ МАЗЕНДЕРАНА]

Посланье на белых атласных листах, Сулившее милость, внушавшее страх, Писец искушенный составил хитро, ¹²³⁶⁰ В нем зло порицал он и славил добро. Восславил сперва всеблагого Творца, От коего разум и доблесть бойца; Владыку, что радость нам шлет и беду, В сердцах порождает любовь и вражду, Дающего к злу и добру нам ключи, Ведущего солнце и месяц в ночи: «Будь честен в деяниях, правду любя, И каждый почтит похвалою тебя. А если душою предался ты злу, ¹²³⁷⁰ Разгневаешь небо, услышишь хулу. Когда справедлив повелитель страны, Подвластные могут ли быть неверны? Припомни всех дивов, волшебников всех, Наказанных свыше за тяжкий их грех. Коль жизни науку сумел ты познать, Готов наставлениям разума внять — Мы ждем, чтобы Мазендерана престол Покинув, ты нам покориться пришел. Не в силах ты выйти с Ростемом на брань — ¹²³⁸⁰ Смирись и богатую вышли нам дань. Чтоб мазендеранскою править страной, Отныне дороги не сыщешь иной. Упорствовать станешь — покинешь ты свет Эрженгу и Белому диву вослед». Писец благородный окончил писать, Взяв мускуса, амбры, поставил печать. И после призвал к себе витязя шах, Стальной булавой наводящего страх. Тот витязь воинственный звался Ферхад [364] , ¹²³⁹⁰ Он знатен был родом, могуч и богат. Приказано славному богатырю Доставить послание диву-царю. Пред шахом склонился Ферхад до земли, Умчался и вскоре, в поту и в пыли, Вступил в заповедный таинственный край Свирепых чудовищ, по кличке — «Нермпай». Бескостны их ноги и цепки ступни, «Нермпай» потому и зовутся они. Владыка державы в том дальнем краю ¹²⁴⁰⁰ Держал боевую дружину свою. Доехав, Ферхад посылает с гонцом Известье царю о прибытьи своем. Узнав, что письмо от Кавуса везет Посол хитроумный, царь выслал вперед Для встречи посла властелина царей Сильнейших, отважнейших богатырей, Таких, чтоб уменьем и силой могли Поспорить с воителем вражьей земли. Царь дивам сказал: «Вы врага удивить ¹²⁴¹⁰ Должны — превосходство и силу явить. По львиному действуйте — страха тиски Да стиснут послу-прозорливцу виски!» Воители хмуро встречали посла. Беседа не так, как желал он, пошла. К нему устремился один из мужей, Известный невиданной мощью своей. Он руку послу изо всех своих сил, Суставы и кости ломая, сдавил. Но тот не поморщился даже на миг, ¹²⁴²⁰ И желтым от боли не стал его лик. Приводят посланца к владыке дружин, О шахе расспрашивать стал властелин. Велел он прочесть на шелку письмена, Чернила — из мускуса, амбры, вина. Когда повеленье исполнил мобед, В глазах у царя потемнел белый свет. Узнав о беде, что с дружиной стряслась, Кровавые слезы он пролил из глаз И думает: «Солнце вечерней порой ¹²⁴³⁰ Заходит, и ночь нам дарует покой. Но нас не оставит в покое Ростем, Земля не расстанется с именем тем». Скорбя об Эрженге, о том, что убит. Див Белый и скошен воинственный Бид, Рыдая и гневом безмерным горя, Читал он посланье Кавуса-царя. В кругу именитых, обычай храня, Ферхаду почет воздавал он три дня. В четвертый промолвил воителю: «Мчись, ¹²⁴⁴⁰ К царю новоявленному воротись. Такой отвези Кей-Кавусу ответ: К вину мне подмешивать воду не след [365] . Ты ждал, что, покинув державу и трон, Явлюсь пред тобою, покорно склонен. Мой трон над твоим возвышался века, С моими твои не сравнятся войска. Куда ни пойдут моих полчищ ряды — С дороги и скалы сметут и сады. Отныне о сне и покое забудь, ¹²⁴⁵⁰ Жди битвы кровавой, готовлюсь я в путь. Как только нагрянем, свирепы, грозны, Забудешь ты все свои сладкие сны. Я тысячу двести слонов боевых С собой поведу — ты воюешь без них. В Иране оставлю я пепел один, Там взор не увидит ни гор, ни долин». Ферхад, в этих гордых словах разглядев Воинственный пыл, и решимость, и гнев, Посланье ответное взял, омрачась, ¹²⁴⁶⁰ И к шаху Ирана помчался тотчас. Поведал о том, как был встречен царем, Как холоден был властелина прием, И молвит: «Заносится он в облака, Не снизу глядит он на нас — свысока. Не внял увещаньям моим; для него, Сказал бы, не стоит весь мир ничего». Послал миродержец за богатырем; Ферхада слова повторил и при нем. В ответ от Ростема услышал Кавус: ¹²⁴⁷⁰ «Я рать от позора избавить берусь. Я слово из сердца сумею извлечь, Как будто из ножен отточенный меч! Посланье должно быть разящим клинком, Грозящим, как в тучах грохочущий гром. Отправлюсь послом: от суровых речей Из вражьих сердец хлынет крови ручей». Ростему в ответ Кей-Кавус говорил: «Венец мой ты блеском своим озарил. Ты мудрый посол, и воинственный лев — ¹²⁴⁸⁰ Везде торжествуешь, врага одолев». Затем, за посланье писца усадив, Перо в наконечник стрелы обратив, Писал он: «Разумным мужам не подстать На ветер пустые слова расточать. Кичливость подобную бросить пора б, Склонись предо мною, покорен, как раб, Не то поведу я сражаться с тобой От моря до моря раскинутый строй. Див Белый повержен, ты — следом за ним ¹²⁴⁹⁰ Попотчуешь коршунов мозгом своим».

