Шакалы
Шрифт:
– Спасибо, Борис Андреевич, но разговор с Гуровым, похоже, бессмыслен, вчера тяжело ранили его сотрудника, человек жив, но после выстрела полковник на переговоры не пойдет, он мне не друг, но я его знаю, – сказал Фокин.
– Черт знает, сколько времени потеряли! – Юдин поднялся. – Сначала вы в него стреляете, затем собираетесь разговаривать.
– Не в него, в приятеля, – поправил Барчук.
– Финансовые дела решайте наедине. А что вы собираетесь делать с Гуровым – понятия не имею. Нашли с кем связываться! – Юдин кивнул и вышел.
Гурову
– Лев Иванович, здравствуйте, Юдин беспокоит. Ты ненароком больно двум сильным мира сего ноги отдавил.
– Здравствуй, Борис Андреевич, ты меня знаешь, я больно никому умышленно не сделаю, – ответил Гуров. – Коли ты прав, я сожалею, может, заскочишь ко мне на чашку чая, потолкуем.
– Я знаю твои чашки и заварку.
– Обижаешь, я давно остепенился, даже Станислав признает.
– Ну если сам Станислав признает, тогда слов нет, еду.
Юдин рассказал Гурову почти все, опустив некоторые детали.
– Барчук – фигура известная, а Фокин – личность загадочная, однако в криминальном мире далеко не новая. Я кое-что слышал о нем. Это, как правило, люди умные и способные, порой крайне опасные. Пойдем, мне необходимо мою мадам встретить.
Когда они сели в машину, Гуров сказал:
– Полагаю, моя квартира и телефон прослушиваются.
– Так что же ты раньше молчал? – возмутился Юдин.
– А чего ты сказал? Они и пригласили тебя, чтобы ты мне их разговор передал. Чудной ты, Борис, финансист, а дурак. Ты же им при этом разговоре на фиг не был нужен. Тебя и пригласили как моего давнего друга.
– Ты когда женишься?
– Хоть завтра.
– Так за чем дело стало, замужняя или не любит тебя? – удивился Юдин.
– Холостая и любит, а замуж не пойдет.
– А ты спрашивал?
– Нет, но я и так знаю.
– Ты слишком много знаешь.
– Боря, у меня есть и другие недостатки. – Гуров, как всегда, резко сменил тему разговора. – Значит, Фокин. Значит, его человек увез Юлию и ранил Геннадия, то-то я смотрю, почерк незнакомый. Не контрразведка, не Управление охраны и совсем уж не уголовнички. Похоже, Фокин собственную команду собрал, таких опасаться следует. Откуда он людей взял? «Афганцы» либо ребята из Чечни, уж больно он безрассудно выстрелил, умело, на бегу из-под руки с двадцати метров в человека попасть – уметь надо. А может, из наших или гэбэшников набрали, сейчас много умельцев, найти нетрудно. Так что же хочет этот Фокин?
– Понимаешь, они при мне финансовый разговор начали, думаю, для отвода глаз, о таких вещах в присутствии третьего не говорят. Считаю, их ты интересуешь, они войны с тобой не хотят, а я заявил, раз твоего парня ранили, говорить с Гуровым бесполезно.
– Дурак… Извини, говорить всегда полезно, однако слов назад не возьмешь.
Юдин вышел в конце Поварской, сказал, мол, прогуляться хочет, а Гуров поехал в театр за Марией. Женщины виделись вчера, и разговор их очень Гурова интересовал,
Мария уселась рядом, подоткнула свою серебристую шубку и категорически заявила, что пельмени и яичница с колбасой ей осточертели, она желает котлеты «по-киевски», салат из крабов и огромную рюмку коньяка. И все это желает немедленно, а ресторан Дома кино рядом.
– А откуда тебе, родная, известно, что у меня такие деньги имеются? – поинтересовался Гуров.
– Горстков – миллиардер, обязан выдать тебе на оперативные расходы.
– Полагаешь? – Гуров глянул насмешливо. – В этом ресторане все будут к тебе приставать, подсаживаться за наш столик…
– Как раз в этом ресторане ко мне никто не будет приставать, я же не с киношником сижу, с посторонним, – перебила Мария. – Может, у меня любовь, я замуж собираюсь?
– А ты действительно собираешься?
– Чтобы получить ответ на столь бестактный вопрос, необходимо как минимум сделать предложение.
– Тоже верно, – ответил Гуров и припарковался у ресторана.
Зал был уютный, небольшой, многие столики отгорожены друг от друга барьерами, получались и не отдельные кабины, но создавался определенный уют. Но что самое главное, в ресторане негромкая музыка и было мало народа.
Мария пошепталась с официанткой, наградившей Гурова оценивающим взглядом, их усадили за столик на две персоны, отгороженный от зала колонной. После чего Мария, не глядя в меню, сделала заказ, уперлась локтем в стол, оперлась подбородком на ладошку и долго смотрела на Гурова. Он молчал, закурил, мельком оглядел зал; почему-то сыщику казалось, что актерский ресторан должен быть большим, многоголосым и пьяным.
– Разочарован? – улыбнулась Мария. – В отдельные дни здесь случается шумно и пьяно, порой доходит до драк, редко. Итак, с чего начинает агент свой доклад?
– Ты моя любимая женщина, постарайся не говорить глупостей, рассказывай все по порядку: как встретились, в каком Юлия находилась состоянии?
– В крайне угнетенном. И в Париже, и в какой-то загородной вилле под Москвой ей сделали внутривенный укол, после чего она короткий промежуток времени находилась в состоянии эйфории, затем следовал упадок сил. Какой-то мужчина ее убеждал: если она не будет послушной девочкой, ее превратят в наркоманку. И чтобы она не вздумала рассказывать о происшедшем кому-либо, иначе ее попросту убьют.
– Она не говорила, что и раньше баловалась наркотиками? – спросил Гуров.
– Нет, но я подумала, что-то было, скрывает.
– Я нашел в ее сейфе иглу от шприца. Юлия уже заражена, ее необходимо срочно спасать. Она не говорила, где собирается провести сегодняшний вечер?
– Неопределенно, мол, будет чувствовать себя хорошо – пойдет с Алентовым в консерваторию, плохо – так проведет вечер дома.
Официантка принесла заказ, они начали разговор о театре, когда женщина отошла, Гуров сказал: