Шакалы
Шрифт:
– Давай тогда и взятки начнем брать, кругом берут, мы должны соответствовать.
– Теоретически ты прав, практически нас жизнь заставляет по краю идти или увольняться. Мы пробовали, не выходит, кто-то должен драться, правила не мы определяем. Сам знаешь, за все отвечает старший, так что этот грех на моей совести, не на твоей.
– С совестью, Лев Иванович, положение херовое, я ее порой и отыскать не могу. Ты уж извини меня, но я сегодня на этого подонка посмотрел и не понял, чем я его лучше.
– Цель оправдывает средства? – спросил Гуров. – Общепринято, что не оправдывает, а жизнь
Сергей Витальевич Батулин сидел за столом в конспиративной квартире полковника Гурова и без видимого интереса разглядывал лежавшие перед ним фотографии, на которых был снят раненый Веткин, пистолет Макарова с глушителем, гильза и расплющенная пуля, изъятая из груди раненого.
– На ваше счастье, Батулин, мой парень остался жив, идет на поправку, иначе мы бы разговаривали не здесь, а в прокуратуре, откуда вас бы доставили прямиком в следственный изолятор, – спокойно произнес Гуров, собирая фотографии и укладывая их в конверт.
– Очень интересно, господин полковник. – Батулин делано зевнул. – Я с вами опытом в сыскном деле не равняюсь, но с десяток лет на оперативной работе отпахал и знаю, что является доказательством, а что нет. Историю вы мне рассказали душещипательную, только в толк не возьму, какое все происшедшее имеет отношение ко мне, майору Батулину. Если вы меня арестуете, доложат генерал-лейтенанту Коржанову, он мужик крутой, не любит, когда его людей незаслуженно обижают.
– Обязательно. – Гуров согласно кивнул. – Обижать незаслуженно воспрещается. Вы тут обмолвились о моем сыщицком опыте. Так вы полагаете, что опытный сыщик может задержать офицера Управления охраны на основании никчемных фотографий, не имея серьезных доказательств?
Батулин вздрогнул, взглянул на Гурова испытующе.
– А какие у вас могут иметься доказательства? Свидетели, что именно я стрелял в вашего парня? Вы не пойдете на организацию лжесвидетелей, которых наверняка разоблачат, привлекут к ответственности. А больше никаких доказательств и в природе не существует.
– Уверены? – Из голоса Гурова исчезла мягкость, он заговорил другим тоном. – Случается, что преступник оставляет на оружии свои отпечатки.
– В прошлом веке, сегодня даже пацаны не оставляют отпечатков.
– Тем более странно, что на пистолете, из которого был тяжело ранен человек, обнаружены ваши пальцевые отпечатки.
– Брехня, раз вы так много знаете, не для протокола скажу, я был в перчатках.
– Сожалею, майор, но заключение экспертизы посильнее ваших слов, даже если они сказаны не для протокола. – Гуров заставил себя улыбнуться и положил перед Батулиным копию заключения эксперта.
Сыщику не нравился Батулин и то, как складывался разговор. Гуров изначально не собирался передавать документы в прокуратуру, нацелился на вербовку. Он знал: майор близок с таинственным бывшим гэбистом Фокиным, сам Батулин не мог быть центральной фигурой заговора, а Фокин очень подходил для такой роли. Не бывший партийный чиновник, жаждущий руководить и ни черта не понимающий в существе оперативной работы, а профессионал,
Фокин крайне опасен и интересен, Батулин его правая рука, такому агенту цены нет. Гуров соткал сеть прочную, мог вынудить майора к сотрудничеству, но сыщик терпеть не мог вербовать под угрозой ареста. Он как-то сказал, что агент, работающий под прессом страха, – это хищник, которого ты крепко держишь за хвост, а он только и думает, как вырваться и вцепиться дрессировщику в горло.
И Гуров искал пути сближения с майором, хоть какой-нибудь человеческой общности.
– Этого не может быть. – Батулин несколько раз прочитал документ, бросил на стол.
– Сергей Витальевич, в жизни случаются вещи совершенно невероятные, – мягко, с легким сожалением в голосе произнес Гуров. – Стреляли вы в перчатках, а за час до этого в рассеянности взяли пистолет в руки. Вы живой человек, и ничто человеческое вам не чуждо. Любой профессионал порой совершает грубейшие ошибки, к сожалению, знаю это на собственном опыте.
– Не подслащивайте пилюлю, Лев Иванович, я не ребенок. Ради того, чтобы посадить меня в тюрьму, вы бы не устраивали такое представление, да и разговаривали бы со мной прямо в прокуратуре либо в кабинете министра. А вы сняли меня тихо с улицы, привезли на конспиративную квартиру. Значит, вы собираетесь меня вербовать. – Батулин передернул плечом.
– Я терпеть не могу этого слова, – миролюбиво сказал Гуров. – В жизни каждого оперативника порой складывается ситуация, когда ему выгодно оказать помощь вчерашнему врагу. Как говорят французы, се ля ви. Предлагаю сотрудничество, обоюдовыгодное, непродолжительное, но честное, без подлянок и попыток оторвать мне голову.
– Ясно, честное сотрудничество, но удавка будет в вашей руке, – язвительно ответил Батулин.
– Простите, Сергей Витальевич, но это вы, а не я увезли из Шереметьева Юлию Горсткову и кололи девочке наркотик. Вы, а не я стреляли в офицера милиции и лишь случайно не убили его. Я вам предлагаю равное сотрудничество, но определенные преимущества я имею по праву.
– Значит, вас интересует история с Юлией Горстковой, – задумчиво произнес Батулин.
– Не стану кривить душой, Сергей Витальевич, меня многое интересует из того, что ты знаешь, – незаметно переходя на «ты», сказал Гуров. – Меня Фокин очень интересует, кстати, посоветуйся с Семеном Петровичем, он высококлассный агентурист.
Гуров видел, как при упоминании Фокина у Батулина дернулась жилка на виске, но сыщик продолжал спокойно, ровным голосом:
– Я не собираюсь тебя, Сергей Витальевич, учить, каждый волен выбирать себе партнеров. Однако предупреждаю, Фокин тебя подставит, как шахматную фигуру, в зависимости от позиции. Он политик, а в политике существует лишь один закон – стремление выиграть, на жертвы никто внимания не обращает. Я не стремлюсь поссорить тебя с шефом, лишь обращаю твое внимание на его суть.