364

Ферхад — имя иранского героя, здесь — сына Зеваре, брата Ростема. Имя Ферхад восходит к др.-перс. Frahata, пехл. Frahat и было очень распространено в парфянское время (Фраат).

365

Здесь в переводе дано примерное осмысление не вполне ясного — с игрой слов — стиха: ке дар джам-е тир аст би аб мей. Дословно стих может быть переведен двояко: 1) «в чаше Тира (планета Меркурий) вино без воды (или блеска?)», что мало вероятно в контексте, и 2) «в темной чаше (тир-тире) и вино без блеска», что можно понять как поношение лично Кей-Кавуса, в связи с последующим самовосхвалением «царя Мазендерана».

[РОСТЕМ ЕДЕТ ПОСЛОМ К ЦАРЮ МАЗЕНДЕРАНА]

Печать свою шах приложил, и затем Пустился в дорогу могучий Ростем; К седлу приторочив свою булаву, Примчался, и Мазендерана главу Дозорные вмиг известили о том, Что едет от шаха посланец с письмом. Посланец тот — лев разъяренный на взгляд, Он мчится с арканом колец в шестьдесят. Под ним золотистый невиданный конь, ¹²⁵⁰⁰ Размерами — слон, быстротою — огонь. Тотчас же к владыке державы на зов Явилась толпа именитых бойцов. Он в путь им немедля собраться велел, Навстречу Могучему мчаться велел. Цветущему саду подобная рать Пришла именитого гостя встречать. Могучий, как только бойцов увидал, Одно из огромных деревьев избрал, Покрепче схватил его за два сука, ¹²⁵¹⁰ И только лишь ствол раскачал он слегка — С корнями уж дерево извлечено, И целым при этом осталось оно. Как с дротиком, с деревом витязь летит, И рать на него в изумленьи глядит. Метнул — и под тяжестью сучьев в пыли Десятки могучих бойцов полегли. Воитель, прославивший Мазендеран, Дружину возглавивший муж-великан, Приблизившись, руку воителю сжал, ¹²⁵²⁰ Ростемову мощь испытать пожелал. Тот глянул — и грянул презрительный смех, Бойцов приведя в содрогание всех. Он за руку тут же берет седока, И тот побледнел, и повисла рука. Желавший помериться силой во прах Повергнут — воителям прочим на страх. К владыке поспешно послали гонца, С начала поведал он все до конца. Тогда к возглавлявшему Мазендеран ¹²⁵³⁰ Явился на зов Келахур-великан [366] . Он был кровожаднее тигров лесных, Страстей, кроме бранной, не ведал иных. Владыка вознес и прославил его, Навстречу Ростему отправил его, Промолвив: «Как должно, прими ты посла, Сверши небывалые в мире дела. Пусть он в состязанье изведает стыд, Пусть в гневе беспомощном плачет навзрыд!» Навстречу воителю, мрачен и хмур, ¹²⁵⁴⁰ Примчался, как яростный лев, Келахур, Сквозь зубы приветствует богатыря; Рукою могучую руку беря, Он жмет, свирепея все больше; меж тем Рука посинела, но славный Ростем Не дрогнул: сказал бы ты, доблести жар От солнца небесного принял он в дар! Сжал кисть Келахура он хваткою льва — Посыпались ногти, как с ивы листва. Злосчастный с рукою повисшей своей, ¹²⁵⁵⁰ Лишенною кожи, и жил, и ногтей, Явился к царю и промолвил ему: «Обманывать дольше себя ни к чему. Мир нужен: не славы добьемся мечом, — На жалкую гибель себя обречем. Тебе не под силу с тем витязем брань. Не лучше ли дань, коли примет он дань? Тем знатных и малых спасешь ты людей, Одумайся, Мазендеран, пожалей! Уж лучше мы трудное легким сочтем, ¹²⁵⁶⁰ Чем страху смертельному жизнь обречем». И вот увидал возглавлявший страну Воителя, равного мощью слону. Как должно, посла властелин усадил, О шахе Кавусе, о войске спросил, «Не труден ли был, — вопросил властелин, — Твой длительный путь среди гор и долин?» И после промолвил: «Ростем ведь ты сам, Я вижу по мощной груди и плечам». А тот отвечает: «Ростема я раб, ¹²⁵⁷⁰ Когда я не слишком для этого слаб. С героем могучим и славным таким Могу ли сравниться! Ничто я пред ним». Спешит Кей-Кавуса посланье извлечь, Затем произносит суровую речь Воитель могучий, носитель меча, Сильнейших, храбрейших разящий сплеча. Царь принял посланье и выслушал весть Не зная, как близкую гибель отвесть. Ростему он молвил: «Оставим сей спор! ¹²⁵⁸⁰ Доколе бесплодный нам длить разговор? Кавусу скажи: ты — Ирана глава, Ты славен отвагой и хваткою льва. Но в Мазендеране и я ведь царем В венце восседаю на троне своем. Меня столь надменно к себе призывать Ни сану, ни вере твоей не подстать. На земли чужие кто зарится, тот Возмездие сам на себя навлечет. Опомнись, безумец, назад поверни, ¹²⁵⁹⁰ Не то я копьем сокращу твои дни. Лишь двину я войско свое — задрожишь, Не чувствуя ног под собой, побежишь. Свои заблуждения прочь отмети; Скорей образумься и лук опусти. С тобой лишь вплотную сойдусь я в бою, Забудешь кичливую удаль свою». Престол, и вельмож, и бойцов, между тем, Оглядывал взором пытливым Ростем. Презрел он царя неразумный ответ, ¹²⁶⁰⁰ Сильней загорелась в нем жажда побед. Немало даров по приказу царя Внесли для посланника-богатыря. Отверг он дары, что протягивал враг — Коней и динары, венец и кушак, И вышел во гневе. Он вражью звезду Увидел померкшей, сулящей беду. И тотчас покинул он Мазендеран; В нем жаждою мщенья был дух обуян, Кипела отвагой воинственной кровь. ¹²⁶¹⁰ Представ пред Кавусом-властителем вновь, Он все по порядку царю рассказал, Что в Мазендеране видал и слыхал, И после промолвил: «Души не тревожь, В бой смело иди, торжество обретешь. Сильнейшие витязи этой страны В сравненье со мной — никуда не годны. Горсть пыли — и только — они предо мной: Их на смерть сражу булавою стальной».

366

Келахур — мазендеранский богатырь, имя его иногда встречается в форме Келахун.

[БИТВА КАВУСА С ВЛАДЫКОЙ МАЗЕНДЕРАНА]

Покинул чужую столицу Ростем, ¹²⁶²⁰ И мазендеранский владыка затем Из города вывез державный шатер, И рать на степной устремилась простор — Такая, что пыль до небес поднялась, Сияние солнца скрывая из глаз. Земля, над которой раскинулась мгла, От шага слоновьего изнемогла. Царь вихрем летел, торопя свою рать, Ни мига в пути не желая терять. Услышав о том, что враги подошли ¹²⁶³⁰ Вплотную, властитель иранской земли Ростему велел опоясаться вновь, В сраженьи пролить злого недруга кровь. А Тус и Гудерз, чей родитель Гошвад, И с Гивом Горгин, чей родитель Азад [367] , Построили рать по веленью царя, Щиты боевые горят, как заря. В широкое поле, к сраженью готов, Царь ставку послал и шатры храбрецов. Вой трубный проник в сердце каменных скал, ¹²⁶⁴⁰ Туе доблестный с правым крылом поскакал; Гудерз был на левом; железной горой Казался закованный в латы герой. Кавус в середине, водитель дружин, Ряды за рядами повел властелин. И слоноподобный, могучий Ростем Несется пред войском прославленным тем. В бой ринулся мазендеранский храбрец, С тяжелою палицей мощный боец. Стремящийся к славе, он звался Джуя [368] ; ¹²⁶⁵⁰ Был мастером слова, меча и копья. С Кавусом, владыкой Ирана самим, Он биться был послан владыкой своим. Сказал бы, кольчуга пылает на нем, Булат его землю сжигает огнем. Пред строем иранцев взревел исполин, Потрясши просторы холмов и долин: «Кто к битве готов? Есть ли витязь такой, Взметающий прах из пучины морской?» Никто не ответил на вызов Джуя, ¹²⁶⁶⁰ Отвагою кровь не вскипела ничья. И громко воскликнул тогда Кей-Кавус: «Что с вами, бойцы удалые? Дивлюсь. Дрожите вы, лютого дива страшась; Ревет он, и лица темнеют у вас!» Ответить бойцы не нашли в себе сил. Им ужасом сердце Джуя леденил. Промолвил Могучий, узду натянув, Копьем, за плечо занесенным, сверкнув: «Хочу, государь, дозволенья просить ¹²⁶⁷⁰ Того ненавистного дива сразить». Ответил Кавус: «Подвиг сей за тобой, Другим не под силу с ним выдержать бой. Иди, да поможет Создатель тебе! Нечистых повергни в кровавой борьбе!» Тут Рехша Воинственный тронул слегка, Копье смертоносное сжала рука. На битву он мчится, как яростный слон, Тигр лютый под ним, а в деснице — дракон. От скачки все пылью вокруг облеклось, ¹²⁶⁸⁰ И поле от клича его затряслось. Он крикнул врагу: «Эй исчадие зла! Знай, смерть за тобою сегодня пришла. Сотру твое имя меж славных бойцов, Забудь об усладах, твой жребий суров. Заплачет тебя породившая мать, Взращенного ею уж ей не видать». Ответ был: «Твоя зарыдает скорей Над шлемом твоим, над кольчугой твоей. Несчастный, страшись исполина Джуя! ¹²⁶⁹⁰ Жнет головы сталь боевая моя». Могучий, услышав такие слова, Назвал свое имя и яростней льва На дива напал. Дрогнул в ужасе враг, Весь мир для него погрузился во мрак. Мгновенно коня повернул он назад, Пред силой Ростема смятеньем объят. Тог вихрем понесся на Рехше своем, И недругу в пояс нацелясь копьем, Его смертоносным ударом настиг. ¹²⁷⁰⁰ Кольчуга на звенья рассыпалась вмиг. Врага на скаку меткой сталью пронзив, Как птицу на вертел копья насадив, С седла приподнял он и сбросил. В пыли Валяется витязь, рот полон земли. На это глядит в изумлении стан Бойцов, защищающих Мазендеран. Встал ропот смятенья над полем войны, Трепещут воители в страхе, бледны. Но их повелитель, врага не страшась, ¹²⁷¹⁰ Дал рати от края до края приказ: Бестрепетно, с поднятою головой Пусть каждый стремительно ринется в бой! И вырвали грозно клинки из ножен, И ринулись в битву бойцы с двух сторон. Грохочут кимвалы, литавры гудят, Цвет неба — индиго, земля — что агат. Огонь ослепительный мечут мечи, Сказал бы ты, молнии блещут в ночи Взмывают знамена ярчайших цветов, ¹²⁷²⁰ Стал воздух лазорев, багрян и лилов. Рев дивов все громче и пыль все черней. От трубных призывов, от ржанья коней Трясется земля, стон стоит среди гор. Мир битвы такой не видал до тех пор. Здесь лязганье стали, там палицы гром, От крови слоновьей вся степь — водоем. Земля — словно море, где влага — смола, Где волны — булат, и копье, и стрела, А в море том кони сквозь бурю и смерть ¹²⁷³⁰ Несутся, как будто ладьи в водоверть. И палицы — словно листва в листопад, Как ливень, они по шеломам стучат. Сраженье все яростней, все горячей... Так рать против рати сражалась семь дней. Восьмой наступил, и властитель держав, Венец свой кеянский сияющий сняв, Смиренно склонясь пред всевышним Творцом, Молитву сперва сотворил, а потом Простерся, и хлынули слезы рекой. ¹²⁷⁴⁰ Воззвал он к Творцу: «Вседержитель благой! О Ты, Кем земля создана и вода! Над скопищем дивов, лишенных стыда, Даруй мне победу, даруй торжество, Престола Ты блеск обнови моего!» И после, в шелом боевой облачась, Он к славной дружине вернулся. Тотчас Клич грянул, и стала труба рокотать, Громадою двинулась грозная рать. В литавры забить повелел Кей-Кавус. ¹²⁷⁵⁰ Возглавили войско Гив храбрый и Тус. За ними — Гудерз, и Роххам, и Горгин, Зенге, Шаворана воинственный сын [369] , И вепрю подобный, подобный грозе, С орлами на стяге летит Горазе [370] . Бехрам благородный, и витязь Хоррад, Герой Гостехем, и Борзин, и Ферхад На поле сраженья опять понеслись, Победы, отмщенья искать понеслись. Ростем вражьих войск середину прорвал; ¹²⁷⁶⁰ Он кровью без устали прах омывал. Гудерз, сын Гошвада, на правом крыле Сражался, горой возвышаясь в седле. И влево свой грозный удар устремив, Как волк средь отары, свирепствовал Гив. Уж меркнут лучи, потемнел небосвод, А крови река все течет и течет, След жалости с лиц разъяренных исчез, И палицы бьют, словно ливень с небес. Тел столько, что поле горой поднялось ¹²⁷⁷⁰ И травы пропитаны кровью насквозь. Кимвалов и труб оглушительный рев; Пыль солнце укутала в черный покров. С дружиной Могучий помчался туда, Где лютая вражья теснилась орда. Царь битву с Ростемом решился принять, И поля борьбы не покинула рать. Вослед за властителем дивы, слоны В бой ринулись, неукротимы, грозны. Бойцы булавы и мечи занесли. ¹²⁷⁸⁰ Две рати слились в непроглядной пыли. Могучий, к Создателю мира воззвав, Стальное копье копьеносцу отдав, Взмахнул булавой, ярым гневом палим, И степь огласил грозным кличем своим. Так грозно взревел сокрушитель вождей, Что слон обомлел, задрожал чародей. Разит он, горой громоздя колдунов, И валятся хоботы мощных слонов. Взял снова копье, снова поднял он щит, ¹²⁷⁹⁰ К властителю Мазендерана летит. И царь чародеев с могучим бойцом Столкнулся, и оба взревели, что гром. Увидел колдун исполина копье, И разом утратил бесстрашье свое. А в сердце героя — сжигающий гнев, Он рев испустил, словно яростный лев, Огромным копьем он врага поразил, Пробил ему панцирь и тело пронзил. Но тут на глазах удивленных людей ¹²⁸⁰⁰ Скалой обернулся, колдун-лиходей. И витязь на тот неподвижный гранит С копьем на плече в изумленьи глядит. Туда Кей-Кавус подоспел в этот час С бойцами, с кимвалом, со стягом примчась. Сказал он: «Ужели, о славный герой, Кровавый еще не окончился бой!» Ответ был: «Далась нам победа с трудом, Но был я счастливой звездою ведом, Столкнулся я с мазендеранским главой, ¹²⁸¹⁰ Который грозил мне своей булавой. И тут же, поводья отдав скакуну, Копье свое в грудь я вонзил колдуну. Пробил я кольчугу и думал: вот-вот Он вниз головою с седла упадет. А он в этот миг обернулся скалой — Избегнуть надеется участи злой. В наш стан боевой мы потащим его. Уж тут не поможет ему колдовство». И глыбу владыка велел поскорей ¹²⁸²⁰ Нести на стоянку иранских мужей. Сперва попытались скалу приподнять Бойцы-силачи, возглавлявшие рать. Однако не сдвинулась с места скала, Что мазендеранцу защитой была. Вмешаться Ростему пришлось самому, Недолго пришлось повозиться ему, Скалу приподнял он единым рывком, Стоит в изумленьи дружина кругом. Взвалил он на плечи тяжелый гранит, ¹²⁸³⁰ И вслед ему гул восхищенья летит. Восславлен бойцами небесный Творец, Алмазами, златом осыпан храбрец. Он глыбу пред ставкой владыки царей Иранцам вручил и сокрытому в ней Промолвил: «Нечистый колдун, покажись, От чар и заклятий своих откажись! Не то искрошу я гранитный твой дом Тяжелой секирой и острым клинком». Услышал и вышел он, тучи темней, ¹²⁸⁴⁰ В шеломе и панцире богатырей. Ростем его за руку тотчас схватил, С презрительным смехом к царю потащил И молвил: «Скалу приволок я: сдалась, Тяжелой секиры моей устрашась». Взглянул на врага Кей-Кавус и не счел Такого достойным воссесть на престол. Он был долговяз и лицом непригож, Клыками и шеей на вепря похож. Шах вспомнил о муках былых, омрачась; ¹²⁸⁵⁰ Страдала душа, грудь от вздохов рвалась. Он взяться велел палачам за клинки, Велел он врага разрубить на куски. За бороду витязь схватил сгоряча Урода и отдал во власть палача. Исполнили волю владыки земли — На части того колдуна рассекли. И после приказ был владыкою дан Посланцам помчаться во вражеский стан. Доставили много коней и клинков, ¹²⁸⁶⁰ Оружья, престолов, венцов, кушаков, И груды сокровищ сложили горой, И мимо идет за героем герой, И каждому дар по заслугам несут, Тем больше даря, чем тяжеле был труд. И самым свирепым из дивов — таким, Чьей злобою лютой народ был тесним, С плеч голову тут же спешили снести, Презренные бросив тела на пути; Затем, удалившись, Подателю сил ¹²⁸⁷⁰ Смиренно владыка мольбы возносил: «Тобой, Вседержитель, благой Судия, Дарована знаю победа сия. Ты власти моей колдунов покорил Мне юное счастье Ты вновь подарил». Творцу всеблагому небес и земли Семь дней он молился, простертый в пыли. Затем он сокровищниц двери открыл И каждого в меру нужды одарил. Семь дней это было заботой его, ¹²⁸⁸⁰ И каждый был взыскан щедротой его. Затем отдохнуть властелин пожелал Потребовал кубков, вина, словно лал. Неделю провел он, пируя, в венце, В блистающем мазендеранском дворце. Воссев на престол, Кей-Кавус-властелин Промолвил Ростему: «О муж-исполин, Воитель, исполненный сказочных сил! Ты всюду великую доблесть явил, Престол ты вернул мне, вернул мне Иран — ¹²⁸⁹⁰ Да будет весельем твой дух осиян!» Ответил Могучий на царскую речь: «Знай, можно из каждого пользу извлечь. К победе Авлад помогал мне идти — Мой верный вожатый на трудном пути. В награду он требует Мазендеран, Был мною подобный обет ему дан. Его наградить бы дарами сейчас, Печатью скрепить бы державный указ. Страну бы ему во владенье отдать, ¹²⁹⁰⁰ Дабы почитала отважного знать». Когда миродержец ту речь услыхал, Он руку к груди в знак согласья прижал. Мужей родовитых созвал он и сам Про доблесть Авлада поведал мужам, Авладу пожаловал царский венец, И в Парс ускакал, в родовой свой дворец.

367

Горгин (т. е. «волчий») — иранский витязь, отец Милада. С его именем связано название территории Горган. «чей родитель Азад» — в переводе отражается оригинал: бе горгин-е азадеган, т. е. Горгин потомок (из рода) Азаде (или Азада), но на соответствующего предка нет указаний источников. Возможно иное толкование, тем более, что калькуттский текст дает сочетание этих слов с союзом «и», тогда вся фраза может быть переведена следующим образом — «Горгин и (другие) «благородные»!.

368

В подлиннике игра слов: ке джуйа бодаш нам о джуйанде буд, т. е. «имя его было Джуя (ищущий) и он был ищущим (джуйанде) имени (т. е. славы)».

369

Зенге — сын Шаворана (брат Ревниза) — иранский витязь времен Кей-Кавуса и Кей-Хосрова.

370

В подлиннике непереводимая игра слов (повтор): Горазе и гораз (вепрь, кабан). В виде исключения в стихе 13603 встречаем Гораз как имя собственное.

С орлами на стяге... — в тексте Вуллерса и вариантах — дерафши бар афрахте хашт баз и перевод этой фразы правилен. Но на наш взгляд, десь возможна графическая ошибка, закрепленная поколениями переписчиков (написание вм. т. е. баз вм. йаз). Йаз — это мера длины, примерно шаг, фут. В таком случае, стих надо переводить: «стяг возвышался на восемь футов» (т. е. Горазе с огромным восьмиметровым знаменем).

(У составителя примечаний, по-видимому были сложности с английской системой мер, шаг ближе к ярду(91,44 см), а лучше сразу ко всем понятному метру, но никак не к футу(30,48 см). Всё таки восемь футов и восемь метров это очень даже неравнозначные величины. — ithis.)